Остается последний вопрос о том, можно ли воронежский скифский остров, удаленный от основной территории царских скифов, по крайней мере на 10 дней пути, и отделенный от них землями скифов-кочевников и савроматов (за Танаисом), считать частью царских скифов и сближать с той заметкой Геродота, где говорится о скифах, отделившихся от царских (§ 22)? На помощь нам приходит известный серебряный сосуд с изображениями скифов (Частые курганы близ Воронежа), многократно изучавшийся и издававшийся. Только в 1970 г. сюжет, вычеканенный греческим торевтом, получил убедительное и исторически важное истолкование. Д. С. Раевский доказал, что на сосуде изображена главная часть генеалогической легенды о сыновьях Геракла, рассказанной Геродотом в §§ 8-10[96]. На фризе серебряного ритуального сосуда, сопровождавшего в могилу знатного скифа, изображено испытание сыновей Геракла — Агафирса, Гелона и Скифа — отцовским луком. Здесь нет самого состязания, но показаны три пары фигур, из которых особенно интересна одна пара: юному безбородому воину его собеседник протягивает лук. Как известно, двое старших братьев не смогли натянуть лук Геракла и поэтому не получили права на отцовское царство на Нижнем Днепре. Победил младший брат — Скиф, натянувший лук и получивший царство; Агафирс и Гелон были изгнаны их матерью.
Расшифровка Д. С. Раевского важна для нас тем, что утверждает за воронежскими скифами IV в. бытование у них древней легенды, сложившейся именно в среде царских скифов Нижнего Днепра. Поэтому вполне обоснованным будет предположение, что обособленный воронежский район скифской культуры и является местом обитания тех «других скифов, которые прибыли в эту местность по отделении от царственных». Поселились они действительно рядом с меланхленами, удаленными от Черного моря на 20 дней пути. При перечислении народов от моря в глубь страны писатель должен сначала упомянуть отделившихся скифов, а затем уже более далеких меланхленов, живущих восточнее и севернее их на краю пустыни. Так и следует понимать конец § 20.
Почти бесспорным доказательством тождества «отделившихся скифов» со скифами Среднего Дона является начало § 23, прямо продолжающее заметку об «отделившихся»:
«До владения этих скифов вся упомянутая выше страна представляет равнину с толстым слоем чернозема. Начиная же отсюда земля уже твердая как камень и неровная. После долгого перехода по этой каменистой области придешь в страну, где у подножья высоких гор обитают люди…»
Горы эти исследователями единодушно отождествляются с Уралом; следовательно, предполагается движение в восточном направлении. На восток от Дона действительно идут псаммофитные степи и полупустыни, тянущиеся и далее за Волгу. Геродот очень точно отметил, что область отделившихся скифов является восточной окраиной черноземных пространств, пригодных, добавим, для древнего земледелия. Восточнее Дона в древности и в средние века земледелием почти не занимались. Если земля отделившихся скифов дает нам комплексное земледельческо-скотоводческое оседлое хозяйство[97], то обширная соседняя степная область меланхленов, так красочно описанная Геродотом, использовалась только для кочевого скотоводства, что и позволило историку назвать их образ жизни типично скифским, т. е. кочевническим.
Южными соседями и меланхленов, и воронежских скифов были савроматы, памятники которых встречены восточнее Северского Донца[98]. Савроматы занимали земли к востоку от Северского Донца и к югу от Нижнего Дона («за Танаисом»), проникая частично на Северный Кавказ и простираясь на восток за Волгу. Вопрос о размещении савроматов разобран мною выше в разделе «Реки Скифии» в связи с определением течения Танаиса.
Южные и западные соседи скифов (тавры, каллипиды, ала-зоны, агафирсы)
Тавры
ТАВРЫ. География крымских тавров достаточно подробно изучена по археологическим данным Х. И. Крис[99].
Таврские поселения VII–V вв. до н. э. тянулись от самой южной оконечности Крыма по юго-восточному побережью до Отуз, немного не доходя до Феодосии. Как мною уже установлено выше, Геродот очень точно измерил (очевидно, с моря) это таврское побережье протяжением в 130 км и сопоставил его с побережьем Тарентского залива от древнего Тарента до мыса Япигиона, также равным 130 км.
«За таврами опять живут скифы: частично далее на восток на морском побережье, а частью на западе Киммерийского Боспора и озера Меотиды до реки Танаиса…» (§ 99).
Все это, как уже говорилось, полностью подкрепляется археологическими данными о размещении тавров и скифов в Крыму и на Керченском полуострове. Тавры занимали обширный район гор и побережья, а скифы (царские) — степные пространства и часть побережья восточнее античной Феодосии. Постепенно происходит процесс ассимиляции туземного населения скифами[100].
Каллипиды. Алазоны
КАЛЛИПИДЫ. АЛАЗОНЫ. Первыми народами Скифии, которые Геродот начал перечислять, продвигаясь на север от Ольвии, были каллипиды (по переводу Б. Н. Гракова — «потомки доброконных») и алазоны, или ализоны[101].
«От торгового города борисфенитов, составляющего наиболее срединный пункт во всей приморской Скифии, первыми живут каллипиды, представляющие собой эллино-скифов. Выше их живет другой народ, именуемый алазонами. Как алазоны, так и каллипиды во всем ведут такой же образ жизни, как и скифы, но хлеб они сеют и употребляют в пищу, равно как лук, чеснок, чечевицу и просо…»
«…Народы эти (каллипиды, алазоны, пахари и невры) живут вдоль реки Гипаниса к западу от Борисфена» (§ 17).
