Причину установили вместе с прибывшими на место происшествия предшественниками Лещенко по командованию батареей — генерал-майором П. А. Моргуновым и флагманским артиллеристом флота капитаном 1-го ранга А. А. Руллем, убедившим особиста освободить комбата из-под ареста. Что тлеющие остатки картуза воспламенили заряд во время заряжания, подтвердили контрольные стрельбы этой партией зарядов. Как только при закрывании затвора начало создаваться давление пороховых газов, произошел выстрел при не полностью закрытом замке. Газы вытолкнули снаряд и одновременно пошли назад, в казенную часть, так как замок еще не сцепился с казенником, его оторвало, и факел огня вырвался из канала ствола, сорвал броневую крышу башни и сжег людей, находившихся в боевом и рабочем отделениях башни.
«Страшную картину разрушения увидели мы, зайдя в перегрузочное отделение башни, — писал Алексей Яковлевич. — Искореженные механизмы, трупы сгоревших матросов на боевых постах, некоторые из них с огнетушителями в руках.
Для уточнения погибших построили личный состав башни, и когда я увидел, что почти половины состава башни нет в строю, сердце готово было разорваться на части. 34 человека мы не досчитались в строю, 34 наших боевых товарища погибли на боевых постах. Таких больших потерь батарея еще не имела»{442}.
Взрыв 2-й башни означал, что теперь замолчала вся батарея. И это — в день начала второго штурма Севастополя, когда на учете были каждый ствол, каждое орудие. Тем острее чувствовали Лещенко и его подчиненные, ряды которых заметно поредели, необходимость скорейшего восстановления огневой мощи любимой батареи.
Объем предстоявших работ кого угодно мог привести в оторопь, но только не личный состав батареи и ее командира. В первую очередь надо было удалить изношенные и поврежденные орудийные стволы. Такой опыт был получен еще при смене стволов в 1-й башне, поэтому с работой справились в два раза быстрее. Не представляла особых трудностей также доставка с пристани запасных орудийных стволов: были готовы и люди, и тележки с тракторами.
Тяжелее было поднять разбросанную взрывом броню, покрыть ею башню и закрепить болтами. Все старые болты были сорваны, их остатки надо было высверливать, вновь нарезать резьбу, изготавливать новые болты и закреплять на месте. Батарейцам помогала бригада с морского завода.
Лещенко отмечает в своих воспоминаниях многих своих подчиненных за инициативу, сметку, настойчивость. Вот, например, начальник боевого питания старший сержант А. Я. Побыванец. Вместе с матросом Тютюновым он разыскал в складах порта и морского завода и доставил на батарею сотни метров кабеля разных марок, сотни наименований запчастей, инструмента и материалов. И это не в мирных условиях при отлаженном учете, а на разбитых при бомбежках и артобстреле складах.
С полным напряжением работала артиллерийская мастерская, которой командовал старшина Гайдученко. Детали самых сложных профилей и конфигураций, требующие заводских условий изготовления, выходили из умелых рук матросов-мастеровых. Артиллерийские электрики башни во главе со старшиной Борисом Мельником провели переборку, ремонт и замену негодных деталей в электросхемах и электроприборах башни, заменили сотни метров кабеля в электросхемах орудий, схеме электроосвещения башни.
Командир башни лейтенант Лев Репков, комендоры Яковлев и Монастырский, орудийный мастер Пракуда под общим руководством инженера артуправления Менделеева провели полную переборку и регулировку всех механизмов башни. Особенно пришлось повозиться с механизмами наведения орудий. К концу марта работы были завершены. После покраски Лещенко доложил по команде о готовности 2-й башни. 3 апреля на батарею прибыл командующий флотом вице-адмирал Октябрьский в сопровождении коменданта береговой обороны генерал-майора Моргунова.
— Вы меня повели не в ту башню, которая была взорвана, — сказал Октябрьский, не узнав боевую технику после ремонта, — давайте выйдем на бруствер и посмотрим.
Убедившись, однако, что его никто не обманывает, командующий дал приказ произвести контрольную стрельбу. Естественно, огонь повели по реальной цели. Из разведсводки было известно, что в помещении совхоза «Красная звезда», располагавшемся в долине реки Момошай, расположен штаб немецкого корпуса. Генерал-майор Моргунов решил сам управлять огнем. Ни генерал не сплоховал, ни техника не подвела. Одним из снарядов дом был разрушен до основания.
После каждого выстрела командир башни Репков, командиры орудий, комендоры и электрики придирчиво проверяли работу механизмов, но все было в порядке, недоделок никаких не обнаружили, механизмы работали безотказно. Об этом доложили командующему.
— Ну что ж, будем считать 2-ю башню в строю, — сказал адмирал. — Представляйте особо отличившихся к наградам{443}.
