Именно в ходе той поездки состоялось едва ли не самое знаменитое публичное выступление Павличенко перед аудиторией, которая знала войну, если можно так сказать, дистанционно и не могла себе даже представить, что чувствует человек, когда его землю перепахивают вражеские бомбы и снаряды, когда у него на глазах гибнут родные и какие священные чувства мести рождаются от этого в сердце.
Митинг в Чикаго. «Я шагнула вперед, к микрофону, — писала Людмила Михайловна. — Перед сценой собралась изрядная толпа. Я отчетливо видела лица людей в первых ее рядах: в основном мужчин лет 30–40. Они довольно приветливо меня рассматривали и улыбались. Я начала с нескольких фраз о войне, что бушует сейчас в далекой от них России, потом сделала паузу и резко возвысила голос:
— Джентльмены! Мне двадцать пять лет. На фронте я уже успела уничтожить триста девять фашистских солдат и офицеров. Не кажется ли вам, джентльмены, что вы слишком долго прячетесь за моей спиной?..»{416} Толпа молчала несколько секунд, слушая перевод. Потом на старинный парк обрушилась настоящая буря. Люди вопили, что-то скандировали, свистели, топали ногами, аплодировали. К эстраде бросились журналисты. Расталкивая репортеров, туда же устремились и те, кто хотел сделать взнос в фонд помощи СССР.
Голосом Людмилы говорила советская молодежь, не ведавшая пощады к вероломному врагу. Говорила убежденно, страстно. Сколько раз заокеанские журналисты пытались проверить ее на излом! Донимали вопросами: ее ли, молодой обаятельной женщины, дело — воевать? С какими чувствами она стреляет в людей? Как может хладнокровно, часами выслеживать солдата или офицера на «той» стороне с единственной целью — улучив момент, застрелить, уничтожить? Она отвечала просто: стреляла не в людей, а во врагов, незвано пришедших на нашу землю: «Я собиралась быть или учителем истории в средней школе, или научным сотрудником в библиотеке или в архиве. Вместо этого стала фронтовым снайпером, умелым охотником на людей, одетых в румынские и немецкие мундиры. Но зачем они пришли сюда, на мою землю, зачем заставили меня отказаться от моей мирной профессии?..»{417}
Словам, да еще произнесенным, хотя и с внутренней страстью, но хладнокровно, так что и ожидать от молодой женщины было трудно, конечно, верили. Однако дотошной журналистской братии мало было слов, она хотела своими глазами увидеть стрелковое мастерство гостей.
«Почти всегда, когда мы с Людмилой посещали воинские части и подразделения, — вспоминал В. Н. Пчелинцев, — как бы случайно появлялся или автомат, или карабин, а иногда и винтовка. Этим „случайностям“ мы поначалу не придавали особого значения. Однако, как только у меня или у Людмилы оказывалось в руках оружие, обязательно следовало предложение „испытать его“, попросту говоря, недвусмысленно предлагали из него пострелять… Вежливая попытка вернуть оружие ни к чему не приводила — оружие снова возвращалось к нам в руки. Стало ясно, что наши новые друзья, и в первую очередь корреспондентская братия, упорно хотят удостовериться в нашей снайперской стрельбе… До них никак не доходило, что миловидная девушка в военной форме, которая совершает турне по их стране, действительно была способна уничтожить несколько сот нацистов. Высказать свои сомнения напрямую выглядело бы оскорбительным. Вот они и шли поэтому на разного рода „хитрости“»{418}.
Вообще говоря, трудно объяснить, почему мысль показать свое мастерство не пришла в голову самим ребятам, ведь это еще больше подняло бы их авторитет, сделало мнение об их профессионализме незыблемым, рассеяло бы нет-нет да и проскальзывавшие в печати предположения, что СССР послал на студенческий форум не героев войны, а обычных пропагандистов, одетых в военную форму. Тем более что продемонстрировать свое мастерство им было довольно просто — не летчики, не танкисты, чай, никакой сложной техники не надо, бери винтовку в руки — а недостатка в тирах и стрельбищах в Америке явно не было. Как ни странно, но «отшучивались» всю поездку, и лишь пару раз, в Чикаго и Вашингтоне, ситуация сложилась так, что все же пришлось защищать «честь мундира».
Людмила, хотя в своих воспоминаниях и оговаривается, что «мне самой было интересно посмотреть на американское снайперское оружие», показать его в действии не торопилась. А почему не предположить, что молодая женщина просто устала: от обстановки боя, от изнурительного, не спадающего многими днями напряжения, от необходимости вести огонь и обязательно меткий, на поражение, поскольку снайпер, как и сапер, ошибается чаще всего один раз.
…Америку делегация покидала с чувством хорошо проделанной работы. За два с лишним месяца ребята посетили 43 города, выступили на почти семи десятках массовых митингов. Как правило, все они сопровождались сбором денежных средств в помощь Красной армии. Так что общая сумма собранных средств превысила несколько миллионов долларов. Визит 1 ноября 1942 г. завершился прощальным ужином в Белом доме, устроенным Элеонорой Рузвельт. С ней Людмила Михайловна крепко подружилась, они встречались несколько раз при посещении госпожой Рузвельт Советского Союза в 1957 и 1958 гг.