Археологические памятники тех степей, которые подступают к Ольвии к западу от Днепра, немногочисленны. Оседлые поселения земледельцев в этих краях обнаружены близ моря, по берегам лиманов и в самых низовьях Днепра. Границу земледельческих поселений VI–V вв. на Нижнем Днепре И. В. Яценко определяет примерно около Каховки, «значительно южнее Никополя»[102], т. е. на расстоянии около 100 км от устья Борисфена. Граница между каллипидами и алазонами не определена Геродотом. Археология почти бессильна помочь здесь, т. к. в степях в удалении от моря памятников так же мало, как и в земле скифов-кочевников в Приазовье. Возможно, что, говоря о «скифском образе жизни», Геродот в большей степени имел в виду степных алазонов, чем земледельцев каллипидов, смешавшихся с приморскими греками.
По происхождению каллипиды могут быть потомками каких-либо кочевых конных племен киммерийского времени, частично осевших на землю после потери обширных днепровских пастбищ, занятых «храбрейшими и многочисленнейшими» царскими скифами.
Географически каллипиды размещались в срединной части «Исконной Скифии» и, очевидно, были покорены скифами в первую очередь. Западными прибрежными соседями каллипидов были тириты, жившие в устье Тиры. А. И. Мелюкова относит греко-фракийское по антропологическому облику население Днестровского лимана тоже к каллипидам[103], но, может быть, правильнее было бы следовать Геродоту:
«У устья Тиры живут эллины, которые называются тиритами» (§ 51).
Северная граница алазонов известна нам хорошо, это — речка Эксампай:
«Ручей этот протекает на границе скифов и алазонов… Тира и Гипанис сближаются своими излучинами в земле алазонов. Далее обе реки делают новые повороты и разделяющее их пространство становится все шире» (§ 52).
Таким местом сближения является примерно параллель 48° северной широты, идущая от Первомайска на Буге на запад через Балту к излому Днестра. Именно здесь кончаются алазонские степи и начинается лесостепь скифов-пахарей.
Труднее определить широтное протяжение земли алазонов. Предположительно можно говорить о кочевании их между Днестром и Ингулом или Ингульцом, за которыми уже начинались владения царских скифов. На западе алазонские кочевья должны были соприкасаться с тиритами и агафирсами.
Любопытно отметить, что в описании кампании 512 г. ни разу не упомянуты ни каллипиды, ни алазоны: они не участвуют в совещаниях, нет речи об их царях, они не упомянуты ни в составе скифских войск, ни в числе тех племен, которые пытались сохранить вооруженный нейтралитет. Это тем более странно, что персидские войска должны были проходить сквозь всю прибрежную территорию каллипидов. Очевидно, каллипиды и алазоны были полностью подчинены царским скифам и самостоятельного политического целого не представляли.
Агафирсы
АГАФИРСЫ. Несмотря на наличие у Геродота специальных записей о нравах агафирсов, об их участии в событиях 512 г. и о других агафирско-скифских отношениях, Геродот нигде не охарактеризовал географическое положение этого народа. У него есть только два попутных упоминания: то, что из земли агафирсов вытекает река Марис (Мареш), и то, что скифы граничат близ Дуная сначала с агафирсами, а потом с неврами (§§ 49, 100). Б. Н. Граков размещает агафирсов вдоль Днестра-Тиры[104], а А. П. Смирнов — в верховьях Мареша, за Прутом[105]. Думаю, что правильнее было бы объединить обе точки зрения и считать землей агафирсов пространство от Мариса до Тиры включительно и связывать с ними находящиеся здесь археологические памятники молдавской группы, идущие от Днестра далее на запад[106].
Геродот, очевидно, не отредактировал свои записи о юго-западной части Скифии и об агафирсах, т. к. у него ощущается двойственное отношение к понятию «скифского» применительно к этому району. Левые притоки Истра (Тиарант и Пората), очевидно, вытекают из прикарпатской земли агафирсов, т. к. Тиарант-Серет отстоит всего лишь на три дня пути от верховьев Мариса. А между тем и низовья Истра и эти притоки Геродот называет скифскими так, как если бы агафирсы обитали только за Карпатами, западнее Серета. Возможно, что Геродота смутила историческая справка о том, что «Исконная Скифия» начиналась непосредственно от дунайского устья. В результате агафирсам не нашлось места в этногеографическом описании Геродота, хотя сведения о конфликтах агафирских царей со скифами он получил в Ольвии от Тимна.
К сожалению, и археологи-скифоведы не уделили внимания проблеме агафирсов. Агафирсы оказались пасынками науки. Мы не найдем их имени ни на карте Б. Н. Гракова (1947), ни в археологическом тексте А. И. Тереножкина и В. А. Ильинской[107].
Некоторые основания сближать агафирсов со скифами заложены в геродотовой генеалогической легенде, где родоначальники обоих народов — родные братья, сыновья Геракла (§§ 8-10). Близость к фракийцам тоже отмечена Геродотом:
«По образу жизни агафирсы походят на фракийцев» (§ 104).
Мне думается, что скифо-фракийские взаимоотношения — это прежде всего проблема агафирсов, родичей скифов, воспринявших обычаи фракийцев.
Древности скифского времени занимают часть течения Днестра (вокруг Рыбницы), Прута, Серета и лишь немного не доходят до истоков Мареша. Памятники фракийского гальштата господствовали на Днестре до середины VII в., а с этого времени появляются скифские. Очевидно, в это время скифоидные агафирсы наслоились на местный фракийский (?) субстрат[108].
Мы рассмотрели степную половину того огромного археологического ареала, который устойчиво именуется скифской культурой. Ядром здесь оказалась территория царских скифов на Нижнем Днепре и прилегающих землях по направлению к морю и Меотиде и на Боспоре.
У этой земли, заполненной огромными курганами царей и вождей, было как бы два широких крыла кочевий, распростертых в обе стороны от Борисфена: пустынные кочевья алазонов на запад и такие же, не оставившие следов, кочевья скифов-номадов на восток от Днепра. За пределами этой компактной территории протяжением около 900 км и глубиной от моря 300–500 км находился обособленный скифский остров в лесостепи на Среднем Дону, отдаленный от скифских царских могил примерно еще на 500 км к северо-востоку.
У нас осталось нерассмотренным значительное пространство восточноевропейской лесостепи от Львова до Харькова и сопредельной с лесостепью части лесной зоны.
В запасе у нас осталось еще много геродотовских имен, прикрепление которых к тем или иным районам или сопоставление с теми или иными археологическими культурами вызывало и продолжает вызывать оживленные споры. Это будины, гелоны, скифы-пахари, скифы-земледельцы, невры, андрофаги, тиссагеты, йирки. Следует сказать, что для племен, затронутых скифской культурой, район поиска уже значительно сократился: на востоке предел предположительно поставлен «обособившимися скифами» и меланхленами.
Вести поиск земледельческих племен Геродота нужно (в рамках общего ареала археологических культур скифского облика) на запад от Среднего Дона и на север от рассмотренных уже областей разных кочевых скифских племен.
Земледельческая Скифия
ЗЕМЛЕДЕЛЬЧЕСКАЯ СКИФИЯ. Важнейшим, но и труднейшим вопросом географии геродотовой Скифии является правильное размещение «скифов-пахарей» и «скифов-земледельцев» в согласии как с текстом «Истории», так и с новейшим массовым археологическим материалом. То обстоятельство, что Геродот в разных местах своей книги употребил два синонимичных и вполне взаимозаменимых названия (ροτ ρες и γεωργοι), создало представление о двух разных, размещенных в разных местах народах.
Вторым препятствием к правильному пониманию ситуации явился такой географический ориентир, как «гилея» — «лес», «полесье», под которым почему-то всегда понимали (применительно ко всему обширному пространству Скифии) единственно только незначительную плавневую растительность в устье Днепра.
Третьим обстоятельством, смущающим исследователей, оказался археологический материал, который, впрочем, противоречил не словам Геродота, а ставшим привычными толкованиям этих слов. Чем успешнее работали археологи, чем определеннее вырисовывались контуры земледельческих культур скифского времени, тем больше противоречий обнаруживалось между новыми фактами и старой интерпретацией Геродота.
Что касается первого препятствия, то давно уже обращалось внимание на синонимичность терминов «аротеры» и «георгои», обозначавших «пашущие землю», которые вполне могли быть применены к одному и тому же народу[109].
Л. Нидерле, особо интересовавшийся Земледельческой Скифией как возможной частью прародины славян, полагал, что оба обозначения употреблены Геродотом по отношению к одному и тому же народу: «Видеть в них два разных племени крайне ошибочно». Нидерле объясняет появление двух наименований (аротеры и георгои) двумя разными источниками информации у Геродота: «Можно думать, что Геродот разделил единый народ лишь на основании двух разных свидетельств: в первый раз при перечне племен по Гипанису, а второй — по Борисфену, не противопоставляя эпитеты „георгои“ и „аротеры“ друг другу»[110]. Думаю, что Нидерле здесь безусловно прав. Новейший переводчик «Истории» Г. А. Стратановский, переводя 17-й и 18-й параграфы IV книги, в обоих случаях переводит ροτ ρες и γεωργοι одинаково словом «земледельцы»[111], устраняя тем самым дублировку.
Второе препятствие — «лес», «полесье» — частично уже рассмотрено мною выше в разделе о реках Скифии. Однако этот вопрос настолько важен, что его придется разобрать вновь и притом разобрать совершенно независимо от его предварительного решения, не опираясь на те выводы, которые были уже сделаны мною ранее.
Слово «гилея», означающее «лес», «роща», может быть как нарицательным, так и собственным, подобно русскому «полесью», «олешью». При переводах и пояснениях исследователи систематически принимали Гилею только как имя собственное, означающее небольшую лесистость близ устья Днепра, где и много сотен лет спустя после Геродота существовало так называемое Олешье, упоминаемое в русских летописях. Геродот в IV книге шесть раз в разном контексте употребляет слово «гилея». Никто из исследователей не сомневался в том, что во всех шести случаях историк имел в виду одно и то же нижнеднепровское лесное урочище. В литературе мне неизвестны попытки анализа всех упоминаний гилей. Принималось как аксиома, что Гилея была только одна, и ее считали даже очень надежным географическим ориентиром, группируя вокруг нее другие данные и размещая народы и реки поблизости от Гилеи-Олешья, невзирая на противоречия и натяжки.
Вычленим из множества возникающих перед нами вопросов один, первоочередной: об одной ли гилее говорит Геродот во всех шести случаях?
Геродот пересказывает местный миф о Геракле, встретившем в Гилее деву-змею, родившую ему трех сыновей (в том числе и Скифа). Географических примет нет. Логически следует допустить, что миф должен был быть приурочен к «Исконной Скифии» как первичному местопребыванию скифов. Нет препятствий к отождествлению с нижнеднепровским Олешьем. Назовем условно эту гилею первой. (§ 9).
Гилея расположена за Борисфеном. На север от нее на большом пространстве живут «борисфениты», скифы-земледельцы. Так же условно назовем эту гилею второй. (§ 18).
Гилея находится на краю земли скифов-кочевников, живущих к востоку от упомянутых выше земледельцев. Т. к. этот параграф является прямым продолжением предыдущего, то и здесь необходимо подразумевать гилею вторую. (§ 19).
Река Пантикапа, отделяющая земледельцев от кочевников, протекает через гилею и, вышедши из лесного массива, впадает в Днепр. Угол между левым притоком и Днепром занимают скифы-земледельцы. Это несомненно гилея вторая. (§ 54).
Река Гипакирис впадает в Каркинитский залив Черного моря, «причем правою стороною ограничивает Гилею и так называемый Ахиллов Бег». Здесь очень точно указано местоположение Гилей западнее Каркинитского залива (название сохранилось до наших дней) и севернее Тендровской косы, т. е. имеется в виду нижнеднепровское Олешье. Гилея первая. (§ 55).
Со слов Тимна Геродот передает рассказ о смерти Анахарсиса, который решил устроить празднество в честь Матери Богов и с этой целью «удалился в так называемую Гилею, что подле Ахиллова Бега, всю покрытую лесом разной породы деревьев». Несомненно тождество с гилеей § 55, т. е. гилеей первой. (§ 76).
