оззвания Гермогена и говорили, что люди читают их со слезами и чают вернуться в Москву. Люди укрепились в своей верности царю Василию.
30
Гагарин сказал правду: у тушинцев были все основания для тревоги. Юный князь Михаил Скопин-Шуйский, назначенный царём Василием главным воеводою, сумел в срок сравнительно короткий убедить шведского короля Карла и его воевод оказать помощь России и начать вместе с русским войском поход против ляхов и мятежников. Дело это было нелёгкое. Молодому воеводе надо было ополчить на врага всю Северо-Западную Русь, чтобы у шведов не сложилось впечатления о слабосильности русского войска и силе ляхов и мятежников.
Крамольники между тем не дремали. Они настроили против воеводы Скопина-Шуйского псковитян и часть новгородцев. С немногочисленной дружиной князь Михаил вышел к Ивангороду, но в Орешке против него выставил свою дружину предатель Михайла Салтыков, объявивший себя «наместником Димитрия». К счастью, новгородцы вняли убеждениям митрополита Исидора, одумались и, позвав воеводу Скопина к себе, поклялись в церкви Святой Софии умереть за царя Василия, как предки их умирали за Ярослава Великого.
Но и Лжедимитрий тем временем тоже не дремал. Он выслал к берегам Ильменя своего воеводу Керносицкого с ляхами. Новгородцам предстояла схватка в поле с приближающимся противником. Но судьба решила иначе. Тайные коварники пустили злую клевету. Беде способствовал и горячий нрав юного воеводы. На этот раз жертвой клеветы стал мужественный воевода Михайла Татищев. Он сам вызвался вести свой отряд в опасный поход к Бронницам, осиному гнезду мятежников. Чтобы остановить его, крамольники обвинили в измене. А князь Скопин вместо того, чтобы учинить праведный суд и выслушать самого Татищева, сообщил о доносе собравшейся толпе, и Татищев был мгновенно растерзан. Князь поздно понял свою ошибку. И возможно, на эту ошибку его отчасти спровоцировал сам Татищев своей резкой запальчивостью. Как подозревать в измене его, столь честно и прямо обличавшего Гришку Отрепьева (он же и убил его)! Возмутившись его резкостью, князь Скопин и сообщил о доносе толпе.
И ни один из них не подумал, что они окружены коварниками, что требуется величайшая осмотрительность во всём, что донос сочинили крамольники в стремлении столкнуть их лбами и, главное, изгубить ненавистного всеми мятежниками убийцу «Димитрия».
А в итоге был сорван поход на Бронницы. То-то ликовали мятежники!..
Ликование тушинцев было, однако, кратковременным. Воровскую столицу весь год лихорадили смуты и бунты. К весне взбунтовались отряды, разосланные по сёлам для сбора припасов. Мятежники сами выбрали себе полковников, припасы собирали для себя, а в Тушино не хотели возвращаться. Для усмирения бунтовщиков тушинцы должны были выслать уже не отряды, а роты, но действия их были малоуспешными. Положение тушинцев осложнялось ещё и тем, что силы их были раздроблены. Значительная часть их ушла к Новгороду (с тем, чтобы оттянуть ратников у Скопина-Шуйского), другая осаждала Троице-Сергиеву лавру.
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
1
Осада Сергиевой лавры поляками — трагическая страница в русской истории и одновременно целая серия загадок, одни из которых придётся разгадывать и Гермогену.
Прежде всего, чем была вызвана эта осада?
Троицкая лавра святого Сергия находилась в шестидесяти четырёх вёрстах от Москвы. Заняв Лавру, можно было пресечь сообщение Москвы с севером и востоком России, отрезав от Москвы Вологду, Владимир, Пермь, земли нижегородские, казанские, сибирские, откуда шли на помощь столице военные дружины. Важно было также не отдать Скопину-Шуйскому этот монастырь-крепость и помешать ему пойти на помощь Москве.
Далее. В крепости можно было выдержать длительную осаду. Монастырь был ограждён стеною в четыре метра высоты и в три сажени толщины. Занимал монастырь значительное пространство — шестьсот сорок две сажени. Монастырь был защищён башнями, острогом и глубоким рвом, не говоря уже о густых лесах вокруг него.
И наконец, Лавра, богатая казной, множеством золотых и серебряных сосудов, драгоценных каменьев, образов, крестов, была предметом воровских вожделений ляхов.
Однако для нападения на Лавру нужен был ещё и какой-никакой предлог, ибо ляхи были клевретами «Димитрия», якобы «сына» царя истинно православного, почитавшего монастыри, — Ивана Грозного. Это он обезопасил Лавру, окружив её каменной оградой.
И предлог для набегов на Лавру нашёлся. Дело в том, что царь Василий успел предусмотрительно занять Лавру дружинами детей боярских, стрельцов и верных ему казаков. И даже иноков вооружили доспехами, кои они надевали поверх рясы, и мечами. Они выходили вместе с воинами, нападали на разъезды противника, прикрывали царские обозы, ловили лазутчиков. Они же и увещевали мятежников и мирян, отнимая воинов у самозванца, умножая число сподвижников Лавры.
