Примерно в три часа дня Курганная высота была захвачена неприятелем. Но к ее отступившим защитникам подоспела неожиданная помощь: начальник объединенного штаба 1-й и 2-й Западных армий генерал А.П. Ермолов и начальник всей русской артиллерии в Бородинском сражении генерал А.И. Кутайсов (погибший смертью храбрых на Батарее Раевского) подоспели с одним-единственным батальоном Уфимского пехотного полка. Затем подоспел генерал Богдановский с четырьмя пехотными батальонами.
Паскевич, собрав вокруг себя остатки своих расстроенных полков, тоже участвовал в общей контратаке. Под ним была убита штыком одна лошадь, немного позже ядром убило другую. Сам же всадник в последнем случае не был даже контужен. Судьба хранила его на Бородинском поле.
Главнокомандующий русской армией Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов в рапорте императору Александру I о Бородинском сражении упоминал и генерала Паскевича, начальника 26-й пехотной дивизии. Она сражалась доблестно, но в конце концов не смогла удержать Курганную батарею. Или, как писалось в рапорте: «…не могла противостоять превосходнейшим силам неприятеля».
Об участии начальника дивизии в ермоловской контратаке на Курганную высоту в кутузовском рапорте говорилось в таких словах: «Генерал-майор Паскевич с полками ударил в штыки на неприятеля, за батареею находящегося… и неприятель был совершенно истреблен; вся высота и поле оной покрыта неприятельскими телами…»
Действительно, таких малых сил, пришедших на помощь, оказалось достаточно, чтобы русские пехотинцы ударили в штыки и ворвались на «Центральный редут». Французов на батарейной позиции опрокинули, обратили в бегство, а немалую часть перебили на высоте. Генерал-майор И.Ф. Паскевич был сам в том жарком деле, командуя своими людьми.
«Бой яростный и ужасный не продолжался более получаса: сопротивление встречено отчаянное, возвышение отбито, орудия возвращены, и не было слышно ни одного ружейного выстрела», – так описывал ту контратаку русской пехоты на Батарею Раевского очевидец событий.
О том, какие большие потери понесли французские войска из корпуса Э. Богарне, свидетельствуют воспоминания наполеоновца Франсуа из 30-го линейного полка, уничтоженного более чем на три четверти: «Полк отошел в тыл с этого фатального редута с 11 офицерами и 257 унтер-офицерами и солдатами, остальные были убиты или ранены…»
В роте Франсуа в строю остались всего 5 человек. Утро же Бородинского сражения 30-й линейный полк Великой армии императора французов встретил, имея в строю 4100 человек.
В день Бородина полки 26-й дивизии в ходе почти беспрерывных схваток и под огнем неприятельской артиллерии потеряли 3 тысячи солдат и офицеров только погибшими. Еще больше оказалось раненых, хотя воины с легкими ранениями и контузиями не покидали строй до конца битвы.
26-ю дивизию, вконец обескровленную, с полками, потерявшими прежнюю стойкость, сменила у Курганной высоты 24-я пехотная дивизия генерала П.Г. Лихачева. Борьба за Батарею Раевского продолжалась с не меньшим ожесточением…
За «примерное» отличие и храбрость в сражении при селе Бородино генерал-майор Иван Федорович Паскевич удостоился ордена Святой Анны высшей 1-й степени…
Кутузовская армия отступила дальше, к Москве. Дивизия Паскевича оставила обезлюдевшую на глазах первопрестольную столицу одной из последних, находясь в армейском арьергарде генерала М.А. Милорадовича. Да и дивизией ее можно было назвать только с большой натяжкой. Под ружьем насчитывалось не более 1200 нижних чинов и офицеров. Людей по большому счету едва ли хватало только на один-единственный пехотный полк.
Остальные остались лежать на Бородинском поле да в госпиталях, откуда возвращались не все. Часть раненых оставалась в покидаемой Москве, поскольку не было никакой возможности взять их с собой. Артиллерии в 26-й дивизии не имелось.
В Тарутинском лагере она вскоре восполнила свои ряды обученными рекрутами и вновь обрела свой прежний вид, организованность и стройность…
Паскевичу со своими полками довелось отличиться вновь в сражении за Малоярославец. 26-я дивизия приняла участие в уличных боях, под ее начальником была ранена лошадь. Наполеону, окончательно потерявшему стратегическую инициативу в войне, так и не удалось прорваться через город на реке Луже к Калуге, в хлебородные губернии. Великая армия была вынуждена отступать из России по опустошенной ею же Старой Смоленской дороге.
Генерал-фельдмаршал М.И. Голенищев-Кутузов отправил к Медыне для блокирования пути к городу Калуге по Медынской дороге конный корпус войскового атамана Донского казачьего войска Матвея Ивановича Платова. Тот со своими донцами и конной артиллерией без промедления ушел вперед, но без пехоты.
В подкрепление Платову главнокомандующий по совету генерал-майора А.П. Ермолова 15 октября направил генерал-майора И.Ф. Паскевича с его пехотной дивизией, особо отличившейся под Малоярославцем. Ермолов, организовывавший преследование наполеоновской армии, писал генерал-фельдмаршалу:
«Армии нужна скорость. Генерал-майора Паскевича выдвинуть вперед до Адамовского (село на Медынской дороге. – А.Ш.)…»
26-й пехотной дивизии ставилась задача стать преградой для врага на дороге из Медыни в Калугу и «воспрепятствовать покушению неприятеля… имеющего намерение идти по сей дороге в Калугу». Такое серьезное поручение Кутузова говорило только об одном: он тоже верил в боевые качества дивизии и поэтому поручил ее начальнику выполнение столь ответственной самостоятельной задачи.
