Прогрохотал залп, и хотя командный пост находился в 450 метрах от батареи, он вздрогнул от мощного звука наших пушек. Полутонные наши „гостинцы“, рассекая воздух, понеслись в расположение фашистов».
Каждому, даже не артиллеристу, понятно, какое волнение управляющий огнем переживает от залпа до момента падения снарядов. Какие только мысли молнией не пролетают в голове. Но вот — доклад корректировщика, небольшой перелет, направление верно. «Уменьшаю прицел для захвата цели в вилку. Второй снаряд падает недолетом и направление верное. Половиню вилку и перехожу на поражение»{437}.
Прилив профессионального удовлетворения испытал комбат, получив доклад корректировщика: «Снаряды падают в расположение противника, загорелись машины, поднимаются клубы дыма». Не менее радостным было услышать в наушниках голос полковника Павла Филипповича Горпищенко — командира полка морской пехоты, занимавшего участок фронта у хутора Мекензия: «Молодцы, дали жару фрицам, уничтожено около тридцати автомашин и бронетранспортеров, много фрицев отправили на тот свет. Прошу перенести огонь по батарее противника, которая находится правее 20 делений и дальше 1250 метров от цели, по которой ведешь огонь. Я сам буду корректировать».
В способностях и знаниях артиллерийского дела полковника Горпищенко сомневаться не приходилось, он был артиллеристом и командовал 12-й батареей еще тогда, когда Лещенко только прибыл молодым матросом в Севастополь. Введя соответствующие поправки в прицел и направление, командир 35-й батареи перенес огонь по артиллеристам противника. Первый же залп накрыл цель. В наушниках вновь раздался рокочущий басок полковника: «Хорошо легли снаряды, так их чертей, давай еще»… «Я был доволен результатами нашей первой боевой стрельбы», — кратко заключил Лещенко описание первого боя.
Вечером того же дня батарея вновь вела огонь по селению Черкез-Кермен и по дороге северо-восточнее селения. И здесь подчиненные Лещенко показали себя мастерами меткой стрельбы. Корректировщик лейтенант Хонякин обнаружил по вспышкам выстрелов вражескую батарею, открывшую огонь по расположению наших войск. Получив разрешение на ответный огонь, Лещенко принял решение подавить батарею стрельбой по секундомеру. Суть этого сложного, но эффективного способа Лещенко разъяснял в воспоминаниях так: «Увидев вспышку выстрела вражеской батареи, корректировщик пускает секундомер и засекает стереотрубой или буссолью направление на вспышку. Как только дойдет звук выстрела до наблюдателя, секундомер останавливается, снимается отсчет, и время в секундах множится на скорость звука в воздухе, равную 340 метрам в секунду. Полученное число есть расстояние в метрах от наблюдателя до цели. Зная это расстояние и направление, корректировщик наносит точку цели».
Лейтенант Хонякин отлично справился с задачей, по его данным комбат подготовил прицел и азимут для батареи, ввел поправки и дал первый выстрел. Первое падение снаряда дало отклонение 150 метров, но по направлению было верно.
Дадим слово комбату: «Введя корректуру, даю второй выстрел, падение снаряда совпало по времени со стреляющей батареей противника.
Хонякин от радости доложил не по-уставному, крикнув в трубку:
— Тов. командир, совпало.
Я понял Александра и подал команду:
— Башня, два снаряда.
А пока зарядили орудия, прикрикнул:
— Что значит — совпало, как это понимать?
Он тогда поправился и доложил:
— Падение по цели.
— То-то же, — говорю ему и командую: — Залп!
Через 35–40 секунд Хонякин докладывает, что снаряды падают в район цели, батарея противника замолчала. Батарея израсходовала 6 фугасных снарядов, и мы подавили противника. В эту и последующие ночи и дни из этого района противник артогня не вел».
Батарея Лещенко несколько раз открывала огонь по скоплениям живой силы и батареям противника, а по ночам производила артналеты по его глубоким тылам. Немцы пытались прорвать фронт нашей обороны из района Черкез-Кермен вдоль долины Кара-Коба, и 35-я принимала участие в отражении их атак. Особенно результативным был бой 14 ноября, в результате которого оказалась разгромленной танковая колонна.
Долина Кара-Коба хорошо просматривалась с корпоста на высоте 256.2, командиром которого был старшина Волков. 14 ноября на рассвете он доложил о шуме моторов на развилке дороги, ведущей на Черкез-Кермен. С согласия командира дивизиона Лещенко применил еще один эффективный способ стрельбы. Накануне батарея вела огонь по батарее противника, расположенной на небольшом расстоянии от указанной развилки, поэтому возникла возможность обстрелять ее путем переноса огня от пристрелянной накануне цели коэффициентом «К».
Произведя перерасчет прицела и азимута от пристрелянной цели и указав орудийным расчетам установки прицела, Лещенко ожидал доклада от корректировщика о появлении танков. Вновь слово комбату:
«Через минуту-другую Волков докладывает:
— Появилась группа танков.
В это время командую: „Залп“.
Не ожидая падения первого залпа, даю второй залп огня из двух орудий.
