есистый, центральный и южный. Основным считался центральный участок с ключевыми позициями, какими были Сахарная Головка, Сапун-Гора. Эти две господствующие над местностью высоты были превращены в мощные узлы сопротивления, в каждый из которых входили многочисленные опорные пункты на прилегающих к ним отрогах.
Центральный участок протяженностью около 17 км находился в полосе наступления 51-й армии. Сапун-Гора была буквально превращена в каменную и железобетонную крепость. Отсюда можно было обстреливать боевые порядки наступающих на глубину 5–6 км. Кроме того, она надежно прикрывала подступы к Инкерманской долине, Золотой балке, безымянным высотам Балаклавы. Именно здесь был наиболее короткий путь к Севастополю. Овладев Сапун-Горой, советские войска получали возможность отрезать и уничтожить всю северную группировку противника с одной стороны, южную его группировку — с другой, лишить его возможности воспользоваться Севастопольским портом. Вот почему на восточных скатах Сапун-Горы на расстоянии 150–200 м одна от другой были ярусами оборудованы пять-шесть траншей полного профиля с дотами, дзотами, пулеметными и минометными площадками. Подступы к ним прикрывались минными и проволочными заграждениями, многослойным огнем из всех ярусов и навесным огнем тяжелой артиллерии с закрытых позиций. Можно представить, каково приходилось советским солдатам под таким массированным обстрелом, если на каждую стрелковую роту, действовавшую в первом эшелоне, приходилось в среднем 32 пулемета и 15 минометов противника.
Были укреплены не только восточные скаты Сапун-Горы. По ее отлогим западным скатам были отрыты три-четыре линии траншей, одна из которых проходила по гребню. Вторая полоса (внутренний обвод) по своим инженерным сооружениям не уступала внешнему обводу. Она проходила по линии Инкерман — Дергачи, высота 172,7, совхоз № 10, имела общую глубину 4–5 км и состояла из трех-четырех траншей, также удаленных друг от друга на 150–200 м. Тыловой оборонительный рубеж второй полосы, оборудованный инженерными сооружениями, проходил по северо-восточной окраине слободы Корабельной, гора Камчатка, Малахов курган, Зеленая Горка, хутор Отрадный, Загородное шоссе. Третья полоса была на юго-западе города и проходила по Херсонскому валу{294}.
Двадцать девятого апреля на КП Приморской армии Ф. И. Толбухин ознакомил командный состав с планом предстоящей операции по освобождению Севастополя. «По замыслу командующего фронтом, — вспоминал Крейзер, — главный удар было решено нанести силами Приморской и левого крыла 51-й армий на участке Сапун-Гора, Карань, прорвать вражескую оборону и выйти к основным причалам Севастополя, которые противник мог использовать для эвакуации»{295}.
«Этому направлению предпочтение было отдано по многим обстоятельствам, — вспоминал С. С. Бирюзов. — Здесь местность больше, чем в других местах позволяла применить танки. От Сапун-Горы открывался кратчайший путь к пристаням, которые необходимо было захватить и тем лишить противника возможности эвакуироваться морем. Наконец, был расчет и на то, что фашисты никак не могут предполагать, будто мы решимся повторить неудачный опыт Манштейна, который ровно за два года до этого пробовал взять Севастополь, прежде всего со стороны Сапун-Горы и потерпел там неудачу»{296}.
Действия ударной группировки советских войск облегчила военная хитрость, к которой прибегло наше командование. Чтобы ввести противника в заблуждение, за два дня до наступления на главном направлении, вражеские войска с северо-востока, через Мекензиевы горы атаковали части 2-й гвардейской армии, здесь же мощные удары с воздуха нанесла 8-я воздушная армия. Для этого, вспомогательного, удара было избрано как раз то направление, откуда Манштейну в 1942 г. удалось, в конце концов, пробиться к городу. Предпринят он был с таким расчетом, чтобы отвлечь хотя бы часть сил противника с главного направления. И это удалось: немецкое командование начало перебрасывать сюда войска с других участков, в том числе из полосы действий 51-й армии.
Но еще до решительного штурма надо было во что бы то ни стало захватить высоту, носившую, вопреки таившейся в ней опасности, уменьшительно-ласковое название Сахарная Головка. Грозная вершина из белого известняка примыкает к Сапун-Горе уступом вперед. Немцы, опираясь на обе вершины, могли контролировать положение на приморском фланге, а ведь именно там сосредоточивались для главного удара основные силы фронта.
Немецкое командование, описывал в своих воспоминаниях П. К. Кошевой, создало на Сахарной Головке «мощный узел обороны с большим количеством огневых средств. Каждый метр земли на подступах и скатах высоты был нашпигован минами и фугасами, колючей проволокой, простреливался многослойным косоприцельным огнем. Враг, опираясь на Сахарную Головку, командовал над Инкерманской долиной и фланговым огнем не давал приблизиться к Сапун-горе… Что только ни делал он [генерал И. И. Миссан, в полосе наступления стрелкового корпуса которого находилась высота. — Авт.], чтобы захватить Сахарную Головку, но день шел за днем, нарастал счет потерям, а успех все не приходил»{297}.
