А.Ш.). Познакомься, сказал он ему, с одним из лучших генералов моей армии, которого я еще не успел поблагодарить за его отличную службу.
Николай Павлович после постоянно звал меня к себе и подробно расспрашивал о последних кампаниях. Мы с разложенными картами по целым часам вдвоем разбирали все движения и битвы 12-го, 13-го и 14-го годов…»
Так между великим князем Романовым, которому пока никак «не светила» императорская корона России (он был третьим сыном Павла I), и боевым генералом завязалась прочнейшая, как считают многие историки, дружба длиной в сорок лет. Она и предопределила дальнейший, после 1825 года, взлет карьеры Ивана Федоровича Паскевича на военном и государственном поприще.
Дружба между одним из первых лиц династии Романовых и армейским генералом, человеком, конечно, интересным и лично обаятельным, объясняется довольно просто. Одинокий по натуре великий князь Николай Павлович, которому тогда было только 18 лет, искренне привязался к Паскевичу. Более того, во всех своих дальнейших взаимоотношениях они всегда находили полное понимание друг друга.
К тому времени даже самые большие недоброжелатели Паскевича не могли назвать его царедворцем или императорским фаворитом. В русской армии он за свою «примерную» неустрашимость был прозван «храбрым». К тому же почти 9 лет беспрерывной боевой службы стали для будущего генерал-фельдмаршала прекрасной школой «совершенства в военном ремесле».
Когда в 1815 году низложенный император Наполеон бежал с острова Эльбы, напомнив миру о себе «Ста днями», Россия вновь послала войска во Францию. Но те не успели к битве при Ватерлоо. Генерал-лейтенант И.Ф. Паскевич шел в поход во главе 2-й гренадерской дивизии.
В августе 1815 года дивизия участвовала в смотре русской армии во французском городе Вертю. В тот год между двумя талантливыми полководцами – Паскевичем и Ермоловым начались первые «неудовольствия». Ивана Федоровича глубоко оскорбило то, что Ермолов, выполняя указание императора, вызвал в Париж для несения караулов не его с гренадерами, а дивизию генерала Л.О. Рота, находя ее лучше обученной. Из полков 2-й гренадерской дивизии в столицу Франции был вызван только один прусский полк. Сам же Паскевич в Париж вызван не был.
…Когда русская армия окончательно оставила поля Европы и вернулась в Отечество, генерал-лейтенант И.Ф. Паскевич получил начальство над Гренадерским корпусом, который в армейской иерархии считался вторым после Гвардии. Корпус размещается на квартирах в Смоленске и его окрестностях.
Теперь император Александр I не забывает Паскевича и дает ему ряд ответственных поручений. Так начиналось его «вхождение» в царское окружение. Так, в 1816 году он расследовал дело о «бунте» государственных крестьян Липецкого приказа Смоленской губернии. После расследования генерал донес в столицу о правоте крестьян и просил государя освободить «бунтовщиков» от наказания.
В Смоленске, тогда одном из крупнейших городов России, Иван Федорович, генерал-красавец с полным бантом боевых орденов, познакомился с местным помещиком статским советником А.Ф. Грибоедовым. Он сразу был принят в семействе Грибоедовых. В 1817 году Паскевич женится на дочери хозяина от первого брака с княжной Одоевской – Елизавете Алексеевне. Она приходилась троюродной сестрой автору «Горя от ума». Считается, что личная жизнь полководца сложилась вполне удачно. Супруги жили в согласии и ушли из жизни в один год, один за другим.
Государь продолжал благоволить к Паскевичу. С 14 ноября 1817 года тот вступил в командование 2-й гвардейской пехотной дивизией, расквартированной в Санкт-Петербурге. Теперь генерал часто бывает в Зимнем дворце и становится обязательным почетным участником различных торжеств в столице.
С 3 июля 1819 года состоит при великом князе Михаиле Павловиче Романове (младшем из Павловичей), сопровождая его в путешествиях по Европе и самой России. Императорская фамилия благоволит к генералу, который быстро оказался в «придворной обойме». К тому же он давно снискал расположение к себе вдовы императора Павла I императрицы Марии Федоровны.
Однако Иван Федорович не стал «царедворцем» в полном, привычном понимании этого слова. Свои мнения при дворе он старался выражать твердо, не боясь возвысить голос даже на младшего брата государя. Он позволял себе открыто не соглашаться с методами, избранными великим князем Константином Павловичем для управления Царством Польским (а ведь ему в случае смерти старшего брата предстояло «по старшинству» стать монархом Российской империи).
При этом, конечно, можно не сомневаться, что прекрасно воспитанный генерал выражал это с большой долей такта. Он всегда помнил о той «дистанции», которая разделяет его с любым членом Романовской фамилии.
11 мая 1821 года он становится начальником 1-й гвардейской пехотной дивизии, в которую входят старейшие полки русской Гвардии – Преображенский (в котором Паскевич когда-то служил) и Семеновский. Именно в этих полках начинали свой послужной список многие великие князья из династии Романовых.
