– Я отправляю тебя на вечный покой стремительно и с почтением, Астерион. Мир узнает, что ты погиб храброй и благородной смертью.
Надрез на горле зверя расслабил, должно быть, тугие голосовые связки, что еще несколько мгновений назад отказывали Минотавру в человеческой речи. Теперь же, хоть и бурлила кровь из раззявленной раны, зверь смог говорить. Тесей услышал совершенно отчетливо – как от любого оратора на Акрополисе – слово «спасибо» прежде, чем от чудовищного тела отлетел дух.
– Прощай, человек-бык, – шепнул Тесей. – Прощай, Астерион, сын Пасифаи, сын Быка из моря, Критского быка, Марафонского быка. Прощай, брат прекрасной Ариадны. Прощай, прощай.
Оставление и побег
Держась за нить, Тесей нашел путь из лабиринта. Выйдя из дверцы, врезанной в большие ворота, увидел напротив начальника стражи, тот спал на стуле. Тесей подкрался, чтобы свернуть стражнику шею и забрать ключи, но оказалось, что тот мертв уже некоторое время, а со здоровенного железного кольца у него на поясе уже пропали все ключи. Пробираясь к темнице, где сидели взаперти собратья-афиняне, Тесей застал Ариадну при входе. Она потрясла ключами перед носом Тесея; глаза у нее сияли.
– Я знала, что у тебя получится, – сказала она.
Тесей обнял ее. Она поневоле отшатнулась.
– Ты весь в крови!
– Смою, когда мы уберемся отсюда.
– Ужасно было?
– Я предал его быстрой смерти. Ты сама разделалась с начальником стражи?
– Свинья, он у меня дождался, – проговорила Ариадна. – За все, что он пытался со мной сделать, пока я была маленькая. Давай-ка освободим твоих друзей.
Эти двое, команда судна во главе с капитаном и тринадцать счастливых афинян тайком прокрались прочь из дворца через боковые ворота и пришли в гавань, где пробили днища стоявших там на якоре критских судов, после чего погрузились на свое судно и подняли парус.
В открытое море они выскользнули на исходе утра. Шесть юнцов, семь девушек, Тесей и команда добавили парусами ходовой мощи весел, и вскоре Крит уже скрылся из виду. Хотя критский флот в Ираклионе они и попортили, риск напороться на какое-нибудь патрульное военное судно оставался, а потому афиняне гребли безостановочно, пока не доплыли до острова Наксос, где бросили якорь и выбрались ночевать на сушу.
Тесей, смыв с себя запекшуюся кровь Минотавра, наконец-то возлег с Ариадной. Прежде чему уснуть в объятиях друг друга, они, залитые лунным светом, трижды соединились в любви.
Приснилось Тесею ужасное. Начался сон с крика.
– Уезжай! Сейчас же уезжай с этого острова. Вон отсюда! Забирай афинян, а Ариадну оставь, она обещана мне. Уезжай – или все вы сгинете. Все вы сгинете.
Тесей пытался противиться видéнию, но из туманов грезы соткалась фигура и двинулась на Тесея. Юноша с виноградными листьями в волосах. Был он одновременно и прелестен, и жуток на вид.
– Три пути, на выбор. Останешься здесь с Ариадной – сгинешь. Заберешь Ариадну с собой – вы с твоими спутниками сгинете. Уедешь со своими людьми – все выживете. Приближаются мои корабли. Их не остановить. Прочь, прочь, прочь!
Тесей понимал, что юноша – бог Дионис. Наш герой сел, потный, бездыханный. Ариадна мирно спала рядом.
Оставив ее, Тесей ушел на берег поразмышлять. Капитану их корабля тоже не спалось, и они побрели вместе. Некоторое время они молча вышагивали туда-сюда по песку.
– Был мне сон, – произнес наконец Тесей. – Просто сон, но он меня встревожил.
– Бог Дионис?
Тесей оторопел.
– Только не говори, что он и тебе приснился.
Они беззвучно разбудили остальных.
– У нас нет выбора, – повторял капитан Тесею. – Нам придется ее оставить.
Когда они отплыли далеко в море, Тесей глянул назад, и ему показалось, будто он различает одинокий силуэт Ариадны, она стоит на берегу в лунном свете. С другой стороны к острову уже приближался флот Диониса – афиняне увидели его корабли. Тесей горевал об утрате девушки, в которую влюбился, однако он понимал, что сохранность молодежи, вверенной его попечительству, превыше всего остального. Пришлось пожертвовать собственным счастьем. Пришлось пожертвовать Ариадной.
Во всяком случае, так афиняне объясняют, почему Тесей оставил Ариадну на острове Наксос. По другим версиям, Тесей бросил ее на острове, потому что в ней больше не было надобности. Она послужила своей цели, и теперь от нее можно было отделаться. По некоторым критским пересказам, Дионис действительно прибыл во всей красе на Наксос, женился на Ариадне (и вознес ее свадебный венец на небеса – созвездием Северной Короны), родил с ней по меньшей мере двенадцать детишек и воздал ей после ее смерти спасением от Аида – вместе с собственной матерью Семелой, и жили они потом долго и счастливо на Олимпе.
Трудно симпатизировать Тесею, способному хладнокровно бросить девушку, которая столь неоценимо помогла ему и его спутникам спастись, и, несомненно, поэтому афинская версия подчеркивает, что выбор был труден, и даже предполагает, что Ариадна уже успела как-то сговориться с Дионисом, еще до знакомства с Тесеем, – тем самым вся ответственность на Ариадне. Афинянам не нравилось ничего, что выставляло их любимого героя в невыгодном свете.
По дороге домой в Афины угрюмого и задумчивого Тесей потряс за плечи капитан.