Через Канаду героическая тройка перебралась по воздуху на Британские острова. Здесь, в Лондоне, 14 и 15 ноября усилиями Национального союза студентов был организован Международный конгресс молодежи. А затем, как и в США, последовали поездки по стране. О посещении Британских островов в воспоминаниях Л. М. Павличенко нет ни слова, поэтому вновь обратимся к книге В. Н. Пчелинцева.
С товарищами по оружию
Семнадцатого ноября состоялся прием советских делегатов в штабе английского Верховного командования, где Людмиле и Владимиру вручили боевые награды и снайперское оружие. В закрытых узких металлических серых пеналах покоились английские снайперские винтовки «Спрингфельд» с оптическими прицелами. Вручая оружие, седой генерал сказал:
— Мы понимаем, что стрелять из этих винтовок вам не придется, но вручаем их вам как символ нашей союзнической солидарности и в знак уважения за ваше мужество на поле боя.
А пострелять все-таки пришлось, пусть и не из этого, наградного, оружия. Великобритания, конечно, больше, чем США, представляла собой военный лагерь, здешние войска непосредственно готовились к боям. И при посещении воинских частей в графстве Кент, на побережье Ла-Манша, с просьбой показать стрелковую подготовку обратились не только журналисты, но и такие же, как гости, бойцы. Отказать им, братьям по оружию, было значительно труднее.
В одной из пехотных частей, куда привезли советских гостей, выучку и мастерство солдаты демонстрировали на стрельбище. И как много раз до этого, в руках у Павличенко оказался автомат. Немедленно застрекотали кинокамеры местных кинохроникеров, защелкали фотоаппараты. Стало ясно, что от Людмилы ожидают, когда же леди Павличенко нажмет на спусковой крючок и покажет искусство снайперской стрельбы.
Первым на линию огня вышел Владимир, который быстро выявил особенности автомата. «Людмила, получив от меня короткую информацию об ошибке в прицеле, — вспоминал Пчелинцев, — перевела рычажок на „автомат“ и тут же короткими очередями расстреляла по мишеням весь магазин. Ее зрелищную, шумную и, откровенно говоря, бесшабашную стрельбу окружающие наблюдали с любопытством. Крутились ручки киноаппаратов, щелкали фотокамеры. Надо ли говорить, что и эта стрельба была успешной…»{419}
…Если в Вашингтоне ребята были почетными гостями М. М. Литвинова, то в Лондоне их принимал у себя советский посол И. М. Майский. Именно он был их «гидом» на состоявшемся 7 ноября в Экспресс-холле митинге, посвященном 25-летию Великой Октябрьской социалистической революции и традиционном приеме в посольстве по случаю этого праздника. Когда председательствующий стал представлять гостей, каждое имя встречалось громкими рукоплесканиями. Потом наступила тишина, и усиленный мощными динамиками зазвучал голос И. В. Сталина. Это были фрагменты его речи на торжественном заседании, которое прошло в Москве накануне. Год назад речь Сталина Людмиле услышать не довелось: настойчивые попытки гитлеровцев овладеть Севастополем не позволили оставить передний край. А именно тогда, 6 ноября 1941-го, прозвучали слова вождя: «Немецкие захватчики хотят иметь истребительную войну с народами СССР. Что же, если немцы хотят иметь истребительную войну, они ее получат». Захватчики в самом деле ее получили, и одним из миллионов «истребителей» стала Людмила.
Страна изнемогала в противоборстве с превосходящим по силе врагом. Тут бы союзникам и помочь Красной армии! Но ожидание второго фронта все затягивалось, и терпеть это становилось просто невмоготу. Потому, выйдя к трибуне, Павличенко не стала излишне дипломатничать:
— Мы благодарим за танки, сделанные английскими рабочими и доставленные нам храбрыми моряками торгового и военного флота. — И после выразительной паузы прибавила: — Но мы надеемся на большую поддержку, на такую, которая, по крайней мере, отвлекла бы с нашего фронта 60–70 германских дивизий{420}.
И. М. Майский давно жил в Лондоне, был «своим» человеком в среде дипломатов и политиков и потому мог представить своих юных друзей лидерам антинацистского сопротивления.
Теплой, сердечной вышла встреча с «красным архиепископом» Хьюлеттом Джонсоном — настоятелем Кентерберийского собора, с началом войны ставшим председателем Объединенного комитета помощи Советскому Союзу.
— Я рад, что встретился с необычной русской женщиной, которая еще раз доказала истину, что когда речь идет о защите отечества, женщина способна совершать дела, которые испокон веков были чисто мужскими, — сказал Джонсон, обращаясь к Людмиле. — Я только могу лишь поинтересоваться: как, леди Павличенко, не тяготит ли вас груз поверженных вами врагов?