В это время Волков докладывает:
— Падение первого залпа.
Один снаряд из первого залпа упал рядом с танком и повредил его. Танк развернуло поперек дороги. По второму танку попал осколок в бак с горючим, тот вспыхнул. Второй снаряд упал перелетом. Второй залп упал на накрытие. Изменив немного направление, я дал еще два двухорудийных залпа.
Вражеские танки не смогли быстро развернуться и уйти назад, а вперед им дорогу закрыли первые два танка, подбитые нами. 3-й и 4-й залпы упали хорошо и подожгли еще три танка. Остальные успели развернуться и уйти за складки местности»{438}.
Успешные действия батареи не могли не обратить на себя внимания вражеского командования. Немцы и ранее знали о существовании фортов «Максим Горький» № 1 и № 2, а теперь почувствовали на себе всю мощь их калибра. И уже на рассвете 9 ноября 35-я ББ подверглась атаке тройки Ju. 87. До этого немецкие самолеты бросали бомбы в район батареи, но не прицельно: выручала хорошая маскировка. Но когда она начала вести огонь, маскировка нарушилась, да и вспышки выстрелов демаскировали батарею, и, конечно, противник ее засек. Тогда батарейцы успешно отбились от воздушных налетчиков. Но явно требовалось усиление ПВО, для чего дополнительно к четырем установкам М-4 (счетверенные пулеметы Максима) были установлены крупнокалиберные пулеметы ДШК. Но и немцы активизировали работу своей авиации. Более того, для борьбы с нашими батареями они доставили в окрестности Севастополя железнодорожную пушку «Дора» калибром 800 мм и самоходную мортиру «Карл» — 600 мм.
Если у кого-то непосвященного в тонкости боевой работы артиллеристов сложилось представление, мол, ничем особым, кроме стрельбы, им заниматься не надо, то оно — крайне упрощенное. Ведение огня — дело нескольких часов, а уход за боевой техникой, ее обслуживание — занятие постоянное. Когда первое наступление немцев на Севастополь захлебнулось и на фронте установилось относительное затишье, Лещенко доложил руководству смелое предложение — произвести замену изношенных стволов первой башни. К этому моменту их боевой ресурс был уже превышен на 25 % — по инструкции орудийный ствол нормально выдерживал 200 выстрелов, и дальнейшее их использование грозило разрушением боевой техники и гибелью людей. Но это легко сказать — замена. Даже в мирное время при наличии стационарных кранов заменить ствол калибра 305 мм и весом в 152 т — нелегкая техническая задача, а что же говорить, если ее решать пришлось, используя подсобные приспособления и под угрозой вражеского обстрела.
Главное — не было крана, да и железная дорога от пристани в Казачьей бухте, где находились запасные орудийные стволы — а это примерно 750–800 м от батареи, отсутствовала. В таких условиях артуправление флота категорически отказалось давать «добро» на замену. Мотивировало тем, что по конструкции стволы тяжелого калибра мог менять только Ленинградский металлический завод, монтировавший башенные установки. Но где найти и как доставить заводскую бригаду в Севастополь, кто и когда мог собрать кран и построить железную дорогу?
Лещенко решил опереться на мастерство и находчивость личного состава. Поговорил предварительно с командирами башен лейтенантом Хонякиным, старшим лейтенантом Захаровым и старшинами башен Славиковским и Трамбовецким. Затем созвали свободный личный состав. Комбат не скрывал трудностей. Надо было снять с башни часть горизонтальной брони, каждый лист которой весил от 15 до 25 т. Далее снять все оборудование и механизмы со старых стволов, вынуть из башни стволы и на их место поставить новые, а потом собрать механизмы и оборудование, поставить листы брони на место. А до этого надо было запасные стволы доставить с пристани.
Опытным командирам башен и старшинам было что сказать, предложения по разборке механизмов и брони, а также по доставке запасных стволов с пристани ждать себя не заставили. Призванный из запаса железнодорожный мастер взялся руководить постройкой пути для подвозки стволов, благо рельсы, шпалы, костыли, болты, накладки были завезены на батарею еще до войны. Старшина Гайдученко предложил приспособить тележки, уцелевшие от ранее завезенного, но разбомбленного немцами крана, для перевозки стволов с пристани к башне, и забегая вперед скажем, что эту работу под руководством Гайдученко мастерская батареи сумела осуществить.
Тщательно продуманный проект замены стволов доложили коменданту БО генерал-майору Моргунову и командиру дивизиона Радовскому. Командование не особенно верило в успех работы, но так как иного выхода не было, с проектом согласилось. Руководство артуправления ЧФ тоже не стало уклоняться от решения этой задачи, направив на батарею инженера 3-го ранга Менделеева и орудийного мастера Пракуду.
Лещенко, оставивший за собой общее руководство работами, сформировал четыре бригады, которые и приступили к делу. Очень трудоемкой оказалась постройка железной дороги от пристани до башни. Требовалось соорудить земляную насыпь, перебросив более 10 тысяч кубометров земли. Но и эта работа по тяжести и сложности не ш