Это ли не основание для гнева ляхов и доводов в пользу войны с монахами? Самозванцу они сказали:
— Доколе свирепствовать против нас сим кровожадным вранам, гнездящимся в их каменном гробе? Города многолюдные и целые области уже твои. Шуйский бежал от тебя с войском, а чернецы ведут дерзкую войну с тобою! Рассыплем их прах и жилище!
Дальнейшая история такова. Пётр Сапега и Лисовский вместе с другими знатными панами привели под стены Лавры тридцать тысяч ляхов, казаков и русских изменников. Увидев неприятеля, жители монастырских слобод сожгли их и поспешили в Лавру. Предвидя упорное сопротивление, польские воеводы обратились к осадным воеводам Лавры князю Долгорукову-Роще и дворянину Голохвостову с увещевательным воззванием:
«Покоритесь Димитрию, истинному царю вашему и нашему, который не только сильнее, но и милостивее лжецаря Шуйского, имея чем жаловать верных, ибо владеет уже едва ли не всем государством, стеснив своего злодея в Москве осаждённой. Если мирно сдадитесь, то будете наместниками Троицкого града и владетелями многих сел богатых; в случае бесполезного упорства падут ваши головы».
Одновременно ляхи послали письменный «наказ» архимандриту и монахам:
«Вы, беззаконники, презрели жалованье, милость и ласку царя Ивана Васильевича, забыли сына его, а князю Василию Шуйскому доброхотствуете и учите в городе Троицком воинство и народ весь стоять против государя царя Димитрия Ивановича и его позорить и псовать неподобно, и царицу Марину Юрьевну, также и нас. И мы тебе, архимандрит Иоасаф, свидетельствуем и пишем словом царским, запрети попам и прочим монахам, чтоб они не учили воинства не покоряться царю Димитрию».
В ответ на эти грамоты Сапеги, в ответ на запугивание и одновременно обещание наград осаждённые отвечали: «Да ведает ваше тёмное державство, что напрасно прельщаете Христово стадо, православных христиан. Какая польза человеку возлюбить тьму больше света и преложить ложь на истину: как же нам оставить вечную святую истинную свою православную христианскую веру греческого закона и покориться новым еретическим законам, которые прокляты четырьмя вселенскими патриархами? Или какое приобретение оставить нам своего православного государя царя и покориться ложному врагу и вам, латыне иноверной?»
Оставались две возможности одолеть Лавру: измена и разрушение ограды. Не скупясь на подкуп изменников, поляки засылали лазутчиков и методически бомбили из пушек каменную стену. Но ядра шестидесяти трёх пушек, производя грохот, не причиняли крепости значительного урона: сыпались кирпичи, образовывались маленькие отверстия, кои вскоре заделывались защитниками Лавры. Подкуп также не имел успеха (об этом будет особый рассказ). И тогда поляки решились на третий способ одоления Лавры, который потребовал бы более значительных жертв и сил: штурм Лавры.
Вечно пьяный Пётр Сапега решил воодушевить своих воинов по-своему: закатил пир, который длился с утра до вечера, а в сумерки полки вышли к турам, заняли близлежащие дороги и ночью устремились к монастырской ограде с лестницами и щитами, подбадривая себя криками и музыкой. Но приступ был безуспешным. Защитники Лавры встретили ляхов залпом из пушек и пищалей, было много убитых и раненых. Ляхи бежали, оставив трофеи, но казаки и стрельцы, спустившись со стены на верёвках, напали на остатки осаждавших, не оставив в живых ни одного ляха.
Менее удачной была вылазка воевод охранных отрядов Лавры: в жестокой сече полегли многие воины. И, гордясь этим временным успехом как победой, ляхи приступили к делу тайному и коварному: подкопу святой обители. Защитники Лавры проникли в их замыслы. Начались схватки с неприятелем. Успех был переменным, но преимущества были на стороне поляков: они приблизили свои окопы к стенам крепости и не пускали осаждённых к ближайшим прудам за водой.
Недостаток пищи и воды породил болезни и уныние среди осаждённых. Появились первые изменники, бежавшие к противнику. Но сколько-либо заметного следствия это не имело. Тем более что неприятель вскоре потерпел значительный урон в силе: пятьсот донских казаков во главе с атаманом Епифанцем покинули Сапегу, устыдились воевать против защитников святой обители.
Между тем иноки вскоре заметили, что неприятель действует больше хитростью, нежели храбростью. Показывая пример личного мужества, иноки вместе с дворянами и селянами успешно нападали на вражеские заставы и бойницы. И, вновь уповая на хитрость, Сапега и Лисовский послали к стенам обители несколько дружин, чтобы выманить осаждённых. И они вначале попались на хитрость, погнали дружины от монастыря, но, к счастью, монастырский колокол известил их об опасности: в засаде была неприятельская конница. Иноки вернулись назад, захватив пленных. Монастырские бойницы и личное мужество принесли инокам победу.
Между тем холодная зима сковывала действия поляков, но не мешала привычным к морозам русским проявлять чудеса храбрости. Простой селянин Суета действовал как воевода, увлекая других примером чудесной доблести, по словам очевидцев, превратил вражескую дружину в гору трупов. Слуга по имени Пимен ранил в висок Лисовского, а воин Павлов убил знатного ляха князя Горского. Это лишь единичные примеры из великого множества. Хорошо сказал летописец: «Святой Сергий