Увидев меня, баронесса отослала слуг, дав им всем какие-то задания, и в просторном холле особняка, уже убранном и снова вполне уютном, мы остались наедине. Мне не хотелось расстраивать красивую женщину. Но, необходимость назрела. И я далее не мог скрывать от нее, что мы ночью покинем Гельф. Вот только, реакцию Иржины я предсказать, разумеется, не мог. А она раскраснелась и, едва услышав о предстоящем расставании, неожиданно воскликнула:
— Но, я полюбила тебя и не хочу терять!
И мне пришлось признаться, что я женат, думая, что это остановит ее. Но, не остановило. Она только рассердилась, воскликнув:
— Все равно поеду с тобой, хоть ты и обманул меня, что не женат!
Ситуация требовала объяснений. Между мной и Иржиной этот разговор, конечно, назрел. И теперь все то, о чем мы с ней не решались заговорить до этого момента, вырвалось наружу. А надо было прояснить слишком многое. Стресс от последних событий, пережитых в Гельфе, и неизбежность моего отъезда стали своеобразными детонаторами откровенности между нами. Когда я попал в плен, мне французы вернули золотую ладанку, но не вернули золотое обручальное кольцо, которое кто-то снял с меня, пока я лежал в беспамятстве. Наверное, это обстоятельство и ввело вдову в заблуждение.
Потому я снова сказал ей честно:
— Да, я женат. Мою жену зовут Лиза…
Иржина находилась на грани истерики, перебив:
— Пойми же, Андрэ, я одинокая женщина, которой сделалось невыносимо скучно быть вдовой, занятой ведением хозяйства. И пусть я поступила опрометчиво, возжелав приключений и влюбившись в тебя, как глупая девчонка! Но, клянусь, я не знала, что ты женат! Ты же ничего не сказал мне об этом и нарочно снял обручальное кольцо! Потому я подумала, что ты одинокий… Когда я посещала дом мельника, где ты лежал раненый без сознания, я спрашивала о тебе и мельника, и твоего денщика, но они не знали, женат ли ты. И я вообще ничего не знала о тебе, Андрэ. И до сих пор знаю слишком мало. Мы даже и не разговаривали толком с тобой. Но, я полюбила тебя. И ты разобьешь мне сердце, если уедешь!
Пытаясь оправдаться, я пробормотал:
— Обручальное кольцо я снял не специально. Кто-то из французов стащил его, когда я находился без сознания, а пока в коме лежал, то и след от кольца на пальце исчез. Вот только я не люблю свою жену. У меня к ней нет никаких чувств. Этот наш брак устроили родители. И мы с Лизой прожили вместе совсем немного до того, как она забеременела…
Глава 25
— Ах, вот оно что! Так твоя жена еще и ребенка ждет! А ты тут со мной закрутил! Подло воспользовался моим одиночеством! Каков мерзавец! Убирайся! — выкрикнула Иржина мне в лицо свое возмущение.
Влепив мне пощечину, баронесса повернулась ко мне спиной, взбежав на второй этаж. Я же молча потер ударенную щеку. И, глядя ей в след на то, как длинная юбка Иржины волочится по ступенькам, не тронулся с места. Я был ошарашен тем фактом, что эта красивая женщина влюбилась в меня. В этот момент я пытался разобраться в себе. Испытывал ли я слишком сильные чувства по отношению к ней? Скорее, все-таки нет. Безусловно, для меня общение с ней оказалось приятной романтической интрижкой. Но, не более того.
С минуту я стоял в холле, переваривая произошедшее. А потом, когда ее шаги затихли где-то наверху, я принял решение отложить разговор о деловых аспектах предстоящего отъезда на время ближе к отправлению. Нужно было дать Иржине какое-то время, чтобы она остыла после истерики. Потом я вышел из особняка, собираясь осмотреть трофеи, захваченные нашим отрядом, чтобы выбрать из них все то, что пригодится в походе. Нам понадобятся здоровые лошади, исправное оружие с боеприпасами и продовольствие. Остальное, включая лишнюю амуницию, всех пленных и легко раненых лошадей, я намеревался оставить на территории Гельфа.
Даже после наших пререканий я не отказывался от идеи позаимствовать провиант у баронессы, но, разумеется, не в качестве акта грабежа. Компенсировать все издержки я планировал тем, что выпишу ей напоследок щедрый вексель. Конечно, я предвидел, что мой отец Николай Андреевич отнюдь не обрадуется подобным расходам. Но, во всяком случае, я надеялся, что, благодаря выделению приличной компенсации вдове барона, я смогу найти какой-то компромисс внутри себя самого с собственной совестью и честью на фоне всего того, что произошло между мной и Иржиной. Деньги могли помочь замять скандал, тем более, что баронесса, как я понял, нуждалась в средствах постоянно, поскольку содержание ее старого замка все время требовало больших затрат.
Вместе с Дороховым мы пересчитали трофеи, которых оказалось немало. Помимо ружей, у обозников имелся неплохой запас пуль и пороха. Еще у французских фуражиров оказалась вполне приличная касса, обнаруженная при вскрытии небольшого, но тяжелого сундучка покойного капитана. Выяснилось, что этот сундучок был набит серебряными монетами почти доверху. И все-таки главным приобретением, несомненно, стали лошади. Смертельно ранеными оказались всего пять из них. Солдаты добили их и разделали на мясо. А раненых легко животных, которых набралось с дюжину, отвели на конюшню, поручив там заботам конюха. Здоровых же лошадок досталось нам все равно достаточно много, почти сотня голов. И это позволяло всем нашим бойцам передвигаться верхом. Имелись теперь в нашем распоряжении и фуражные фургоны, похожие на знаменитые дилижансы Дикого Запада. Причем, один из них был нагружен мешками с овсом, а это означало, что лошади на время перехода будут сыты.
Проспав несколько часов, Влад к вечеру оклемался и приступил к своим обязанностям, взяв на себя заботы о раненых. Толстяк Леопольд тоже оказался достаточно образованным. Во всяком случае, по моей просьбе он без труда наметил простым карандашом предстоящий маршрут на карте, а я перерисовал его, снабдив не только Дорохова, но и всех унтеров на случай, если отряду в пути придется разделиться. Занимаясь приготовлениями к походу, я пропустил и обед, и ужин. Впрочем, мой денщик Степан Коротаев не давал мне умереть с голоду, принеся с кухни рульку с тушенной капустой и картофельные пирожки.
Весь вечер ушел на подготовку к походу. Как только общими усилиями солдат, унтеров и нас с Дороховым все приготовили к выдвижению, и осталось лишь погрузить на телеги провизию, я рискнул вновь попытаться решить этот самый «продовольственный вопрос» с Иржиной. Она как раз ужинала вместе с родственниками, но я совсем не желал разговаривать прилюдно. Потому попросил слуг, чтобы баронессе передали о том, что я желаю переговорить с ней по важному делу. Ожидая ее, я смотрел на свечные огоньки, пляшущие в легком сквозняке над серебряными канделябрами, возвращенными расхитителями в баронский особняк.
В этот момент на меня снова нахлынули воспоминания прежнего князя Андрея. И перед моим мысленным взором почему-то всплыл эпизод, когда князь Ипполит Карягин увивался, словно змей, возле Лизы, помогая ей одеваться вместо лакея. Выглядело это так, будто бы он нагло лапает мою супругу. Да и морда у него в этот момент была хитрющая. Чертов ловелас — вот кто он такой! Помнится, я, то есть еще тот прежний князь Андрей, попытался поставить тогда его на место, обратившись к Ипполиту весьма пренебрежительным тоном, презрительно процедив ему сквозь зубы: «Па-азвольте, сударь!» Так, обычно, господа обращаются к лакеям. Но, князь Ипполит сделал вид, что не заметил мой тон, хотя подобная колкость для любого другого дворянина могла бы послужить поводом к вызову на дуэль.
Отвратительная семейка эти Карягины! И, подумать только! Эти неприятные люди и есть самые лучшие друзья моей жены! Вспомнилось тут же и еще, как Лиза сказала в присутствии Пьера, что вовсе не понимает, зачем мужчины едут на войну. Да она вовсе не патриотка! Никакого чувства долга по отношению к Родине она не испытывает! Да и на белку она похожа со своей этой постоянно вздернутой верхней губой. Вылитая злая хищная белка — вот кто она! И зачем мне такая жена? Что ждет меня с ней? Постоянные семейные скандалы? Если только…
Мои мысли прервало появление баронессы. Иржина все-таки вышла ко мне в холл из гостиной. На ней было бархатное платье бордового цвета с глубоким вырезом под шеей и с оборками из черного кружева, а на золотых ювелирных украшениях сверкали рубины, отражая своими кровавыми гранями пламя свечей. Выглядела она потрясающе. Но, я не собирался говорить ей комплименты и прочие банальности, а сразу перешел к делу:
— Баронесса, наш отряд готов к маршу. И все, что нам нужно получить от вас прежде, чем мы покинем Гельф, так это продовольствие на дорогу. Как только загрузим его на телеги, так сразу и отправимся. Я выпишу вам вексель, который покроет убытки…
Внезапно подбородок ее задрожал, а на глаза навернулись слезы. Дрогнувшим голосом она порывисто проговорила:
— Хоть ты и негодяй, Андрэ, что скрыл от меня свой брак, но я не собираюсь уступать тебя этой твоей Лизе! Я слишком долго страдала в одиночестве, а потому намерена за тебя бороться! Я поеду с тобой!
Такого поворота я не ожидал. Слушая Иржину, я поражался этой женщине. И где только ее гордость и честь баронессы? Да она ведет себя не лучше любой хабалки, считающей, что законная жена — это не стена, а значит, ее можно подвинуть!
Недоумевая от навязчивости этой женщины, я пробормотал:
— Да как же ты поедешь в такой трудный и рискованный поход, который и для закаленных боями солдат совсем не легкая прогулка? Мы сейчас уходим в неизвестность. Наш путь пройдет по дорогам среди гор, продуваемых всеми ветрами. Возможно, в пути нам придется отбиваться от неприятеля. Очень вероятно, что французы вышлют по нашему следу кавалерию. Вряд ли они простят нам разгром гарнизона Гельфа и фуражной роты. Потому, скорее всего, наш отряд постараются перехватить на марше и уничтожить любой ценой. И оторваться от преследования лихих кавалеристов на медленных обозных лошадках мы не сможем. Высока вероятность того, что не все наши бойцы доберутся до пункта назначения…
Иржина перебила: