{348}. Совет пришел к выводу, что противник либо будет оборонять Каранки до последнего предела, либо отойдет из них заблаговременно. Если события станут развиваться по первому варианту, «тогда 417-я дивизия Бобракова будет иметь достаточно времени, чтобы нанести удар на юг и закрыть врагу пути отхода в этом направлении. В таком случае наступление 267-й дивизии Толстова непосредственно на Каранки не надо было форсировать с раннего утра, чтобы не вытолкнуть противника»{349}.
Разведка доложила, что признаков отхода врага из Каранки нет, это позволяло думать, что враг будет действовать по первому варианту. На рассвете «свежая 417-я дивизия при поддержке большого количества артиллерии и самолетов нанесла мощный удар юго-западнее [на Асс-Найман]… стала развивать наступление на юг»{350}.
События развивались стремительно. В 11 часов были введены в бой вторые эшелоны 1-го гвардейского и 63-го стрелковых корпусов. «На восточном берегу решительной атакой прорвала оборону противника 417-я стрелковая дивизия, в районе Асс-Найман она соединилась с частями 346-й дивизии и, перехватив пути отхода Каранкинской группировки, содействовала основным силам 267-й дивизии к исходу дня уничтожить Каранкинский узел сопротивления, являющийся остовом всей оборонительной системы гитлеровцев на их правом фланге. Тем временем на левом фланге 63-го корпуса 263-я стрелковая дивизия теснила противника в районе Тюй-Тюбе. Повернув на юг, 263-я дивизия повела наступление в общем направлении на Джанкой»{351}.
Сполна сказывалось войсковое товарищество. Действовавшие к западу от 63-го стрелкового корпуса войска 2-й гвардейской армии, 10-го и 1-го гвардейского стрелковых корпусов, энергично прорывая оборону противника, не позволили врагу высвободить на Перекопе и Сиваше сколько-нибудь существенные резервы, чтобы повлиять на ход операции, на острие которой находились соединения Кошевого.
Немцы оказывали ожесточенное сопротивление. Обеспечивая действия 417-й и 267-й стрелковых дивизий, командир корпуса полностью переключил на их поддержку выделенную ему артиллерийскую дивизию фронта и авиацию. По признанию Кошевого, «управлять войсками стало сложнее». Постоянно звонил командарм Крейзер, требуя «всемерно ускорить наступление».
417-я стрелковая дивизия, наступавшая на главном направлении корпуса, действовала стремительно. «Труднее было в полосе 267-й дивизии… Только к 18 часам А. И. Толстов доложил… что войска ворвались в Каранки»{352}. Высокий темп наступления на левом фланге корпуса набрала 263-я стрелковая дивизия, командир которой — полковник П. М. Волосатых через месяц после этих событий был удостоен звания Героя Советского Союза за умелое управление войсками на поле боя. Под удар частей именно этой дивизии попала та «часть каранкинской группировки врага, которая пыталась спастись через Сиваш, перебравшись в район Тюй-Тюбе…
9 апреля 1944 года, как и предыдущий день, я закончил на своем наблюдательном пункте, — вспоминал Кошевой. — Однако настроение было куда более радостным, чем вчера. Важнейший узел сопротивления противника — Каранки — был полностью ликвидирован. Мы достигли рубежа Асс-Наймана, и впереди уже маячила высота 30,3, где проходила последняя позиция вражеской обороны».
И много лет спустя мемуарист не мог забыть обстановку, в которой ему в среде своих боевых товарищей — командиров 417-й и 267-й дивизий, офицеров штаба и начальников родов войск — довелось подводить итоги столь победного дня и ставить задачи на следующие сутки: «Слабый свет керосиновой лампы в небольшом блиндаже наблюдательного пункта мягко освещал лица моих боевых друзей. Все смертельно устали за эти два дня, но глаза блестели в радостном возбуждении: корпус успешно выполнял боевую задачу, еще одно усилие — и мы выйдем на оперативный простор…»{353}
Когда командир корпуса предложил присутствующим высказаться, как следует прорывать рубеж обороны противника с высотой 30,3, генерал Бобраков, чья 417-я дивизия должна была сыграть в прорыве главную роль, заявил, что будет брать высоту ночью, не проводя артиллерийской и авиационной подготовки. Ночь выгодна эффектом внезапности. Огневые же точки врага были выявлены заранее и еще засветло пристреляны. «Так что и ночью огонек будем вести точно по целям», — уверенно заявил Бобраков.
Замысел был успешно реализован. Еще не наступил рассвет, как генерал Бобраков вышел на связь и доложил, что он — на высоте 30,3. Через непродолжительное время последовал новый доклад — об овладении важным населенным пунктом Томашевкой.
Тем временем действовавшая восточнее 263-я дивизия, «успешно прорвав позиции противника к юго-востоку от Тюй-Тюбе, гнала врага на Пасурман и готовилась к повороту на Чонгарское направление, на Таганаш»{354}.
