елась секретно»{401}.
Когда в первых числах ноября противник захватил хутор Мекензия, или Лесной кордон № 2, «разинцы» попытались отбить его. Но он оказался крепким орешком. Советским солдатам удалось закрепиться лишь на высотах, расположенных километром западнее этого злополучного хутора. Но оставлять немцев в покое они не собирались.
В расположение полка только ему ведомыми тропами пробрался местный егерь Анастас Вартанов, сообщивший, что на хуторе Мекензия разместился немецкий штаб. Родилась идея совершить на него налет. С разрешения командования полка Людмила Павличенко вместе с лесником провела разведку маршрута, чтобы точно знать, с чем там может столкнуться группа снайперов, если выйдет в рейд. Разведка показала, что есть все возможности незаметно проникнуть во вражеский тыл и наделать изрядного шума.
В набег на вражеский штаб вышла группа, о составе и главное — действиях которой позволяют судить воспоминания Л. М. Павличенко: «На рассвете мы подошли к хутору и заняли позиции, согласно разработанному плану, в тылу у гитлеровцев. Я вместе со старым егерем — напротив дома, вход в него держа на мушке; три снайпера — в пятнадцати шагах слева от нее; два разведчика — в пятнадцати шагах справа, их цель — середина поляны и камень-известняк, где останавливается полевая кухня…
Немцы — солдаты очень дисциплинированные — собрались в нужном месте, в нужное время, в нужном количестве. Кухня подъехала в 11.37, приступила к раздаче пищи в 11.50. Наблюдая за ними в бинокль, я ждала, когда они обступят кухню потеснее. На прицеле держала долговязого унтер-офицера с двумя поперечными полосками на погонах, то есть кандидата на офицерское звание…
Мы открыли ураганный огонь с трех точек. Пули полетели в серо-зеленую толпу, стали кромсать ее на части, валить врагов на землю. Немцы не имели оружия и не могли ответить нам тотчас. Кроме того, многие уже в первые минуты нападения оказались убиты. В их числе — унтер-офицер и повар, получившие в голову горячий подарок от моей «светы» [так бойцы любовно называли снайперскую винтовку СВТ-40. — Авт.]. Майор артиллерии выскочил из дома, услышав выстрелы и крики. Пуля пробила ему переносицу. Не зря же я столько времени посвятила изучению этой позиции»{402}.
Группа Павличенко вернулась, захватив в немецком штабе ценные документы. Помощник начальника штаба полка по разведке не скрывал удовлетворения добытыми сведениями. Всем снайперам, в том числе Людмиле, записали на личный счет по семь уничтоженных немцев. Хотя кто теперь мог сосчитать тех солдат и унтер-офицеров в серо-зеленой униформе, которые остались лежать возле полевой кухни? По оценке командира группы, их было не менее шестидесяти: убитых, тяжелораненых…
С наступлением некоторого затишья после срыва первого наступления войск 11-й немецкой армии на Севастополь и переходом к позиционной войне от снайперов потребовалось изменение тактики. На первый план выходили непрерывное наблюдение за нейтральной полосой, ведение разведки, охота за вражескими солдатами и офицерами на их передовой линии. С винтовкой Мосина за плечами, имея на поясном ремне патронную сумку, пистолет «ТТ», нож-«финку» в металлических ножнах, флягу, малую саперную лопатку в чехле и две гранаты, Людмила вместе со своим подопечным Федором Седых отправлялась после полуночи на нейтральную полосу, в одну из обустроенных снайперских засад, метко названных «лисьими норами». На позиции обычно проводили несколько часов, наблюдая в бинокли за передним краем противника. По замечанию Людмилы Михайловны, немцы поначалу вели себя довольно беспечно, ходили по своим позициям во весь рост. «Это мы прекратили почти сразу, — пишет Л. М. Павличенко, — уничтожив в течение двух дней двенадцать человек: 10 солдат и два офицера».
Немцы сделались много осторожнее: стали глубже закапываться в землю, усилили наблюдение за нейтральной полосой, вели беспокоящий пулеметный и минометный огонь. Их разведывательные группы принялись действовать на той же территории, что и советские, и если обнаруживали советские засады, то разрушали их или минировали. На одной из таких мин подорвались двое подчиненных Павличенко. И ей самой теперь приходилось тяжелее. «Конечно, хотелось бы неотступно следовать установленному мной правилу: ни одного дня без убитых врагов, — сетовала она. — Но, увы, не всегда это получалось»{403}.
И тем не менее боевой счет Людмилы Михайловны рос. Возглавляемому ею взводу сверхметких стрелков приходилось нередко действовать за пределами «родного» III сектора обороны и «гастролировать» по всему переднему краю нашей обороны, выполняя задания особой сложности. Вот один из таких эпизодов.
Группа фашистских снайперов заняла высоту Безымянную в районе горы Гасфорта и Итальянского кладбища. С расстояния в 500 м они начали прицельно обстреливать проселочную дорогу от деревни Камары до деревни Шули, которая проходила по тылам II сектора обороны и играла важную роль в снабжении наших войск продовольствием, вооружением и боеприпасами. Все попытки подавить врагов артиллерией и минометами ни к чему не приводили. Снайперы меняли позиции на высоте и возобновляли обстрел.