Итак, 3 апреля 1942 г. 35-я ББ огнем всех своих орудий оповестила врага, что она — в полном порядке. Учитывая, что осада Севастополя в этот период приобрела, если можно так выразиться, обыденный характер (немцы, как потом стало известно, готовились разгромить Крымский фронт, стоявший на Керченском полуострове), боевая нагрузка на главный калибр береговой обороны ЧФ была сравнительно небольшой. 30-й и 35-й батареям иногда давали приказ произвести огневой налет на тылы противника, батареи или большое скопление боевой техники, но какое-то время, как вспоминал Алексей Яковлевич, «таких приказов было немного». Когда же они поступали, батарейцы действовали по-гвардейски (18 июня 35-я ББ, как и весь 1-й отдельный дивизион береговой обороны, стала гвардейской).
Несмотря на превосходство врага в живой силе, танках и особенно авиации, войска СОР держались стойко. Ни у кого не было сомнений, что главную базу удастся отстоять, но в мае буквально за две недели рухнул Крымский фронт. Всеми высвобожденными войсками Э. фон Манштейн навалился на Севастополь. 7 июня начался третий штурм.
Последние дни батареи
По воспоминаниям А. Я. Лещенко, тяжелая обстановка сложилась на всех участках обороны. Батарея постоянно получала приказание открывать огонь то по Мекензиевым горам, то вместе с 30-й — по Бельбеку, то по совхозу Благодать и вдоль Ялтинского шоссе. Вот выписка из журнала боевых действий батареи, пусть и весьма лаконично передающая нарастающую остроту противоборства с врагом: «7 июня проведено 14 артстрельб, уничтожено до батальона немцев, 6 танков и одна артбатарея. 8 июня — пять артстрельб по пехоте и батареям противника. В 13 ч. 43 м. 12 самолетов Ju. 88 бомбили батарею, сбросили свыше 50 бомб — повреждений нет. 18 ч. 41 м. — артналет по батарее, выпущено свыше 100 снарядов 7–8-дюймового калибра»{444}.
День и ночь не прекращались кровопролитные бои. Враг наседал. Но если он мог восполнять большие потери за счет вновь прибывающих частей, то ряды защитников Севастополя редели на глазах. Волей-неволей приходилось оставлять все новые рубежи. 35-я батарея своим огнем помогала стрелковым частям отбивать атаки врага. «Тяжело было видеть, что наши части отходили, чувствовать свое бессилие в том, что ничего не можешь сделать, чтобы остановить… ползучего гада, охватывавшего кольцом наш славный Севастополь, — с болью писал Лещенко, — но стрелять тоже скоро будет нечем, снарядов остается все меньше и меньше»{445}. Да, мало боеприпасов было на 35-й ББ, к 10 июня фугасных снарядов осталось всего 294 единицы. За последующие десять дней больше половины было израсходовано, а пополнить боезапас было уже нечем.
В один из дней командир 30-й ББ майор Г. А. Александер доложил командованию дивизиона, что в Бельбекской долине накапливаются пехота и артиллерия противника, но вверенная ему батарея не может их обстрелять: враг — в «мертвом» пространстве. Тогда огонь на поражение открыл Лещенко, а корректировал его Александер.
После успешной стрельбы два комбата поговорили по телефону. Александер сообщил, что батарея уже вступила в непосредственный контакт с врагом: немцы подошли к командному посту на 400–500 м, из-за чего приходится часть людей держать в окопах. «Пожелав друг другу успехов, мы прекратили разговор. Я в то время не думал, что не увижу больше своего друга… Нам с Александером редко приходилось перебрасываться парой слов, а несколько теплых ободряющих слов в тяжелой боевой обстановке, ох, как нужны», — сколько в этих простых словах Лещенко искренней скорби по боевому другу. Георгий Александрович Александер попал тяжелораненым в плен и погиб, будучи опознан предателем из местного населения.
Двадцать первого июня немцы вышли к Северной бухте. Вся ее акватория теперь простреливалась вражеской артиллерией. 35-я ББ вступила в артиллерийскую дуэль с крупнокалиберными батареями противника. Она оставалась последним артиллерийским бастионом крупного калибра СОР.
Последний корректировочный пост 35-й ББ был оборудован на Сапун-Горе. Благодаря этому батарея в течение всего 28 июня вела огонь на Балаклавском направлении, поддерживая оборонявшие Балаклаву подразделения. Немцы установили место расположения корпункта батареи, в неравном бою погибли старшина Волков и еще трое артиллеристов, сражаясь до последнего патрона, а потом подорвав себя гранатами.
Бои за Севастополь приближались к своей развязке. Ввиду прорыва фронта Военный совет СОР вечером 30 июня перешел на запасной флагманский командный пост на 35-ю ББ. Через непродолжительное время сюда же перешел Военный совет Приморской армии и береговой обороны ЧФ. Таким образом, массив 35-й батареи стал последним местом пребывания штаба обороны Севастополя.
Лещенко был вызван к вице-адмиралу Ф. С. Октябрьскому для доклада. Командир 35-й батареи доложил командующему флотом о наличии боезапаса, который, увы, был крайне ограниченным — три фугасных, семь броневых и шесть шрапнельных снарядов, 40 снарядов для практических стрельб. Ф. С. Октябрьский пос