его 17-й немецкой армией в Крыму, генерал-полковника Эрвина Йенеке, чистокровного арийца. Осужденный на 25 лет военным трибуналом Черноморского флота как военный преступник, он на суде 23 ноября 1947 г. в Севастополе заявил: «Я был удивлен, узнав, что сильной армией русских командует еврей Крейзер. Я преклоняюсь перед его военной стратегией, хотя непостижимо, что арийцы отступили»{264}.
Подчиненные же верили своему командиру, им была важна не национальность Крейзера, а его способность умело управлять войсками. В последнем же сомнений не было ни у кого. Недаром красноармеец Свинкин и младший командир Рыкалин сложили о нем трогательную своей бесхитростностью песню:
Лавиной сокрушительной
Пошли бойцы отважные,
За дело наше правое,
За наш родной народ.
Громит врага оружием
Дивизия бесстрашная.
На подвиги геройские
Нас Крейзер в бой зовет.
Своеобразным ответом воинов-москвичей на антисемитские выпады в отношении их командира стали боевые дела дивизии: в ходе ожесточенных боев с 30 июня по 3 июля было уничтожено около 60 танков и до трех тысяч солдат и офицеров противника.
Представить обстоятельства тех событий более наглядно позволяет их очевидец — генерал армии С. П. Иванов, бывший тогда заместителем начальника штаба 13-й армии: «Утром 3 июля нам довелось встретиться с генералом А. И. Еременко [на тот момент — командующий Западным фронтом. — Авт.]. Он прибыл в район боев восточнее Борисова, получив донесение о том, что город захвачен противником. Мы с командармом находились в этот момент на КП дивизии Крейзера в деревне Стайки. Неожиданно по ее единственной улице, поднимая клубы пыли, на большой скорости промчалась мимо нас новенькая эмка в сопровождении броневика со спаренной зенитно-пулеметной установкой… Из эмки вышел генерал-лейтенант… По властному взгляду его небольших стального оттенка глаз мы поняли, что это А. И. Еременко, о суровости которого многие были наслышаны.
Командарм и Крейзер представились, а остальные постарались ретироваться, однако Андрей Иванович заметил это и резким движением руки вернул всех на место. Неторопливо поздоровавшись с Петром Михайловичем и Яковом Григорьевичем, он сказал довольно высоким голосом:
— Что, голубчики, сдали город и успокоились? Или что-нибудь собираетесь предпринять?
— Приложим все силы, чтобы восстановить положение, — быстро нашелся Крейзер.
— Поперед батьки в пекло не лезь, — отрезал Еременко. — Послушаем, что скажет командарм.
— Я согласен с комдивом, — подтвердил Филатов.
— Тогда помозгуем, как это сделать, — заключил Андрей Иванович».
Было решено контратаковать с фронта силами 12-го танкового полка, который имел несколько машин Т-34, усилив его ротой тяжелых танков КВ. С флангов врага должны были сковать удары мотострелков. Контратаку поддерживал также 13-й артполк дивизии. После его короткого удара вперед двинулись танкисты. Присутствие двух генерал-лейтенантов на передовой подействовало на них явно ободряюще. Наблюдая захватывающее зрелище довольно солидной группы танков, на предельной скорости устремившихся на противника, мы, вспоминал С. П. Иванов, не заметили исчезновения Я. Г. Крейзера. Оказалось, что он укатил в атаку на головном КВ. Еременко, узнав об этом, в первый момент был взбешен, но П. М. Филатов успокоил его, сказав, что разрешил комдиву непосредственно в боевых порядках по радио руководить боем.
Когда через некоторое время Крейзер возвратился, продолжает С. П. Иванов, «Еременко неожиданно для всех, а может быть и для самого себя, обнял Якова Григорьевича, крепко пожал ему руку и сказал:
— Представлю к званию Героя Советского Союза и добьюсь, чтобы представлению дали ход. Запиши, Пархоменко, и передай кадровикам! — окликнул он своего порученца, сына легендарного начдива»{265}.
В тот же день, 3 июля, после отъезда А. И. Еременко была предпринята еще одна контратака. На сей раз — с фланга, так как немецкая мотопехота Неринга, расширяя плацдарм, растянулась по шоссе между Борисовом и Лошницей. В этих условиях генерал-лейтенант П. М. Филатов приказал Крейзеру силами танкового и мотострелкового полков контратаковать во фланг прорвавшегося противника. Разгорелся ожесточенный бой, в котором с обеих сторон участвовало свыше 300 танков. В результате контратаки удалось задержать наступление немцев до исхода 4 июля. Части дивизии, таким образом, выиграли время для занятия обороны на реке Нача, а затем почти две недели не давали возможности немецкому XLVII армейскому корпусу развить наступление вдоль автострады Минск — Москва.
Сам Крейзер вспоминал о тех днях: «…Применяя тактику подвижной обороны, части 1-й мотострелковой дивизии вели ожесточенные бои, сдерживая натиск врага. Ночью, когда гитлеровцы делали паузу в наступлении, наши части незаметно отрывались от них на 10–12 км и переходили к обороне на следующем выгодном рубеже. С утра противник предпринимал наступление в развернутых боевых порядках, но бил по пустому месту и только к полудню подходил к новому рубежу обороны дивизии. Здесь ему снова приходилось развертываться для наступления, чтобы преодолеть организованное сопротивление. Так день за днем в течение 11 суток непрерывных боев с частями XLVII немецкого танкового[12] корпуса на рубежах рек Нача, Бобр, Адров и населенных пунктов Крупки, Толочин, Коханово изматывались силы врага»{266}.
Ведя подвижную оборону в междуречье Березины и Днепра, 1-я мотострелковая дивизия на своем участке сумела задержать противника, рвавшегося к Смоленску, и этим оказала помощь второму эшелону войск 20-й армии, создавшему оборону на восточном берегу Днепра. Две недели она вела оборонительные бои в исключительно невыгодных условиях — на широком фронте, в большом отрыве от войск 20-й армии, при отсутствии соседей. Но свой долг воины-москвичи выполнили с честью. Не случайно одной из первых дивизия стала гвардейской.
А что касается обещания А. И. Еременко, то его слово оказалось крепким: за искусное руководство боевыми действиями и проявленное при этом бесстрашие полковник Я. Г. Крейзер 22 июля 1941 г. был удостоен звания Героя Советского Союза. Напомним: миновал только первый месяц войны, бойцы и командиры награждались весьма скупо, тем выразительнее факт присвоения геройского звания командиру 1-й Московской мотострелковой дивизии, первому с начала войны среди общевойсковых командиров.
Оценивая те бои, маршал Г. К. Жуков писал: «На реке Березине наши войска упорно дрались в районе города Борисова… Туда подошла 1-я Московская мотострелковая дивизия под командованием генерал-майора [в действительности в тот момент — полковника. — Авт.] Я. Г. Крейзера… В этих сражениях генерал Я. Г. Крейзер блестяще показал себя»{267}.
Генерал-майором Яков Григорьевич стал 7 августа 1941 г. В это же время он получил и назначение на должность командующего 3-й армией. Значительный, сразу через несколько служебных ступеней рост. История войны знает массу примеров, когда иной генерал в таких случаях не выдерживал нового объема обязанностей и резко возросшей степени ответственности. В случае с Крейзером этого не произошло. Пусть не все сразу получалось, как хотелось, но оказанное доверие Яков Григорьевич оправдал.
Явно сказалась отличная школа Московской Пролетарской стрелковой дивизии, позднее переименованной в 1-ю Московскую мотострелковую, в которой он служил с самого момента ее формирования в 1927 г. и до начала Великой Отечественной войны. Рос и мужал вместе с будущими маршалами и генералами армии С. С. Бирюзовым, Н. Н. Вороновым, М. И. Неделиным, В. И. Казаковым, Г. Ф. Одинцовым, П. И. Батовым, К. Н. Галицким, Г. И. Хетагуровым, Д. Д. Лелюшенко, П. Н. Лащенко. Здесь в 1936 г. командир учебного батальона майор Крейзер был удостоен ордена Ленина — так был отмечен его вклад в успешное проведение экспериментального батальонного тактического учения, выстроенного по личному замыслу тогдашнего заместителя наркома обороны маршала М. Н. Тухачевского.
Во главе родной дивизии Крейзер принял и свой первый бой. А затем, уже командуя 3-й армией, участвовал в Московской битве. Довелось много чего совершить — и в оборонительных боях участвовать в ходе Тульской операции, и из окружения из-под Трубчевска выходить, и даже поучаствовать на самой ранней стадии в контрнаступлении под Москвой, освобождая в ходе Елецкой операции Ефремов. Много позднее, в августе 1943 г., в ходе сражения за Левобережную Украину он принял под свое командование 51-ю армию, вместе с которой и вписал свое имя в историю освобождения Крыма.
Войска 4-го Украинского фронта, в состав которого входила 51-я армия, прорвав в районе реки Молочной участок сильно укрепленной немецкой оборонительной линии — так называемого Восточного вала и овладев 23 октября ее ключевым узлом — Мелитополем, вышли на степные просторы Северной Таврии. Впереди открывался путь на Крым, к Перекопу, Сивашу и Чонгарским переправам.
Враг с невероятным упорством цеплялся за Крым. Пока полуостров оставался в его руках, немецкое командование контролировало большую часть Черного моря с помощью подводных лодок, надводных кораблей и авиации. Маршал П. К. Кошевой, в дни описываемых событий командир входившего в 51-ю армию 63-го стрелкового корпуса, вспоминал: «Богатые хлебом поля, железная руда, залегающая на поверхности земли под Керчью, сады и виноградники, многочисленные здравницы Крыма разжигали аппетиты немецко-фашистских захватчиков и заставляли их яростно сражаться за этот благодатный край. На фронте ходили слухи, что в санаториях Южного берега, Саки и Евпатории лечились 200 тысяч солдат и офицеров фашистского вермахта»