Перед нашими снайперами была поставлена задача очистить высоту Безымянную от немцев. Для выполнения задания выделили семь человек. Первый день не принес удачи. Немцы занимали выгодное положение на гребне высоты, а нашим пришлось залечь у ее подножия. В 3 часа ночи следующего дня, скрываясь в мелком кустарнике и умело используя рельеф местности, наши бойцы поднялись наверх и очень близко подошли к боевому охранению противника. Нетрудно себе представить, какую нужно было проявить смекалку, чтобы почти вплотную подойти к тщательно охраняемому рубежу.
Но советские снайперы не просто подобрались на несколько десятков метров к позициям противника, но и «высадили» несколько заранее приготовленных кустов. Укрывшись за камнями, они замерли в ожидании того момента, когда с рассветом гитлеровцы откроют огонь по кустам, полагая, что в них замаскировались советские воины.
«Противник попался на нашу удочку, — писала Л. М. Павличенко, опять-таки не упомянув, что сама была активным участником описываемых событий. — Только на востоке заалела розовая полоска и первые лучи солнца брызнули из-за гор, раздалась бешеная стрельба из пулеметов и автоматов. Эсэсовцы открыли огонь по ложной цели. Мы этого и ждали. Нам требовалось точно определить месторасположение пулеметных гнезд и окопов автоматчиков. Почти одновременно прозвучали восемь выстрелов. Снайперы сумели быстро выбрать цели. Они били врага без промаха»{404}.
Член Военного совета Приморской армии, в состав которой входила 25-я стрелковая дивизия, дивизионный комиссар И. Ф. Чухнов в статье в «Известиях», опубликованной в разгар решающих боев за Севастополь, высоко отзывался о снайперском движении в рядах защитников города-крепости, называл снайперов «боевыми стахановцами фронта». За время со 2 по 30 апреля снайперы, сообщал он, уничтожили 1402 солдата и офицера противника, а за первую декаду мая — еще свыше тысячи. Они держали противника в постоянном напряжении, что на передовой — остро необходимо.
Взятый в плен обер-ефрейтор из 22-й пехотной дивизии Альберт Вальтер показал на допросе: «Ваши снайперы не дают нам высунуть носа из окопа. Они следят за нами круглые сутки. Нельзя же, в конце концов, сидеть все время в земле! Высунешься — и конец. Это доводит нас до истерики»{405}.
И. Ф. Чухнов отмечал, что снайперское движение возникло среди самих бойцов и выросло оно из их стремления не дожидаться, пока враг приблизится сам, а рваться навстречу ему, искать его, чтобы уничтожить. Понятно, что член Военного совета, будучи старшим политработником в армии, не мог не отметить роль партийных и комсомольских организаций, политработников в придании этой инициативе, родившейся снизу, организованного характера. С другой стороны — и это тоже понятно — без руководящего начала со стороны командования и политорганов в Красной армии по определению не могла получить развитие ни одна инициатива, как бы хороша она ни была.
Подготовка снайперов приняла самые разнообразные формы. Их готовили многочисленные курсы, организованные в подразделениях, опытные мастера сверхметкой стрельбы принимали индивидуальное шефство над бойцами, брали их с собой на огневую позицию, передавали свой опыт и боевые навыки.
В числе таких «стахановцев» член Военного совета Приморской армии назвал сержанта Левкина, заместителя политрука Гусева, сержанта Польникова, чей боевой счет достиг 50–60 врагов… Особое впечатление на читателей должно было произвести имя старшего сержанта Людмилы Павличенко — и это понятно, учитывая 253 уничтоженных ею к этому времени вражеских солдат и офицеров.
Именно в те дни, о которых писал И. Ф. Чухнов, 16 апреля 1942 г., Военный совет фронта провел слет метких стрелков всех частей гарнизона. Разумеется, не ради «галочки» бойцов, на боевом счету каждого из которых значилось не менее чем по 100–150 убитых гитлеровцев, отозвали с передовой. Бои вступали в решающую фазу, и мастерство снайперов оказалось на вес золота. Выйдя к столу, накрытому красной материей, всматриваясь в знакомые лица своих боевых коллег — опытнейшего Ноя Адамии, Героя Советского Союза, инструктора снайперского дела 7-й бригады морской пехоты, и сидевшего рядом восемнадцатилетнего Юрия Федоренко, Люда быстро преодолела волнение и высказала беспокоившую ее мысль кратко: если гитлеровцев больше, чем нас, то и бить их нужно больше. Стрелки брали на себя боевые обязательства. Павличенко дала перед товарищами слово довести личный счет до 300. Ее слово оказалось, как и всегда, твердым.
Ловя в прицел очередного врага и нажимая на спусковой крючок, молодая женщина увеличивала не только собственный боевой счет, она воевала и за любимого человека. Много раз она выходила на задание, благословляемая командиром роты младшим лейтенантом Алексеем Киценко. Общие фронтовые заботы сблизили молодых людей, а после того, как 19 декабря Люду тяжело ранило при отражении вражеской атаки и Киценко вынес ее на своих руках из-под вражеского огня, они ощутили невозможность существовать друг без друга.