1-й бригадой (преображенцы и семеновцы) командовал в то время великий князь Михаил Павлович, 2-й – будущий всероссийский самодержец Николай Павлович. Он до последних дней своей жизни будет называть полководца задушевно просто – «отцом-командиром».
12 декабря 1824 года И.Ф. Паскевич жалуется в генерал-адъютанты императора Александра I. С 27 февраля 1825 года вступает в командование 1-м пехотным корпусом, расквартированным в прибалтийской Митаве (ныне Елгава, Латвия). Корпус стоял в прикрытии западной государственной границы.
После восстания заговорщиков-декабристов на Сенатской площади Санкт-Петербурга Паскевича вновь призывают в столицу. Воцарившийся Николай I нуждался в его советах, дружеской близости и верности монархии. Иван Федорович сразу же входит в самый узкий круг людей, стоявших у трона. К тому же боевой генерал никогда не был замечен в «вольнодумных словах и речах». И такое положение сохранится до последнего дня его жизни.
По указу нового государя он вводится в число членов Верховного уголовного суда над государственными преступниками. Корпусной командир во время длительного следствия по делу декабристов вел себя «достойно», проголосовав за все суровые приговоры офицерам-дворянам, некоторых из которых знал лично.
Невольное участие И.Ф. Паскевича в Верховном уголовном суде над декабристами станет потом «главной обвинительной статьей» против этого государственного мужа со всеми его полководческими заслугами перед Россией. Таким он предстанет перед потомками в ХХ столетии.
Суд над декабристами станет для него подлинной исторической голгофой. Правда, произойдет это только спустя шесть с небольшим десятков лет после его смерти, то есть в советское время. Советские историки, начиная с 20-х годов, будут именовать генерал-адъютанта И.Ф. Паскевича не иначе как николаевским сатрапом, царедворцем «жандарма Европы», палачом революционеров-декабристов (хотя они были еще «так далеки от народа»), душителем революций в Польше, Венгрии, освободительного движения горцев Северного Кавказа и так далее, и тому подобное.
Пожалуй, из больших полководцев старой России только Паскевич получил от большевиков столько самых «нелестных» эпитетов в свой адрес. О его же огромных личных воинских заслугах старались просто не упоминать – их замалчивали.
…В числе высшей российской знати и генералитета И.Ф. Паскевич присутствовал в первопрестольной Москве на торжественной коронации императора Николая Павловича (Николая I Незабвенного). Во время московских коронационных торжеств начинается новая страница биографии И.Ф. Паскевича. Он направляется для продолжения царской службы на Кавказ, чтобы вскоре заменить там на посту наместника Ермолова.
Справедливости ради следует заметить, что император Николай I хотел послать в Тифлис Котляревского, старого боевого генерала-кавказца. Но многочисленные тяжелые раны не позволили тому продолжить военную службу. Тогда выбор монарха пал на генерал-адъютанта Паскевича.
22 августа 1826 года Иван Федорович получает чин генерала от инфантерии и назначается командующим войсками Отдельного Кавказского корпуса «под главным начальством Ермолова». Он убывает в Тифлис, получив в личной аудиенции напутственное слово императора.
Николай I не случайно озаботился Кавказом. Там назревало столкновение с шахской Персией (Ираном), грубо нарушавшей условия мирного Гюлистанского договора, который подвел черту под Русско-персидской войной 1804–1813 годов. Тогда Фетх-Али-шах признал присоединение к России Грузии, Дагестана, мусульманских ханств Северного Азербайджана.
В Тегеране довольно скоро «забыли» некоторые статьи договора. Шахские власти всячески тянули с разграничением пограничья в районе озера Гокча (Севан). Персы явно не желали уходить даже из малой части армянских земель с христианским населением. Отправленное Николаем I в Тегеран посольство во главе с генерал-майором А.С. Меншиковым (правнуком петровского сподвижника и генералиссимуса) не добилось желаемых результатов.
Более того, само послание посольства персидский Фетх-Али-шах расценил как знак слабости России на Востоке. К 1826 году Персия смогла сформировать большую армию, обученную британскими офицерами-инструкторами. Регулярная пехота насчитывала 38,5 тысячи человек, иррегулярная – 5 тысяч. Основу шахской армии продолжала составлять конница, преимущественно иррегулярная и племенная, которой набиралось до 94 тысяч всадников. Полевая артиллерия насчитывала 42 орудия, при которых находились 910 по-европейски обученных солдат и офицеров.
Армией командовал наследный принц (шах-заде) Аббас-Мирза, некоронованный правитель Южного Азербайджана. В Тегеране восстание декабристов восприняли как государственный переворот, который ослабил северного соседа в военном отношении. То, что русских войск на Кавказе мало, большим секретом не являлось.
19 июля 1826 года огромная персидская армия неожиданно вторглась в пределы кавказских губерний России. Удар наносился со стороны Эриванского ханства, в районе Карабаха. Здесь границу прикрывали всего около 3 тысяч русских войск, расположенных небольшими гарнизонами. Царский наместник А.П. Ермолов мог выставить против огромной шахской армии всего лишь 10-тысячный Отдельный Кавказский корпус.