– Смотри, государь, смотри!
Тесей увидел, что все, кто был на судне, уставились на солнце.
– Что там? – спросил он, щурясь на ту же точку, что и все. – На что мы смотрим?
И тут он увидел сам. В небесах над морем парили двое. Один постарше, другой помоложе. На больших белых крыльях. Человек помоложе взмыл ввысь, затем пошел вниз. Даже на таком расстоянии было видно, до чего это все ему в радость.
Отец и сын
Миноса разбудили и сообщили ужасные новости. Поглядели через решетку в кровле и увидели, что Минотавр убит в своем же обиталище. Начальник стражи тоже мертв. Афиняне сбежали, великий минойский флот попорчен. Но самое главное: царевны Ариадны тоже нигде нет. Быть может, ее взяли пленницей, быть может…
Минос знал, кого тут винить. Если Минотавр мертв, а его убийца на свободе, это значило только одно: Дедал как-то выболтал тайну лабиринта. Минос приказал заточить изобретателя и его сына Икара в светелке на вершине дворцовой башни, у дверей выставить круглосуточную охрану. Пусть ждут смертной казни.
Икар стоял у окна их тюрьмы и смотрел на море вдали.
– Видимо, если прыгнуть как можно дальше, глядишь, удастся перескочить скалы и упасть в воду? – размышлял он вслух.
Дедал не ответил. Он был занят. На башне, где их заточили, было полно гнездовавшихся птиц, их помета и перьев.
– Что ты делаешь, отец?
– Передай вон те свечные огарки.
– Ты что-то строишь?
– Тс! Не надоедай.
Вечно он вот так вот затыкал Икара, когда занимался чем-нибудь важным. Икар растянулся на полу и заснул.
Он понятия не имел, сколько прошло времени, когда воодушевленный отец растолкал его.
– Вставай, Икар, вставай! Надевай вот это.
– Что это?
– Крылья, сынок, крылья!
Икар сонно встал и подставился Дедалу, тот закрепил у него на торсе кожаные ремни. Икар оглянулся посмотреть, что там такое щекочет ему спину и плечи.
– Ну-ка, отойди, где места побольше, и попробуй раскрыть их.
– Ты и впрямь их соорудил, пап!
Дедал доделывал свою пару.
– Хватит хихикать, помоги лучше.
Он неспешно втолковал Икару, как пользоваться крыльями.
– Но, пап, ты говоришь, что нам нужно будет выпрыгнуть из окна и довериться тому, что эти крылья удержат нас в воздухе?
– Я целую жизнь изучаю птиц. Воздух для них – не пустое пространство, он для них такой же твердый, как для нас земля – или вода для рыб. Он их держит – удержит и нас. Верь.
Дедал подтянул ремни на сыне, чтобы крылья сидели прямо и ровно, и взял Икара за плечи.
– Слушай меня, Икар. Мы полетим над морем к Афинам, Тесей, я уверен, будет нам рад. Но лети осторожно. Опустишься слишком низко – волны промочат тебе крылья и затянут под воду. Поднимешься слишком близко к солнцу – жар его лучей растопит свечной воск, которым скреплены перья, понимаешь?
– Конечно, – отозвался Икар, прыгая от возбуждения. – Не чересчур низко, не чересчур высоко.
– Ну что, я первый?
– Не волнуйся, пап! – воскликнул Икар, устремляясь к окну. – Я все понял. У-у-у-у-у-у-у-у!
Он сиганул в окно и услышал, как отец кричит ему вслед:
– Распахни крылья! Раскрой их! Подставь воздуху.
Икар сделал, как велено, и тут же ощутил, как потоки воздуха подпирают ему крылья и держат тело. Он летел! Ветер держал крылья, а крылья удержат его – Икар не сомневался. Прав был отец: воздух – твердь. Икар приспособился управлять полетом – поворачивать при помощи рук, куда захочется. Всего-то и нужно было малейшее движение. Внизу рябило и морщилось море, прижимаясь к критскому берегу, – там остался единственный дом, какой Икар знал. Перед ним с распахнутыми крыльями возник отец.
– Столпы теплого воздуха поднимаются от скал внизу, они сейчас держат нас, – прокричал он. – Когда полетим над морем, можно будет махать крыльями – и парить, махать – и парить.
– Как чайки?
– Точно – как чайки. Лети за мной, Афины – это вон туда. И помни…
– Да-да, не чересчур высоко, не чересчур низко. – Икар рассмеялся.
– Не забывай.
– Ай! – вскрикнул Икар от неожиданности: воздушный путь ему перелетела чайка. Он сосредоточился и резко пошел вниз следом за отцом.
Далеко внизу Тесей смотрел в небо и видел, как взмывает и падает в воздухе Икар, как ныряет и описывает петли.
Икар отдалился от Дедала так, что не докричишься, и заметил далеко внизу афинский корабль с носом, как у птицы. «Ха-ха! – подумал Икар. – Я им устрою потрясение на всю оставшуюся жизнь. Но сперва наберем-ка высоту».
Взлетал он все выше и выше, чтобы удалось воплотить замысел – спикировать камнем. И так высоко он забрался уже, что едва видел Тесеев корабль внизу, так высоко, что… так высоко, что сделалось жарко. Икар обеспокоенно вскрикнул – перья начали осыпаться с крыльев. Воск таял! Икар перевернулся, нацелившись головой вниз, чтобы нырнуть как можно дальше от солнца, но поздно. Перья сыпались с него, как снег, и сын Дедала стал падать. Воздух, холодный и жесткий, бил по телу. Икар услышал, как кричит отец. Ничего нельзя было поделать. Море рвалось навстречу. Может, если вытянуться в длину, удастся нырнуть под воду и всплыть живым.