Все документы советских бойцов были давно уничтожены по приказу Фомина. Сам комиссар был одет в простую солдатскую стеганку и гимнастерку без знаков различия. Исхудалый, обросший бородой, в изодранной одежде, он ничем не отличался от других пленных, и бойцы надеялись спасти его жизнь.
Но среди попавших в плен оказался предатель, который не перебежал раньше к врагу, видимо, только потому, что боялся получить пулю в спину от советских бойцов. Теперь наступил его час, и он решил выслужиться перед гитлеровцами. Льстиво улыбаясь, он выступил из шеренги пленных и обратился к офицеру:
— Господин офицер, вот этот человек не солдат, — вкрадчиво сказал он, указывая на Фомина. — Это комиссар, большой комиссар. Он велел нам драться до конца и не сдаваться в плен.
Офицер отдал короткое приказание, и автоматчики вытолкнули Фомина из шеренги. Улыбка сползла с лица предателя — воспаленные, запавшие глаза пленных смотрели на него с немой угрозой. Один из немецких солдат подтолкнул его прикладом, и, сразу стушевавшись и блудливо бегая глазами по сторонам, предатель снова стал в шеренгу.
Несколько автоматчиков по приказу офицера окружили комиссара кольцом и повели его через Холмские ворота на берег Мухавца. Минуту спустя оттуда донеслись очереди автоматов.
В это время недалеко от ворот на берегу Мухавца находилась еще одна группа пленных советских бойцов. Среди них были и бойцы 84-го полка, сразу узнавшие своего комиссара. Они видели, как автоматчики поставили Фомина у крепостной стены, как комиссар вскинул руку, что-то крикнул, но голос его тотчас же был заглушен выстрелами.
Так погиб полковой комиссар Ефим Фомин, верный сын Коммунистической партии, один из главных организаторов и руководителей героической обороны Брестской крепости.
Остальных пленных спустя полчаса под конвоем вывели из крепости. Уже в сумерки их пригнали к небольшому каменному сараю на берегу Буга и здесь заперли на ночь. А когда на следующее утро конвоиры открыли двери и раздалась команда выходить, немецкая охрана не досчиталась одного из пленных. В темном углу сарая на соломе валялся труп человека, который накануне предал комиссара Фомина, Он лежал, закинув назад голову, страшно выпучив остекленевшие глаза, и на горле его были ясно видны синие отпечатки пальцев. Это была расплата за предательство.
Впрочем, гитлеровцы отнеслись к этому с полным равнодушием. Пленных построили в колонну и погнали в лагерь. Израненные, измученные люди, еле передвигая ноги, с трудом брели по пыльному проселку, то и дело оглядываясь назад, туда, где за деревьями, окутанные клубами дыма, виднелись кирпичные стены крепостных казарм и где по-прежнему неумолчно гремели взрывы и трещали выстрелы.
Крепость продолжала борьбу.
Теперь восточная часть казарм была в руках противника. Но с еще большим ожесточением шли бои за Белый дворец, из высоких церковных окон отбивали огнем атаки врага защитники гарнизонного клуба, ядро которых составляли несколько бойцов-москвичей. Всю западную часть Центрального острова прочно удерживали за собой остатки подразделений 44-го и 333-го полков.
Группы пограничников продолжали борьбу на Западном острове — там стрельба смолкла только на четырнадцатый день. В северной части крепости еще держался окруженный со всех сторон — Восточный форт. Потеряв все свои пушки, из автоматов и винтовок отстреливались артиллеристы Нестерчука и Акимочкина, засевшие в валах у Кобринских ворот. Здесь в эти дни, смертельно раненный в бою, погиб как герой пламенный коммунист Николай Нестерчук, и командование бойцами взял на себя лейтенант Акимочкин. Вместе с командиром батареи Кагановичем и командиром взвода лейтенантом Чесноковым начальник штаба зарыл в одном из казематов боевое знамя и секретные документы дивизиона и во главе артиллеристов продолжал последними боеприпасами отбивать непрерывные атаки врага.
Особенно тяжелые бои развернулись в последних числах июня в районе Восточного форта. В непрерывных нарастающих атаках немцам удалось занять северный и северо-восточный валы крепости и отрезать роту, защищавшую Западный форт, от основных сил группы майора Гаврилова. Но остатки этой отрезанной роты продолжали драться — с той стороны все время слышался шум боя и строчил пулемет в доте, примыкавшем к форту. Две другие роты, отброшенные противником от валов и сильно поредевшие, теперь сосредоточились в Восточном форту и под руководством Гаврилова создали здесь такую прочную оборону, что гитлеровцы должны были прибегнуть к самым крайним мерам, чтобы сломить упорство этой горсточки советских бойцов.
29 июня гитлеровцы предъявили защитникам форта ультиматум — в течение часа сложить оружие, угрожая в противном случае полностью уничтожить гарнизон. После оглашения ультиматума наступило затишье, и майор Гаврилов воспользовался этим, чтобы собрать открытое партийное собрание.
В большом каземате внутри вала собрались почти все защитники форта — на валу остались только дежурные пулеметчики и наблюдатели. Один за другим выступали коммунисты и клялись драться до конца, умереть, но не покориться врагу. Тут же на собрании был открыт прием в партию, и десятки беспартийных бойцов и командиров подали заявления и были приняты в ряды коммунистов. Не было бумаги, и эти заявления писались на клочках газет и даже на немецких листовках, в которых гитлеровцы призывали сдаваться в плен.