19 октября генерал-майор И.Ф. Паскевич поступает под командование атамана Платова, преследовавшего отступающих французов по Старой Смоленской дороге. Тот поручает начальнику 26-й дивизии командование всей подчиненной ему пехотой и регулярной кавалерией, а именно: своей дивизией, егерским и гусарским полками, 36 артиллерийскими орудиями.
Пехота Паскевича спешным маршем двигалась за казачьим корпусом. 22 октября произошло сражение под городом Вязьмой. Здесь авангард русской армии под командованием генерала Милорадовича совместно с платовскими казаками нанес чувствительное поражение четырем неприятельским корпусам, шедшим в арьергарде Великой армии Наполеона.
Под Вязьмой 26-я дивизия вновь отличилась. Генерал-майор И.Ф. Паскевич в ходе сражения руководил атаками в центре и на правом фланге русской позиции. Его пехотинцы в тот день прославили себя тем, что согнали стойко оборонявшихся французов с четырех позиций. И в числе первых ворвались в горящий город.
В решающей штыковой атаке полки дивизии прорвались через мост и заняли верхнюю, возвышенную часть Вязьмы. При этом были взяты в плен около 3 тысяч неприятельских солдат и офицеров.
Ермолов в своих «Записках» говорит о том, что в числе первых пошли в бой 300 егерей 5-го егерского полка дивизии Паскевича, посаженных на коней. А сама 26-я дивизия с «чрезвычайною скоростию» приближалась к Вязьме. О бое в самом городе А.П. Ермолов, среди прочего, пишет следующее:
«…Генерал-майор Паскевич с 26-ю дивизиею штыками открыл себе путь по телам противостоявшего неприятеля и, минуты не остановясь, перешел реку, преследуя бегущих до крайней черты города».
Ночью дивизия Паскевича «оседлала» большую дорогу, преградив своими полками путь французам. Те безуспешно попытались прорваться сквозь ряды русской пехоты. Кончилось дело тем, что врагу пришлось взорвать сто зарядных ящиков (!) своих орудийных расчетов и сжечь собственные обозы. Только избавившись от всего лишнего, что сдерживало их движение, отступающие наполеоновские войска смогли продолжить бегство от города Вязьмы на Запад.
Русский главнокомандующий в донесении императору Александру I о сражении под городом Вязьмой писал:
«…22-го числа поутру генерал Милорадович атаковал неприятеля у города Вязьмы. Сражение продолжалось при отступлении неприятеля до самого сего города, из коего неприятель вытеснен на штыках нашими 11-ю и 26-ю дивизиями под командою генерал-майоров Паскевича и Чоглокова…»
После сражения под Вязьмой 26-я пехотная дивизия присоединилась к основным силам кутузовской армии, которая преследовала Великую армию императора Наполеона, идя параллельно ей, но южнее. Так полки Паскевича дошли до Ельни. Затем дивизия по решению главнокомандующего была вновь передана в состав авангардных сил генерала Милорадовича, идя в голове его колонны по Старой Смоленской дороге.
Затем произошло сражение на Смоленщине, под городом Красным. Генерал-майор И.Ф. Паскевич с бригадой егерей (два полка) своей дивизии напал на хвост колонны императорской гвардии. Сержант-гвардеец Франсуа Бургонь писал в своих мемуарах:
«…Около 2 часов ночи началось движение; мы выступили тремя колоннами. Фузильеры-Гренадеры и Фузильеры-Егеря образовали центр. Тиральеры и Вольтижёры составили правую и левую колонны.
После получаса пути по колено в снегу мы очутились среди русских – от них нас отделяло всего 80 метров, они направляли на нас убийственный огонь. Их кавалерия (кирасиры) не осмеливалась подступить к нам, а их артиллерия сыпала в нас картечью. Но это не остановило нас; мы пошли в атаку и ворвались в их лагерь. Мы дрались при свете пылающих костров.
При начале этого движения мы увидели в снегу несколько сот русских, которых сначала приняли за убитых. Лишь мы миновали их, как они вскочили и принялись стрелять в нас; мы сделали полуоборот, чтобы защищаться…
Пройдя через русский лагерь и атаковав селение (Кутьково), мы вступили в рукопашную. Произошла страшная резня, мы рассыпались, каждый сражался сам за себя…
После этого мы подобрали своих раненых и сомкнулись вокруг полковника. В таком положении мы дождались утра.
Русские отступили со своих позиций, но не удалились, и мы остались на поле сражения весь день и всю ночь… находясь постоянно в движении…»
О том, как сражались пехотинцы 26-й дивизии генерал-майора И.Ф. Паскевича на Смоленщине, есть и другое свидетельство. Принадлежит оно перу английского генерала сэра Роберта Вильсона, который находился при главной квартире кутузовской армии. Вильсон официально занимал должность комиссара английской короны в России. 7 ноября 1812 года Вильсон в письме своему шефу лорду Каткарту сообщал: