А вскоре потребовалась и шрапнель. Противник, скрытно накопив пехоту в балке, идущей от Камышевой бухты, около 16.00 под прикрытием артиллерийского огня и авиации двинулся к батарее. Шли в открытую, без перебежек, густыми цепями. Дадим слово А. Я. Лещенко: «Я находился у левого КП батареи. Когда фашисты подошли на 700–750 метров, я приказал открыть пулеметный огонь. Несмотря на то, что огонь вели два станковых, два ручных и один счетверенный пулеметы, гитлеровцы продолжали движение. Падали раненые и убитые, но это не останавливало врага. Тогда я принял решение встретить врага картечью, оставшимися шрапнельными снарядами стрельбой на картечь.
Вбежав в башню, где были оставлены командир орудия Яковлев и три комендора, приказываю: „Шрапнелью, трубка на картечь, орудие зарядить, орудия 0“ [то есть на шкале прицела — нулевые установки. — Авт.]. Сам стал горизонтальным наводчиком, навел в самую гущу противника и скомандовал: „Залп“.
Когда развеялся дым, на поле в направлении стрельбы я не увидел ни одного стоящего вражеского солдата. Повернув башню левее, дал еще выстрел…»{450}
Невозможно передать словами, что такое стрельба картечью из 12-дюймовых орудий. Разрывы снарядов буквально прорубали просеки в цепях наступавших. Каждый выстрел стоил атакующим сотен солдат и офицеров. Немцы отвечали массированным огнем. На последнем, шестом выстреле в башню ударил вражеский снаряд, Лещенко сильно контузило, и он потерял сознание. Часа через три очнулся в санчасти. Потерявший много сил, почти оглохший, он тем не менее отказался от замены другим командиром и продолжал управлять батареей. Пошли, как потом стало ясно, последние часы жизни батареи.
Примерно в 23.00 Лещенко получил доклад, что большая группа немецких автоматчиков прорвала оборону, отрезав правый командный пост батареи, который находился в 450 м от батареи. Опасность прорыва непосредственно к башне и ее захвата врагом возрастала с каждой минутой. А допустить этого нельзя было ни при каких обстоятельствах: Лещенко свято помнил приказ командующего фронтом — батарею «живой» врагу не сдавать! Вместе с комиссаром батареи В. Е. Ивановым он принял тяжелое решение — подорвать орудия. Можно лишь представить себе, что испытывал при этом Алексей Яковлевич, выросший на 35-й из рядового краснофлотца до комбата, знавший на ней буквально каждый винтик. «Мне и сейчас тяжело думать о том, что 35-я батарея не существует. Приказ на уничтожение батареи стоил громадного нервного напряжения и даже, не стесняюсь сказать, слез…» — признавался много лет спустя Алексей Яковлевич в письме вице-адмиралу И. И. Азарову{451}. И старый моряк очень хорошо уловил, каково было на душе у комбата Лещенко в тот тяжелый момент.
Для подрыва заранее были приготовлены 10 больших глубинных бомб и несколько зарядов — килограммовых тротиловых патронов, загодя подвели электрокабели. Командовал подрывной партией начальник боевого питания старший сержант Алексей Побыванец, оставшийся другом Алексея Яковлевича на всю жизнь.
Роковой, но неизбежный приказ Лещенко был отдан в 00.30 2 июля. Первым был подорван правый командный пост батареи, через 15 минут взорвана 1-я башня, еще через 10 минут — 2-я. В паузе между двумя последними взрывами запустили все дизели силовой и осветительной станций, слили из них масло и перекрыли воду для охлаждения. Через несколько минут дизели заклинило. Приборы центрального поста матросы разбили кувалдами. Батарея как артиллерийская единица перестала существовать. Не такого конца заслуживала она, но на войне как на войне. Ни главному калибру, ни обслуживающему его личному составу военная судьба выбора не оставила.
Противник между тем наседал. Не сумев захватить батарею, немцы хотели рассчитаться с ее защитниками за все перенесенные унижения. «Личный состав продолжал отбивать яростные атаки гитлеровцев, переходя в контратаки вплоть до рукопашных схваток. Но силы были далеко не равными. Мы несли большие потери и вынуждены были отходить к морю», — писал, вспоминая те часы, комбат 35-й.
При отходе к береговой черте Лещенко был вновь ранен, на сей раз тяжело. Бойцы не бросили своего командира, сумев погрузить его на один из катеров — морских охотников, присланных для эвакуации.
«Затем, чтоб вдали от крымской земли о ней мы забыть не смогли»
По воспоминаниям жены Лещенко, уже в новороссийском госпитале в кармане его кителя врачи обнаружили несколько камешков, подобранных комбатом на Херсонесе, на «моем заветном утесе». Легенда или нет, но эту историю узнал находившийся в Новороссийске композитор Б. А. Мокроусов, вместе с поэтом А. А. Жаровым написавший популярную песню «Заветный камень».
Друзья-моряки подобрали героя,
Кипела вода штормовая.
Он камень сжимал посиневшей рукою
И тихо сказал, умирая:
«Когда покидал я родимый утес,
С собою кусочек гранита унес,
Затем, чтоб вдали от крымской земли
О ней мы забыть не смогли».
«Затем, чтоб вдали от крымской земли
О ней мы забыть не смогли».
Кто камень возьмет, тот пускай поклянется,
Что с честью носить его будет,
Он первым в любимую бухту вернется
И клятвы своей не забудет.
Не забыл своей клятвы капитан Лещенко. И пусть не первым, но одним из первых он, командир 117-го артдивизиона Новороссийской военно-морской базы, вернулся в родной Севастополь. 12 мая Алексей Яковлевич с оставшимися в строю сослуживцами по 35-й ББ устремился на Херсонес поклониться праху своих боевых товарищей, павших на защите их «сухопутного линкора».
Сюда, в Севастополь, память звала Лещенко неизменно. Но его прямота и откровенность, с какой он говорил о последних днях обороны, не могли понравиться его бывшим и нынешним начальникам (тем более что это чаще всего были одни и те же люди). Вопреки указанию предоставлять участникам обороны Севастополя возможность продолжить службу на Черном море, Алексей Яковлевич был направлен на Тихоокеанский флот, служил близ Советской Гавани в береговой обороне ТОФа. После войны был переведен на Балтику. Но и уволившись в запас в 1955 г., подполковник Лещенко не смог поселиться в Севастополе. Осел в Киеве. Ни на минуту не упускал из виду, зачем унес с Херсонеса заветный камень — чтобы и вдали от крымской земли о ней никогда не забывать.
Не забыть самому — это не грозило ему ни при каких обстоятельствах. Главное, в чем офицер видел свой святой долг, — не дать забыть другим, не позволить заболтать, запустозвонить ту трагическую картину, которая открылась последним защитникам Севастополя. Главным результатом его активной поисковой и литературной работы стала рукопись, на которую мы здесь неоднократно ссылались, по истории родной для него башенной батареи № 35, доведенная до первых чисел июля 1942-го.
Правда из уст боевого командира 35-й ББ больно колола глаза бывшим руководителям Севастопольского оборонительного района. Судя по многим признакам, они, малодушно бросившие вверенных их командованию людей на пятачке Херсонеса, без особого труда преодолели угрызения совести (тот же вице-адмирал Н. М. Кулаков[13] не постеснялся принять в 1965 г. звезду Героя Советского Союза). Сами они писали и издавали мемуары, тем самым формируя нужные представления о событиях недавнего прошлого, но, пребывая при значительных должностях и в значительных воинских чинах, не особенно ратовали за «окопную правду». При показной поддержке адмиралом Октябрьским усилий Лещенко бывший командующий ЧФ реальной помощи в публикации подготовленной Алексеем Яковлевичем рукописи не оказал. Стыдно сказать, но она увидела свет только в 2011 г. и то благодаря многолетним усилиям сына комбата Лещенко — Валерия и писателей-маринистов С. А. Смолянникова и В. А. Михайлова.
«История башенной батареи № 35…» — живой мемориал защитникам Севастополя. Живой в том смысле, что воспоминания комбата Лещенко — в «строю», они работают на утверждение памяти о защитниках Севастополя — и о тех, кто пал, и о тех счастливчиках, кому удалось вернуться на освобожденный от захватчиков заветный утес.
Асаф Кутдусович Абдрахманов
Родился 20 декабря 1918 г. в городе Агрыз Сарапульского уезда Казанской губернии. Детство прошло в селе Иж-Бобья Агрызского района. Окончил Казанский авиационный техникум, работал на авиационном заводе.
В Военно-морском флоте — с 1939 г. В 1942 г. окончил Черноморское высшее военно-морское училище. Направлен в одну из воинских частей Азовской военной флотилии и назначен командиром бронекатера. С 1943 г. — командир бронекатера «БКА-121» 2-го отряда 1-го гвардейского дивизиона бронекатеров Азовской военной флотилии. Отличился при форсировании Керченского пролива, высадив первые штурмовые отряды на крымскую землю.
После Великой Отечественной войны до 1973 г. продолжал службу в ВМФ СССР. В 1963–1968 гг. — командир корабля измерительного комплекса «Сучан/Спасск» (Камчатка), участвовавшего в обеспечении испытаний ракетного оружия. В последние годы военной службы — заместитель начальника факультета, начальник кафедры в Черноморском высшем военно-морском училище им. П. С. Нахимова. Уволен в запас в 1973 г.
Герой Советского Союза (22 января 1944 г.). Награжден орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, орденами Отечественной войны 1-й и 2-й степени, тремя орденами Красной Звезды, медалями.
Скончался 3 сентября 2000 г. Похоронен в городе Севастополе на Аллее Героев городского кладбища «Кальфа».
Заветная мечта мальчишки из Иж-Бобьи
Асаф Абдрахманов родился в семье учителя. Отец — Абдрахманов Кутдус Абдрахманович был человеком известным, оставившим добрый след на татарской земле. Педагог и просветитель, автор учебников на татарском языке, Кутдус Абдрахманович был выпускником медресе Буби, будуч