Однако было ясно, что долго продержаться будет невозможно. По приказанию Гаврилова были уничтожены штабные документы с тем, чтобы они не попали в руки врага. Решено было зарыть боевое знамя 393-го отдельного артиллерийского дивизиона, которое находилось в форту.
Это знамя еще в первые дни обороны старший лейтенант Шрамко поручил хранить зенитчику младшему сержанту Родиону Семенюку. Потом Шрамко погиб смертью героя, но Семенюк остался жив и носил знамя на груди, под гимнастеркой. Теперь наступил момент спрятать его.
Младший сержант Р. К. Семенюк. 1941 г.
Семенюк бережно обернул знамя в брезент, положил этот сверток в брезентовое ведро, найденное в соседней конюшне, а сверху накрыл его цинковым ведром. Выкопав яму в одном из казематов, он зарыл туда ведро со знаменем и тщательно утрамбовал и замаскировал это место.
А между тем срок вражеского ультиматума истек, гитлеровская артиллерия открыла огонь, над фортом снова закружились самолеты, и младший сержант поспешил занять свое место в цепи обороняющихся. Борьба продолжалась.
Только после того как форт был подвергнут массированной бомбежке, во время которой один из самолетов сбросил бомбу весом в 1800 килограммов, потрясшую своим взрывом весь Брест, после того как все постройки форта были снесены, а внутренний двор представлял сплошное море огня, немецкие роты, штурмующие это укрепление, ворвались на валы и в фортовые казематы. Они захватили в плен женщин, детей, раненых и немногих уцелевших и обессиленных в боях защитников форта. Но при этом, как ни тщательно обыскивали автоматчики каждый каземат, они не смогли найти ни майора Гаврилова, ни его заместителя по политической части, бывшего ближайшим и энергичным помощником командира обороны в течение всех этих дней. Враги решили тогда, что оба они покончили с собой.
Последние защитники цитадели
Несколько дней спустя после гибели комиссара Фомина группа бойцов во главе с капитаном Зубачевым снова сделала отчаянную попытку прорваться из центральной крепости на север. Но фашисты к этому времени еще больше уплотнили свое кольцо на северном участке, и в упорном ночном бою группа Зубачева была разгромлена, а несколько бойцов и раненый командир взяты в плен.
Почти одновременно с ней прекратила свое существование и группа старшего лейтенанта Бытко. Бойцам уже не удавалось добывать боеприпасы, и патроны их были на исходе. Наступил момент, когда в нагане у Бытко остался последний патрон. И тогда его товарищи заметили, что старший лейтенант всячески старается уединиться, Для него, удалого кубанца, стойкого коммуниста, испытанного боевого командира, была ненавистна даже мысль о том, что он может попасть живым в руки врага. И Василий Бытко решил последним патроном покончить с собой.
Но товарищи отгадали его намерение. Когда в момент затишья Бытко под каким-то предлогом хотел покинуть подвал, его окружили и стали уговаривать отказаться от самоубийства. Ему доказывали, что его смерть произведет тяжелое впечатление на бойцов и что он должен разделить со своими людьми судьбу, которая их ожидает. Бытко молчал, опустив голову, но видно было, что эти доводы произвели свое действие.
Пока происходил этот разговор, несколько гитлеровских автоматчиков стали приближаться к подвальному окну. Подняв голову, Бытко поглядел в окно — первый автоматчик был уже в нескольких шагах от подвала.
— Ну, фашист… — произнес старший лейтенант. — Хотел я себя, а придется тебя…
И, вскинув руку, он последним выстрелом наповал уложил гитлеровца.
В тот же день последние оставшиеся в живых бойцы этой группы во главе с Бытко, старшим лейтенантом Семененко и младшим лейтенантом Сгибневым, рывком форсировав Мухавец, бросились на врага врукопашную, пытаясь пробиться в северо-западном направлении. В неравном бою группа эта была рассеяна, а все три командира оказались в плену. Ночью, уже за Бугом, когда их вели в лагерь, Бытко и Сгибнев бежали. А спустя два дня избитого и окровавленного Сгибнева гитлеровцы доставили в лагерь, и он рассказал товарищам, что Василий Бытко погиб от фашистской пули, переплывая Западный Буг.
В эти же дни перестала существовать и группа, которой командовал замечательный герой обороны Брестской крепости — пограничник лейтенант Андрей Кижеватов. Вместе с несколькими своими бойцами он получил ответственное задание старшего лейтенанта Потапова — выбраться из крепости и взорвать наведенный гитлеровцами понтонный мост через Буг. Пограничники ушли, и так и осталось неизвестным, удалось ли им выполнить это задание.
После ухода Кижеватова с пограничниками Потапов со своими людьми еще продолжал несколько дней удерживать район Тереспольских ворот и отбивать атаки автоматчиков Западного острова. Однако боеприпасы подходили к концу, и старший лейтенант тоже решил сделать попытку прорваться сквозь кольцо врага. Но у него возник иной план, чем у Зубачева или Бытко. Потапов понял, что попытки прорыва на север неизбежно потерпят неудачу: противник ожидал атак именно в этом направлении и стянул туда свои главные силы. Зато гитлеровцы совсем не ожидали, что осажденные попробуют прорваться на запад или на юг, и оставили там лишь незначительные заслоны. Этим и решил воспользоваться Потапов, намереваясь вырваться со своей группой через мост на Западный остров, а затем переплыть рукав Буга, выйти на соседний Южный остров, в район госпиталя, и оттуда пробираться в сторону Южного военного городка Бреста, где перед войной стояли наши танковые и артиллерийские части, — старший лейтенант надеялся, что танкисты еще продолжают драться в этом городке.