Кошевой с разрешения командарма сменил дислокацию своего наблюдательного пункта, перейдя в район недавно захваченной высоты 30,3. Наступило время решить задачу, которую еще накануне ночью по телефону поставил начальник штаба фронта генерал С. С. Бирюзов — согласовать с представителями командования 19-го танкового корпуса вопросы ввода корпуса в сражение после полного прорыва вражеской обороны. Для этого на новый НП Кошевого был направлен заместитель командира корпуса полковник И. А. Поцелуев. Командиры, используя бинокли, долго изучали местность, определили пути подхода танков к рубежу развертывания и договорились, когда и как следует поддержать их артиллерийским огнем и ударами авиации. Затем спустились в блиндаж, оборудованный еще немцами, чтобы перекусить. Здесь и произошел один из тех многочисленных случаев, о которых вспоминают старые бойцы, не переставая удивляться фронтовой удаче.
Впрочем, дадим слово самому Петру Кирилловичу: «Мы исправно работали ложками, продолжая беседовать о совместных действиях, как вдруг… Мы с Поцелуевым почувствовали, как загудела и заколебалась вокруг земля. Это самолеты врага прорвались к высоте и нанесли еще один удар. Мы переглянулись, нисколько не заботясь о безопасности, поскольку над головой находилось, как нам казалось, надежное перекрытие. Однако дело обстояло иначе. Вместе с тяжелыми бомбами самолеты противника бросали множество мелких бомб осколочного действия, которые у солдат получили прозвище „лягушки“. Вот теперь-то и пожаловала к нам в блиндаж такая тварь, свалившись через крышу прямо между мной и Поцелуевым. Мы сообразили, что именно происходит, лишь тогда, когда потолок затрещал и чугунная чушка оказалась у наших ног. Мы оцепенели… Прошла секунда, две, три… Взрыва не было. И я, и собеседник, однако, не поднимались и молча взирали на бомбу. Наконец мы полностью пришли в себя и выскочили в траншею… Бомба так и не взорвалась. Ее благополучно обезвредили»{355}.
Хорошо то, что хорошо кончается. Командирам некогда было заниматься собственными переживаниями, так как предстояло вновь действовать быстро и энергично. «На рассвете 11 апреля с рубежа южнее Томашевки в общем направлении на Джанкой [то есть в полосе 63-го корпуса. — Авт.] мы ввели в прорыв дополнительные силы — 19-й танковый корпус и 77-ю стрелковую дивизию, — писал бывший начальник штаба 4-го Украинского фронта С. С. Бирюзов. — К полудню они овладели Джанкоем — этим важным узлом железных и шоссейных дорог в северной части Крыма, а также базой материального обеспечения значительной части немецких войск. Отсюда открывался путь на Симферополь»{356}.
Для обеспечения высоких темпов наступления командующий фронтом Ф. И. Толбухин приказал создать подвижную группу, в которую вошли 19-й танковый корпус, посаженная на автомашины 279-я стрелковая дивизия и 21-я истребительно-противотанковая артиллерийская бригада, под общим руководством заместителя командующего 51-й армией генерал-майора В. Н. Разуваева. Началось преследование отступающего противника.
Задача же 63-го стрелкового корпуса, как ее сформулировал Кошевому начальник штаба фронта, «не отстать от подвижной группы и прорывать, если потребуется, промежуточные рубежи обороны, не втягивая в дело танки»{357}. Об этом теперь напомнил Кошевому и командарм Крейзер. Следовало, как вспоминал Петр Кириллович, действовать стремительно, напористо, ни на минуту не терять контакта с противником, не давая ему возможность планомерно откатиться к Севастополю.
Одиннадцатого апреля в очищенном от врага Джанкое воины корпуса слушали по радио приказ Верховного главнокомандующего о прорыве обороны противника на Перекопе и Сиваше, об овладении Джанкоем. В тот же день с керченского плацдарма началось наступление Отдельной Приморской армии. 12 апреля ее войска овладели Ак-Монайскими позициями, гоня противника через степи на Симферополь.
Возникла ситуация, когда отступающие на запад вражеские части могли нанести удар во фланг 51-й армии. Поскольку здесь, на левом фланге наступал 63-й стрелковый корпус, именно на Кошевого командующий армией возложил задачу по обеспечению фронтовой наступательной операции с флангов. Ситуацию затрудняло отсутствие точной информации, сколько отходило немецких войск, какими силами их можно было сдержать.
Комкору позвонил Я. Г. Крейзер: «Высылайте боковой отряд не менее полка. Усильте его артиллерией. Посадите на автомашины. Головой отвечаете за левый фланг». Малейшее промедление исключалось. Карта показала наилучший рубеж для организации обороны — районный центр Зуя в 20 км северо-восточнее Симферополя, через него шла дорога из-под Керчи прямо на Симфероп