Левую флешь заняли 12 орудийных расчетов 32-й батарейной роты подполковника Ф.И. Беллинсгаузена. В правой флеши поставили 7 (или 8) орудий, а в средней – 5 (или 4) орудий 11-й батарейной роты полковника и Георгиевского кавалера (за сражение с турками при Рущуке) А.А. Богуславского 1-го.
По мере выбытия в ходе боя из строя орудийных служителей их тут же, по традиции той эпохи, заменяли пехотными солдатами, знавшими азы артиллерийского дела. Но день Бородина служители у пушек Багратионовских флешей пережили лишь немногие: орудийная прислуга во всех 3 флешах почти полностью менялась не раз.
Как известно, Семеновские флеши оказались недостроенными к утру 26 августа. Что не успели достроить – о том спорят исследователи и поныне. Французский мемуарист Жан-Жак-Жермен Пеле, бывший на поле Бородина в чине полковника Большого Главного штаба, так отзывается о флешах, сегодня более известных как Багратионовские:
«Укрепления русских были очень дурно расположены. Единственное их достоинство состояло в слепой храбрости тех, кто должен был их защищать…»
Ближайшим резервом воронцовских гренадеров (и как показало начало сражения – надежным) оказалась сильно поредевшая после боя за Шевардинский редут 27-я пехотная дивизия Неверовского. Ее 10 батальонов встали на позицию поблизости, на возвышенном западном берегу Семеновского оврага.
Дивизии генерал-майора Воронцова волей судьбы довелось стать «разрушителем» наполеоновского плана битвы на Москве-реке. Бригадный генерал Филипп-Поль де Сегюр в своих известных мемуарах «Поход в Россию. Записки адъютанта Наполеона I» так описывает замысел Бонапарта на день 26 августа:
«…Император воспользовался первыми проблесками света утренних сумерек, чтобы осмотреть между двумя боевыми линиями, переходя с одной возвышенности на другую, весь фронт неприятельской армии.
Покончив свои разведки, император решился. Он вскричал: «Евгений (Богарне. – А.Ш.), останемся на месте! Правый фланг начнет битву, и, как только он завладеет под защитой леса редутом (флешами у Семеновского. – А.Ш.), который находится против него, он повернет налево и пойдет на русский фланг, поднимая и оттесняя всю их армию к их правому флангу и в Колочу.
Составив общий план, он занялся деталями. В течение ночи три батареи, по шестьдесят пушек каждая, должны быть противопоставлены русским редутам: две – против левого фланга…
С рассветом Понятовский со своей армией, сократившейся до пяти тысяч человек, должен выступить по Старой Смоленской дороге, обогнув лес, на который опирается правое французское крыло и левое русское. Он будет прикрывать французское крыло и тревожить русских. Будут ждать звука его первых выстрелов.
Только после этого вся артиллерия должна разразиться против левого фланга русских. Огонь этой артиллерии пробьет их ряды и их редуты, и тогда Даву и Ней устремятся туда. Их поддержит Жюно со своими вестфальцами, Мюрат со своей кавалерией и наконец сам император с 20 000-й своей гвардией.
Первые усилия будут направлены против этих двух редутов (Семеновских флешей и Курганной высоты. – А.Ш.). Через них можно будет проникнуть в неприятельскую армию, которая окажется после этого изувеченной, а центр ее и правый фланг будут открыты и почти окружены».
Таковы были, по свидетельству Сегюра, главного квартирьера Главной квартиры императора, «наполеоновские планы» на битву. Вполне вероятно, что они как выражение стали нарицательными после дня 26 августа 1812 года.
Семеновские (Багратионовские) флеши и Курганную высоту (Батарею Раевского) французы действительно взяли, как задумывалось их венценосным полководцем. Но какой кровавой ценой! И что это дало на чаше весов Русского похода Наполеона Бонапарта?
На флеши у села Семеновского в начале генеральной баталии 1812 года пришелся главный удар наполеоновской Великой армии. Полевые укрепления русских подверглись массированным атакам трех французских корпусов – маршалов Франции Даву, Нея и Жюно, усиленных кавалерией (два корпуса) маршала Мюрата. На флеши обрушился сосредоточенный огонь 130 неприятельских орудий. Число пушечных стволов с каждой неудачной атакой французской пехоты заметно увеличивалось.
Очевидец констатирует: «Русские мужественно держались в окопах». Французам за каждый шаг к Семеновским флешам приходилось платить «несметной потерей людей». Они с отчаянностью «лезли на смерть», исполняя волю своего венценосного полководца. Русские гренадеры оборонялись с «присутствием духа», удерживая ружейными залпами и штыковыми контратаками «стремление превосходных сил неприятеля» овладеть полевой крепостью, состоявшей из трех недостроенных флешей, которую поистине геройски защищала быстро таявшая с каждой вражеской атакой дивизия Воронцова.
Граф М.С. Воронцов писал в одном из частных писем о начале штурма Семеновских флешей: «…Значительнейшая часть отборной французской пехоты под командованием маршалов Даву и Нея атаковала нас в лоб».
Воронцов, делясь воспоминаниями о Бородинской битве с А.И. Михайловским-Данилевским, собиравшим материалы по Отечественной войне 1812 года, писал о защите Семеновских флешей довольно скупо, словно «забывая» рассказать в том о себе лично:
«…Мы должны были выдержать первую и жестокую атаку 5–6 французских дивизий, которые одновременно были брошены против этого пункта, более 200 орудий действовало против нас».
В мемуарах, где говорится о ходе битвы в утренние часы 26 августа на левом русском фланге, обычно ход дела в деталях почти не раскрывается. Причем их тут много, и едва ли не самая существенная заключается в том, что автором такого детального повествования должен быть человек, который по долгу службы мог охватить весь ход событий схватки за Семеновские флеши. И рассказать о том, как билась 2-я сводно-гренадерская дивизия М.С. Воронцова. Таким мемуаристом и является адъютант императора Наполеона бригадный генерал Сегюр. Он пишет:
«…Император… дал сигнал к атаке впереди себя. Вдруг, в этой спокойной и мирной долине, среди безмолвных холмов показались вихри огня и дыма, за которыми следовало множество взрывов и свист ядер в воздухе в различных направлениях. Среди этого оглушительного грохота Даву с дивизиями Кампана, Дессе и тридцатью пушками во главе быстро двинулся на первый вражеский редут (флеши у Семеновского. – А.Ш.).
Началась стрельба со стороны русских, на которую отвечали только пушки. Пехота двигалась, не стреляя. Она торопилась скорее настигнуть врага и прекратить огонь. Но компан, генерал этой колонны, и лучшие из солдат упали, раненные. Колонна, растерявшись, остановилась под градом пуль, чтобы отвечать на выстрелы, но тут прибежал (генерал) Рапп, чтобы заменить Компана, и с ним его солдаты, которых он увлек за собой. Они бросились, выставив штыки, вперед, беглым шагом, прямо на вражеский редут.
Рапп первый приблизился к нему, но в эту минуту пуля настигла его. Это была его двадцать вторая рана. Третий генерал, который занял его место, тоже упал. Даву тоже был ранен. Раппа отнесли к императору, который сказал ему:
«Как, Рапп, опять? Но что же там делают наверху?..»
Адъютант ответил ему, что надо пустить гвардию, чтобы покончить с редутом.
«Нет, – возразил Наполеон, – я не хочу, чтобы ее истребили, я выиграю битву без нее».
Тогда Ней со своими тремя дивизиями, сократившимися до 10 тысяч человек, устремился на равнину. Он спешил поддержать Даву. Неприятель разделил огонь. Ней бросился туда. 57-й полк Компана, почувствовав поддержку, воодушевился и, сделав последнее усилие, настиг вражеские траншеи, взобрался на них и, пуская в ход штыки, оттолкнул русских, опрокинул их и истребил наиболее упорных, остальные обратились в бегство, и 57-й полк водворился в побежденном редуте. В то же время Ней с таким же азартом бросился на другие редуты и отнял их у врага.
Был полдень. Левый фланг русской боевой линии был, таким образом, разбит, и равнина открыта. Император приказал Мюрату броситься туда со своей конницей и прикончить дело. Достаточно было одной минуты, чтобы Мюрат очутился уже на (Семеновских) высотах, среди неприятеля, который вновь появился там, так как на помощь первому явился второй русский строй и подкрепления… Все они спешили к редутам, чтобы вернуть их… У французов еще царил беспорядок после победы, поэтому среди них возникло замешательство, и они отступили…»
Сегюр, разумеется, не хотел показать то, что борьба за Семеновские флеши шла крайне ожесточенная и что французы их взяли первый раз только в ходе третьей массированной атаки. Но, завладев укреплениями противника, наполеоновцы оказались в смертельной опасности, которая исходила от русских гренадер, пусть и заметно уменьшившихся числом. Об этом пишет в мемуарах адъютант генерала Дессе Ф.-Ж. Жиро де Л’Эн:
«Эти редуты были простые реданы в форме Шеврона, не закрытые у входа, так что вторые позиции неприятеля оружейными и картечными залпами выметали находившихся внутри их. Удержаться в них было несравненно труднее, чем завладеть ими…»
Без преувеличения можно сказать, что грохот сотен орудий с обеих сторон на левом фланге русской армии «сжимал сердца» десятков тысяч воинов двух армий. А.П. Ермолов, наблюдавший за событиями на левом фланге с командного пункта Барклая-де-Толли, так описал свое впечатление о схватке за Семеновские флеши, за которые с рассвета стойко бились воронцовские гренадеры:
«Вдруг разгорелся ужасный ружейный огонь и сильная канонада. На левом крыле двинулись страшные неприятельские силы, но, встретив столько же страшное сопротивление, медленными шагами простирались к успехам. Однако же достигли укреплений наших, взяли оные и столько же скоро потеряли их.
Полки неприятеля, разрушаясь о батареи наши, были истреблены штыками. Превосходство сего оружия в руках российского солдата одно могло продолжить противоборство. Неприятель, раздраженный неудачей, умножил силы, возобновил нападение. В самое короткое время: Воронцов, будучи свидетелем сражения, ранен…»