Теперь нам следует решить: насколько справедливо было условное деление сведений о гилее на две категории, не могли ли здесь быть ошибки, не являются ли все же нижнеднепровское Олешье и пантикапская гилея одним и тем же лесным урочищем?
Нижнеднепровское Олешье (Гилея в §§ 55 и 76) — это плавневые леса по левому берегу Днепра и в пойме среди многочисленных днепровских протоков от лимана до города Цюрупинска (быв. Алешки) напротив Херсона. Лес начинается от Соляных озер, упомянутых Геродотом (§ 53), и тянется километров на 20 полосою около 8 км. Это сравнительно небольшое лесное урочище было отметным потому, что вокруг него лежали песчаные полупустыни, значительные безводные пространства, описание которых есть у Страбона: Ахиллесов Бег — «низменный полуостров», «место хотя и лишенное растительности, но называемое „рощей“, посвященной Ахиллесу», «это песчаная отмель, где вода добывается рытьем колодцев»[112]. В северной части этого непривлекательного полуострова и находилась первая гилея, описание которой дано Дионом Хризостомом:
«В остальной части лимана берега болотисты и покрыты густым тростником и деревьями; даже в самом лимане видно много деревьев, издали похожих на мачты так, что неопытные корабельщики ошибаются, правя к ним как бы к кораблям»[113].
Заросшие растительностью плавни и отдельные ритуальные рощи — такова эта нижнеднепровская Гилея. Географическое положение ее не вызывает сомнений: она расположена на самом юго-западном краю земли царских скифов невдалеке от Ольвии и от земледельцев-каллипидов.
Сопоставим гилею первую с гилеей второй. У второй гилей (§§ 18, 19, 54) следующие отличительные признаки: во-первых, в связи с ней не упоминается Ахиллов Бег; во-вторых, через этот лесной массив протекает левый приток Днепра — Пантикапа. В-третьих, Гилея и Пантикапа находятся на рубеже лесостепи и степи и разграничивают скифов-земледельцев и скифов-кочевников; сразу за Пантикапой (а следовательно, и за гилеей, растущей по ее берегам) на восток идут на 500 км земли скифов-кочевников.
Обратимся к нижнеднепровскому Олешью. Никаких рек в Алешковских песках нет. В Днепр со стороны гилей (слева) не впадает ни одна река; на всем протяжении нижнего течения Днепра единственным левым притоком является маленькая речка Рогачик в 150 км от устья Днепра и в 130 км от Гилей. Поиск р. Пантикапы, проходящей сквозь нижнеднепровскую Гилею и впадающей в Днепр, дает бесспорный отрицательный результат[114].
Рассмотрим, в каком отношении друг к другу находятся Гилея (нижнеднепровская) и скифы-кочевники. Если бы гилея первая и гилея вторая были на самом деле одним и тем же лесом, то согласно § 19 сразу за ней на восток должны были начинаться земли скифов-кочевников. На самом же деле от той Гилеи, местоположение которой нам хорошо известно, от нижнеднепровской, на восток лежат земли царских скифов. Для того чтобы добраться до земель приазовских кочевников (за Молочной), нужно было пройти на восток 250 км, пересекая поперек всю землю скифов царственных. Это обстоятельство, никогда ранее не принимавшееся во внимание, я считаю самым убедительным доводом в пользу того, что Геродот писал о двух разных гилеях. Наша вторая, пантикапская гилея не может быть отождествлена с Гилеей-Олешьем. Из сказанного выше вытекает еще один важный вывод — вторую гилею Геродота следует искать где-то за пределами земель царских скифов, т. е. выше днепровских порогов.
Не обращало на себя внимание и то, что Геродот предусмотрительно предупреждал читателя о существовании другого леса, другой гилеи: упоминая в трех параграфах гилею пантикапскую и очертив ее достаточно подробно, Геродот в двух последующих случаях должен был по ходу дела говорить о другом лесном массиве. В первом случае (§ 55) он определил его нижнеднепровское местонахождение в процессе самого описания р. Гипакириса, протекавшей восточнее Гилеи и Ахиллова Бега. Во втором случае (§ 76) географическое положение Гилей из самого рассказа не явствовало, и Геродот, заботясь об устранении путаницы у его читателей, сделал очень важное для нас пояснение: «Гилея, что подле Ахиллова Бега» (§ 76).
Путаница все же возникла. Читатели XIX–XX вв. стремились сгруппировать все сведения вокруг одной-единственной нижнеднепровской Гилеи. В этом им сильно мешали скифы-земледельцы, которых очень трудно было уместить на нижнеднепровских песках и плавнях. Однако, как увидим, умещали и даже, вопреки многочисленным утверждениям Геродота о кочевом быте скифов, размещали земледельцев и кочевников «вперемежку»[115] или же объявляли каллипидские поселения скифо-земледельческими. К нашей основной задаче — поискам Земледельческой Скифии — мы можем подойти теперь, преодолев два указанных в начале препятствия: мы не обязаны во что бы то ни стало рассматривать скифов-пахарей и скифов-земледельцев как два разных, в разных местах обитавших народа. Мы совершенно не связаны в своем поиске нижнеднепровской Гилеей, т. к. скифы-земледельцы имели отношение не к ней, а к другой, пантикапской гилее, находившейся за пределами земли царских скифов[116].
Впервые археологические материалы для обрисовки Земледельческой Скифии были привлечены в широком масштабе А. А. Спицыным в 1918 г.[117]. Он выделил под этим названием лесостепные культуры правого и левого берегов Днепра. В 1951 г. к вопросу о скифах-пахарях подошел П. Д. Либеров, пришедший к выводу, что «основная территория скифов-пахарей лежала к западу от Днепра и по течению Южного Буга»[118].
Не имеет смысла излагать всю противоречивую историю развития представлений о земледельческих скифских племенах. Взглянем на состояние дела к 1970-м годам.