«Сахарная Головка стала бельмом на глазу армии и фронта… Мы ждали решения Я. Г. Крейзера на прорыв позиций противника с особым нетерпением и вниманием, — передавал испытываемые тогда чувства П. К. Кошевой. — Командарм, продумывая решение, на какое-то время полностью отключился от вязкой текущей работы. Он пропадал на НП у Сахарной Головки, колесил вдоль фронта на „Виллисе“, заметно волновался. От природы смуглый, Я. Г. Крейзер стал совсем черным и худым. Мы, командиры корпусов, понимали его чувства и не докучали мелочами повседневной жизни войск, улаживая их с начальником штаба армии Я. С. Дашевским»{298}.
Беспокоился и Ф. И. Толбухин. Из-за задержки со взятием проклятой высоты приходилось рассматривать не один, а два варианта начала наступления. Для их обсуждения командующий фронтом в начале мая собрал командиров соединений на наблюдательном пункте 51-й армии.
Вспоминает П. К. Кошевой: «Когда я прибыл, там уже находились командиры корпусов И. И. Миссан и К. П. Неверов, командующий артиллерией армии генерал Н. И. Телегин, член Военного совета генерал-майор В. И. Уранов, некоторые другие офицеры штаба армии. Вскоре в сопровождении Я. Г. Крейзера подъехали Ф. И. Толбухин, С. С. Бирюзов и командующий 8-й воздушной армией генерал-лейтенант Т. Т. Хрюкин. Началась отработка решения командующего 51-й армией на атаку главной полосы обороны немецко-фашистских войск»{299}.
Я. Г. Крейзер довел до сведения участников совещания два возможных варианта дальнейших действий. В случае, если к началу наступления советских войск Сахарная Головка продолжала бы оставаться в руках противника, то ее штурм поручался 417-й дивизии (из состава 63-го корпуса) и частям 1-го гвардейского стрелкового корпуса. Однако, в случае реализации этого варианта, командование армии было бы вынуждено значительно ослабить силы, наступающие на Сапун-Гору, что было нежелательно. Этого удалось бы избежать в случае, если бы Сахарная Головка была бы взята до начала основного наступления.
«Яков Григорьевич, — писал П. К. Кошевой, — был человеком дипломатичным и не предложил, как делалось в таких случаях, какого-то одного решения. Вероятно, эта необычная позиция была заранее согласована с Ф. И. Толбухиным и им санкционирована»{300}. Началось горячее обсуждение. Часть присутствующих восприняла сдержанность Крейзера как сигнал к упрекам в адрес И. И. Миссана. Главным был вопрос: почему до сих пор высота не взята и препятствие на пути к Севастополю не преодолено? И теперь придется отвлекать от основной задачи правофланговую дивизию 63-го стрелкового корпуса, а Сапун-Гору атаковать силами всего двух дивизий. Именно на таком варианте действий настаивал начальник штаба фронта генерал С. С. Бирюзов.
А пресловутая высота меж тем просто «купалась в солнечных лучах, ослепительно блестела известковой вершиной, красовалась сочной молодой зеленью и весенними цветами, пробившимися кое-где по ее склонам»{301}. При виде этой красоты досада от того, что все еще не удается сломить сопротивление противника, и боевой азарт только возрастали.
Продолжает рассказ П. К. Кошевой: «Заговорил горячий Миссан.
— Сахарную Головку мы возьмем, безусловно, без помощи шестьдесят третьего корпуса, — заявил он убежденно, заметно волнуясь и не скрывая обиды, — даю слово!
После такого безапелляционного утверждения никто не решился заговорить. Наступило молчание. И тут урок безграничной веры в подчиненных преподал всем присутствующим командующий фронтом. Ф. И. Толбухин подошел к генералу и, глядя ему в глаза, сказал:
— Я вам, товарищ Миссан, верю.
Затем, обращаясь ко всем присутствующим, добавил:
— Разговор на этом прекратим. А при дальнейшей разработке решения на атаку Сапун-Горы будем исходить из того, что Сахарная Головка — в наших руках…
Много раз мне приходилось присутствовать в момент важных решений, принимаемых крупными советскими военачальниками, — резюмирует П. К. Кошевой. — Но подобного случая, как в тот день на НП 51-й армии, я больше не встречал. На всю жизнь запала в память безграничная вера Ф. И. Толбухина в своих подчиненных, в героизм советских воинов, готовых, если того требует дело победы, на любые жертвы и подвиги. Доверие полководца ко многому обязывало»{302}.
Планирование наступления главных сил фронта, назначенное на утро 7 мая, было к 6 мая завершено. Генерал Крейзер уточнил задачи стрелковых корпусов, наступавших на направлении главного удара 51-й армии в первом эшелоне — 63-го и 1-го гвардейского и вводившегося в бой во втором эшелоне — 10-го стрелкового. Были тщательно проверены готовность частей, организация управления и взаимодействия войск.