Б. Н. Граков в своей последней работе (1971 г.) далеко отошел от своих прежних взглядов (1947 г.), когда он расселял земледельцев от порогов до Сейма, и сильно сдвинул земледельческие племена на юг в низовья Буга и Ингульца. Скифы-пахари оказались у него в зоне ковыльных и типчаковых степей в области алазонов, а земледельцы тоже не выведены за пределы чистой степи и расселены вокруг курганной области Геррос[119]. Вся лесостепь отдана неврам и будинам. Концепция Гракова является шагом назад по сравнению с его же прежними взглядами: в тех степях, где он разместил земледельческие племена, нам неизвестны ни земледельческие поселения VI–V вв., ни античный импорт — эквивалент продававшегося хлеба.
Взгляды М. И. Артамонова, как мы видели, эволюционировали в обратном направлении: если Граков крайне утеснил земледельческие племена, то Артамонов, отказавшись от своего прежнего размещения пахарей от Карпат до Буга, а земледельцев — от устья Днепра до порогов, счел возможным в последней работе широко расселить эти же племена от Днестра до Дона: «Скифами-пахарями мы называем все оседлоземледельческое население лесостепной Скифии от Днестра до Дона, независимо от того, называл ли его этим именем Геродот или нет». Весьма странно звучит утверждение Артамонова, что «о среднеднепровских скифах Геродот не упоминает и даже, по-видимому, не знал об их существовании так же, как о скифах донских»[120].
А. И. Тереножкин и В. А. Ильинская в своей исторической карте (1971 г.) размещают скифов-пахарей от верховий Буга до Тясмина, а скифов-земледельцев — между Пслом и Донцом, отдавая обоим народам в совокупности почти всю лесостепь между Днестром и Северским Донцом[121]. Плюсом этой концепции является интуитивный отказ от размещения земледельцев близ устья Днепра. Однако следует еще раз напомнить, что данная концепция создана при помощи полного умолчания о гелонах-земледельцах; их вообще нет на этой исторической карте.
Как видим, путаница продолжает существовать, и каждая карта, каждая концепция совершенно исключает другие.
Общая тенденция скифологов, крупных знатоков археологического материала, состоит в стремлении как-то согласовать данные Геродота с необычайно расширившимся представлением о земледельческих культурах. К сожалению суммирование археологических новинок не сопровождается новым анализом данных Геродота. От него или беспричинно отрекались, или о нем умалчивали.
Нашей основой для сопоставления археологии с историей может быть только подробная карта древностей скифского времени, составленная А. И. Тереножкиным и В. А. Ильинской и несравненно более полезная, чем их историческая карта, упомянутая выше[122]. Важным выводом этих украинских ученых является не столько выявление отдельных локальных групп, сколько определение степени родственности и близости их между собой.
Среди лесостепных земледельческих памятников скифского времени особый интерес представляют четыре соседящие друг с другом группы, образующие единый культурный массив. Это группы: киевская (II)[123], восточноподольская (III), западноподольская на Правобережье Днепра и ворсклинская группа (VI) на левом берегу Днепра. Тереножкин и Ильинская отмечают значительную близость их между собой. Три правобережные группы отличаются тем, что киевская — поднепровская наиболее обширна и богата и в большей степени пронизана скифским степным влиянием[124]. По мере удаления на запад уменьшается как количество исследованных памятников, так и роль скифского воздействия[125]. Тереножкин и Ильинская устанавливают общее происхождение земледельческих групп от предшествующей чернолесской культуры X–VII вв. до н. э.[126].
Особый интерес представляет левобережная ворсклинская группа, «которая сложилась, очевидно, в результате миграции части населения из Правобережья в позднечернолесское время» (VIII в. до н. э.)[127]. Чернолесская культура охватывала Волынь, верхнюю половину Южного Буга и шла по рубежу степи и лесостепи до Днепра у устья Ворсклы, здесь она переходила на левый берег и доходила по Ворскле примерно до Ахтырки. Северный ее рубеж шел по Правобережью приблизительно на уровне устья Десны. Главное средоточие больших городищ находилось на Тясмине.
В целом перечисленные правобережные археологические группы скифского времени занимают лесостепь от Верхнего Днестра до Днепра включительно, а на левом берегу тянутся на две трети течения Ворсклы. В широтном направлении это составит около 400 км.
Киевская группа тянется вдоль Днепра от устья Тетерева до устья Ворсклы примерно на 380 км. Южная граница киевской и обеих подольских групп идет точно по границе лесостепи со степью, соприкасаясь в верховьях Ингула и Ингульца с царскими скифами. Северная граница интересующих нас земледельческих культур тоже идет довольно точно по северному рубежу лесостепи с борами и дубравами припятского Полесья. На всем пространстве правобережного комплекса мы видим полное соответствие его зоне лесостепи с сильным преобладанием широколиственных лесов. Точно такая же природная среда и на Ворскле: лесостепь с широколиственными дубравами.
Археологическими соседями лесостепного комплекса культур на севере были перемешанные между собой милоградская (подгорцевская) культура (XII группа) и недостаточно ясная волынская группа (V), довольно примитивная по своему облику. Забегая вперед, отмечу, что милоградскую культуру, идущую от истоков Южного Буга на северо-восток в междуречье Днепра и Десны, связывают с неврами[128]. Это мнение не вызвало возражений, и почти на всех картах Скифии невров помещают именно здесь, на юг от Припяти. Неврида прикрывала с севера правобережных земледельцев.
Западное пограничье не особенно выяснено. На востоке, за Днепром, в некотором отдалении от реки располагались другие лесостепные земледельческие группы, которые Тереножкин и Ильинская не включают в правобережное единство и рассматривают особо. Самая восточная из этих групп находится в верховьях Северского Донца[129].
Комплекс правобережных археологических групп, объединенных Тереножкиным и Ильинской под именем скифов-пахарей, представлен не только курганами (в том числе и богатыми «царскими»), но и поселениями, рядом огромных, хорошо укрепленных городищ вроде Пастырского, Трахтемировского, Шарповского, Севериновского, Немировского, Григоровского. Городищ больше всего вдоль Днепра от Киева до устья Тясмина (летописной Тисмени) и вдоль границы со степью; на северных пространствах таких укреплений нет. Городища укреплены валами, которые увенчивались в свое время деревянными стенами. Обычные размеры их около полутора километров в окружности, но есть и несравненно большие, как, например, Трахтемировское в излучине Днепра севернее устья Роси, периметр укреплений которого достигает 12 км.
На территории южной, тясминской половины приднепровской группы находится очень много более древних городищ, возникших еще в предскифское время. Городища чернолесской культуры меньше скифских: обычно они имеют 150–300 м в окружности, но есть и крупные, вроде самого Чернолесского, имеющего около 5 км в окружности. Граница со степью была укреплена и в скифское и в киммерийское время.
После такого общего взгляда на размещение археологических земледельческих групп по всему лесостепному поясу от Тиры до Танаиса-Донца мы можем перейти к рассмотрению сведений Геродота о земледельческих племенах Скифии и к сопоставлению их с археологической географией.
Скифский тетрагон Геродота, если это понимать буквально, охватывал на севере земли вплоть до Припяти. Лесостепная земледельческая Скифия, отстоявшая от Черного моря на 150–200 (южная граница) — 450 (северная граница) км, безусловно, входила в скифский квадрат, сторона которого превышала 700 км. Инкорпорация земледельческой лесостепи в общее понятие Скифии явствует из описания войны с Дарием, где земледельческие племена не выделяются из состава скифов вообще. Можно уловить только намеки на существование скифов-земледельцев как определенной части общего скифского войска. Так, например, в скифском союзе, выступившем против персов в 512 г., упомянуты четыре племени: скифы, гелоны, будины и савроматы. А царю Дарию было послано в качестве символа угрозы пять стрел. Один из компонентов союза остался неупомянутым; возможно, что это и были земледельческие скифы лесостепи, вошедшие в описание под именем просто скифов, но по существу являвшиеся особой составной частью военного союза.
Сведения о Земледельческой Скифии Геродот разместил в трех разделах своей четвертой книги: в разделе о происхождении скифов (легенда о золотом плуге и ярме — §§ 5–7), при описании народов, живших по Гипанису и Борисфену (§§ 17–19), и при описании рек (§§ 51–54). Отложим рассмотрение легенды и обратимся к географическим описаниям.
В § 17 Геродот описывает народы, живущие западнее Днепра: исходная точка — «Город Борисфенитов» — Ольвия, «срединный пункт во всей приморской Скифии». Первыми названы эллино-скифы каллипиды, сеющие хлеб. Затем назван «другой народ, называемый алазоны» (ализоны).
«…Севернее ализонов живут скифы-земледельцы (пахари)[130]. Они сеют зерно не для собственного пропитания, а на продажу. Наконец, еще выше их живут невры, а севернее невров, насколько я знаю, идет уже безлюдная пустыня.
Это племена по реке Гипанису к западу от Борисфена» (§ 17).
Выясняя маршрут Геродота, я предположил, что он предпринял поездку из Ольвии, на север по Гипанису и конечной точкой его путешествия могли быть верховья Горного Тикича. Если это так, то земли каллипидов и алазонов он пересек полностью и мог убедиться сам, что у них есть и лук, и чеснок, и чечевица, и просо. Миновав степную полосу, Геродот должен был несколько углубиться в землю скифов-земледельцев, к которым в этом месте он применяет термин ροτηρες. Границу между алазонами и земледельцами Геродот устанавливает (§ 52) в четырех днях пути от Ольвии, т. е. в 140 км, что точно соответствует в районе Южного Буга расстоянию от моря до лесостепной полосы, во-первых, и до южной окраины поднепровской археологической группы, во-вторых.
Севернее поднепровской группы расположена обширная область милоградской культуры, к которой справедливо относят наименование невров. Безлюдная пустыня западнее Борисфена это — обширная и действительно пустынная область припятских болот на запад от Днепра.
Примечание Геродота об экспорте хлеба для нас чрезвычайно важно. Историк, разумеется, хотел сказать, что земледельческие скифы сеют хлеб не только для себя, но и на продажу. Показателем важности хлебного экспорта является наименование Ольвии — «Торжище Борисфенитов». Это связывает скифо-греческие торговые взаимоотношения именно с Днепром-Борисфеном, с вытянутой вдоль Днепра почти на 400 км киевской археологической группой. Эквивалентом среднеднепровского хлеба были различные предметы роскоши, покупаемые скифской знатью у эллинов: вино и масло в амфорах, красивая столовая посуда, бронзовые и серебряные изделия. Как показала карта, составленная Н. А. Онайко, импорт из греческих городов густо насыщает археологические памятники преимущественно поднепровской группы. Импортерами греческих товаров (и, соответственно, экспортерами хлеба) было главным образом население Среднего Поднепровья, именно те борисфениты, по которым получила свое название Ольвия.
Описав племена, расположенные к западу от Борисфена, Геродот продолжает описание, руководствуясь уже течением Днепра:
«А если переправиться через Борисфен со стороны моря, то, во-первых, будет полесье (гилея); вверх от него живут скифы-земледельцы, которых живущие у реки Гипаниса эллины называют борисфенитами…
Эти земледельцы-скифы занимают область на три дня пути к востоку, простираясь до реки Пантикапы, а к северу — на 11 дней плавания вверх по Борисфену.
Выше их далеко тянется пустыня. За пустыней живут андрофаги — особое, но отнюдь не скифское племя. Еще выше лежит настоящая пустыня и никаких людей там, насколько мне известно, больше нет» (§ 18).
«К востоку от скифов-земледельцев по ту сторону реки Пантикапы обитают скифы-кочевники. Они вовсе ничего не сеют и не пашут» (§ 19).
Воспев Борисфен, стержневую, срединную реку Скифии, и описав ее богатства, Геродот несколько сбивчиво сводит воедино все справки, полученные им о течении Днепра. Некоторая нелогичность объясняется, очевидно, тем, что Геродот еще до поездки в Скифию запасся кое-какими записями по географии Скифии, вроде перечня основных рек, и механически вставил их в окончательный текст. Одним из признаков этого является как бы итоговая фраза, написанная после описания Дуная, Днестра, Гипаниса и Днепра: «Таковы мои сведения об этих реках». А непосредственно вслед за этими словами идет описание еще трех рек, несравненно менее значительных, чем перечисленные ранее (Пантикапа, Гипакирис, Геррос), сведения о которых Геродот мог получить только после объезда Скифии. Вторым признаком сшивки разных источников служит заметка об истоках Днепра: «…это — единственная река, да еще Нил, истоков которой я не могу указать, да, как мне думается, и никто из эллинов» (§ 53). А между тем в этом же параграфе Геродот приводит точную (и верную) цифру дней плавания от истоков до порогов. Очевидно, в процессе разъездов расспросов Геродот сумел в конце концов сделать в отношении Борисфена то, что ему не удалось в отношении Нила.
В приведенном ниже тексте тоже есть следы такой сшивки: сказав о том, что страны выше Герроса (у порогов) «никому не ведомы», Геродот делает явную вставку относительно обширной страны земледельцев, ставшей ему известной, очевидно, уже по прибытии в Скифию. Рассмотрим частично уже нам известные параграфы о Днепре и Пантикапе:
«До местности Герров, куда 40 дней плавания, Борисфен течет, как известно, с севера. Страны, через которые он протекает выше этого пункта, никому не ведомы. Несомненно только, что до области скифов-земледельцев он протекает через пустыню. Скифы эти живут вдоль него на 10 дней плавания» (§ 53).
«За ними (четырьмя перечисленными ранее реками: Истром, Тирой, Гипани-сом и Борисфеном) следует пятая река по имени Пантикапа, текущая также с севера… Пространство между нею и Борисфеном занимают скифы-земледельцы…» (§ 54).
Анализ этих драгоценнейших сведений начнем с самого ясного и крупномасштабного — с размещения на Днепре страны борисфенитов-земледельцев. Отложим пока все археологические данные и рассмотрим только то, что содержится в тексте Геродота. Размещение скифов-земледельцев исходя из текста должно удовлетворять следующим условиям:
Страна земледельческих скифов должна находиться на берегах Днепра-Борисфена, т. к. их называют борисфенитами.
Борисфениты живут и на левом и на правом берегах Днепра, т. к. «пахари» упомянуты на запад от Борисфена, а «земледельцы» за Днепром («…если перейти Борисфен…»).
Скифы-пахари расположены севернее границы степей, т. е. в лесостепи, т. к. пограничная речка Эксампай течет в четырех днях пути на север от моря.
На север от страны борисфенитов находится пустынное пространство.
На восток от границы земли борисфенитов начинается безлесная степь на 14 дней пути (около 500 км), занятая скифами-кочевниками.
На этой границе со степью течет р. Пантикапа с лесистыми берегами.
Страна борисфенитов должна содержать какие-то признаки систематической активной торговли с Торжищем Борисфенитов — греческой Ольвией.
Страна борисфенитов обширна: она простирается от границы степной зоны на север, вверх по Борисфену на 10–11 дней плавания, т. е. округленно на 350–400 км.
Не обращаясь к археологическим материалам, исходя только из того, что записал Геродот, и сверяя эти записи с картой восстановленных ландшафтных зон, мы имеем право размещать земледельческих скифов («пахарей» и «земледельцев-борисфенитов») не южнее пограничья лесостепи и степи, т. е. на север от «наиболее многочисленного племени» царских скифов. Северный предел области царских скифов находится в Герросе у днепровских порогов («до которых Борисфен судоходен»), «в земле отдаленнейшего подчиненного им народа герров, где расположены курганы» (§ 71).
Следовательно, на берегах Борисфена Геродот знал два скифских массива:
1. Массив собственно скифских племен, кочевников по образу жизни, «царственных» по своему первенствующему положению среди других кочевых же и скифских же племен (простиравшихся до Танаиса).
Многочисленные царские скифы жили в безлесной степи. Северной границей этого массива была степная область днепровского припорожья.
2. Массив земледельческих племен («эллины назвали их скифами» — § 6), названных Геродотом применительно к Правобережью Днепра аротерами-пахарями, а применительно к Днепру вообще — георгоями-земледельцами и борисфенитами-днепровцами. Южная граница этого земледельческого массива и на правом и на левом берегу Борисфена шла севернее степной зоны, по самой границе степи и лесостепи. На правом берегу южный рубеж проходил, как уже говорилось, в 140 км от моря по речке Эксампай, а на левом берегу Борисфена рубеж шел, по словам Геродота, точно по границе степи и лесостепи по отделявшему степь лесу (гилее) на р. Пантикапе. Этот второй земледельческий массив, начинавшийся на юге примерно в верховьях Ингула и низовьях Псла и Ворсклы, поднимался на север по лесостепной зоне Среднего Поднепровья, судя по расчетам Геродота, примерно до Киева или до устья Тетерева, занимая всю лесостепную полосу с юга на север. Севернее этого земледельческого массива лежали малонаселенные земли лесной зоны.
Вот теперь, когда мы получили большое количество достаточно точных географических ориентиров, сверенных с древними ландшафтными зонами, для нас наступило время наложения данных Геродота на археологическую карту скифского времени. Лучше всего это сделать при помощи карты, опубликованной А. И. Тереножкиным и В. А. Ильинской в 1957 г.[131].
Тот земледельческий массив, о котором только что шла речь, обозначен на этой карте суммой следующих (довольно условных) локальных археологических групп: поднепровской, восточноподольской, западноподольской, волынской и ворсклинской. Все эти уже знакомые нам скифские группы объединены на карте ареалом более ранней чернолесской культуры IX–VII вв. до н. э. В сопоставлении этих двух периодов большая заслуга А. И. Тереножкина, очень много сделавшего для изучения предскифской эпохи в Среднем Поднепровье.
Чернолесский ареал на карте важен для нас потому, что он очень убедительно показывает полную и безусловную преемственность всех перечисленных лесостепных земледельческих групп (может быть, в меньшей мере западноподольской?) скифского времени от местной земледельческой культуры предшествующего киммерийского времени. Совпадение ареала чернолесской культуры с пространством, занятым археологическими группами скифского времени, полное.
Даже своеобразный клин правобережных культур по Ворскле, оказывается, возник в чернолесское время как результат земледельческой колонизации VIII–VII вв. из киевско-тясминского Правобережья на левый берег Борисфена к лесистым тогда берегам Пантикапы-Ворсклы. Этот клин правобережных культур по Ворскле очень хорошо подтверждает местоположение загадочной ранее Пантикапы.
Для скифского времени точно по контуру чернолесской культуры следует обвести общим ареалом группу среднеднепровских земледельческих культур Правобережья, а на левом берегу Борисфена включить в этот ареал группу памятников на Ворскле. Зрительно оба ареала чернолесский и скифский (в указанных пределах) — совпадают полностью.
Более подробная карта Тереножкина и Ильинской 1971 г. позволяет детальнее представить себе распределение памятников внутри общего ареала. Страна борисфенитов по археологическим данным выглядит в виде большого треугольника, одна сторона которого идет по Днепру от Киева до устья Ворсклы, другая сторона идет от устья Ворсклы на запад по границе со степью до Среднего Днестра, а третья, намеченная как бы пунктиром, идет от Днестра на восток по направлению к Киеву, примерно по линии лесов на Тетереве. От этого треугольника отходит небольшой клин за Днепр. Основная масса памятников группируется у восточной стороны треугольника вдоль Днепра широкой полосой в 100–120 км по правому его берегу. Южный угол этого условного треугольника наиболее насыщен городищами.
Произведем наложение данных Геродота в моей разработке на эту археологическую карту и окажется, что:
1. Страна борисфенитов в 350–400 км по Борисфену — это поднепровская археологическая группа (с Киевским и Тясминским районами), насыщенная богатыми курганами и окаймленная с юга мощными городищами.
2. Земледельцы-борисфениты за Борисфеном (от моря), т. е. на Левобережье, размещенные между Борисфеном и его левым притоком Пантикапой — это ворсклинская группа, «правобережный остров» среди иных скифов лесостепного Левобережья.
3. «Скифы-пахари», жившие на север от верховий Гипаниса, — та же самая поднепровская, густо насыщенная памятниками археологическая группа с огромным (наибольшим во всех степях и лесостепи) количеством греческого ольвийского импорта. Речка Эксампай течет по направлению от Борисфена и впадает в Гипанис, т. е. вытекает откуда-то из южной части поднепровской (тясминской) археологической группы. А ведь это — «Священные Пути», пути из земледельческой страны борисфенитов к Торжищу Борисфенитов — Ольвии, А. И. Тереножкин справедливо причислил все правобережные группы к скифам-пахарям, но скифов-земледельцев он, повинуясь упорной традиции, отселил из лесостепи в южную степь, в соседство с каллипидами на Нижний Днепр, чего делать не следовало.
Полное, абсолютное совпадение размеров и местоположения поднепровской археологической группы с геродотовским описанием земли борисфенитов не оставляет в Среднем Поднепровье места какому-либо особому племени пахарей.
Важным итогом наложения данных Геродота на карту ландшафтных зон и на карту археологических культур является прежде всего устранение терминологической разноголосицы: скифы-пахари и скифы-земледельцы, жившие очень густо на правом берегу и частично занимавшие левый берег Днепра, одинаково имеют право именоваться «борисфенитами». Земледельческие эпитеты Геродот придавал им для того, чтобы отделить от разных кочевых, скотоводческих скифских племен. По месту жительства основной массы они действительно борисфениты. Другим еще более важным результатом является то, что земледельцы-борисфениты обрели географическую, а тем самым и историческую конкретность. Мы можем рассматривать теперь курганы и городища Среднего Поднепровья не как неопределенную часть общей условно скифской культуры, а как древности борисфенитов, земледельческих соседей царских скифов, скифов-кочевников и северных невров. Дальнейшие изыскания, как увидим, позволят нам определить и самоназвание лесостепных земледельцев, названных Геродотом по чисто географическому принципу днепровцами-борисфенитами.
Третьим выводом из сделанных сопоставлений является проверка достоверности сведений Геродота. Проверка показала, что любознательный путешественник получил очень точные сведения, которые полностью соответствуют реальному положению. Есть одно кажущееся нарушение точности, сознательно не разобранное мною ранее, — это указание Геродота на то, что борисфениты «занимают область на 3 дня пути к востоку, простираясь до реки Пантикапы» (§ 18). Здесь отсутствует определение точки отсчета, да и конечная точка не очень ясна, т. к. по конструкции фразы она могла быть и ближе Пантикапы. Если три дня пути (около 100 км) считать поперечником всей земли днепровских борисфенитов, то тогда и западноподольскую и ворсклинскую группы нельзя включать в общий круг, и единство этих культур, доказанное археологами, расчленится.
Всё становится на своё место, если мы примем гипотезу о личном посещении Геродотом или верховий Эксампая, или близлежащих земель борисфенитов в верхнем течении Гипаниса (Тикича). От этих пунктов, лежащих или у самой кромки поднепровской археологической группы (верховья Ташлыка) или уже внутри страны борисфенитов (Тикич), напрямик до самого Борисфена, служившего Геродоту важнейшим географическим ориентиром, действительно около 100 км, т. е. три дня обычного пути, а поселения борисфенитов действительно «простираются далее» до Ворсклы.