— Это точно, мёртвыми. — Стоддер, его толстая губа отвисла.
Ручей обнаружил, что ему нечего сказать. То, что он сходу принял за штабель белой глины или нечто подобное, на деле оказалось штабелем трупов. Он видел, как лежал перед погребением Гельда с холмов, утонувший в реке — и вовсе не забивал себе голову, считая себя суровым и хладнокровным. Но тут было совсем другое дело. Здесь они выглядели чуждо, раздетые догола и сваленные вместе, лицом вверх и лицом вниз, скользкие от дождя. Это же, ему пришлось напомнить себе, люди — и от такой мысли закружилась голова. Из кучи проступали то лица, то части лиц. Плечи, руки, ноги смешались как бы в одно чудовищное существо. Ему не хотелось и думать, сколько их тут. Он заметил торчащую ногу, чёрная рана на ляжке зияла как большой рот. Это не по-настоящему. Один парень, занятый ямой, на минуту приостановился, придерживая белыми руками лопату, пока они проходили рядом. Его губы скривились, будто он собирался заплакать.
— Двигай, — резко вмешался Поток, заводя их под арку. Изнутри к частоколу прислонили отбитые створки, неподалёку лежал ствол огромного дерева с обрубленными ветвями — так его удобнее держать по всей длине. Толстый конец заострён и увенчан грубым чугунным оковьем, закреплённым блестящими ободами.
— Как думаешь, это таран? — шепнул Колвинг.
— Думаю, да, — ответил Терпила.
Город казался странным. Режущим глаз. Некоторые дома закрыты наглухо, другие распахнули полные тьмы окна и дверные проёмы. Перед одним бородачи с бегающими взглядами пускали по кругу флягу. Какие-то дети прятались в тени проулка, сверкая глазами из темноты, когда мимо них пронесли факел. Отовсюду неслись тревожные звуки. Треск и звон. Удары и крики. Кучки людей с факелами сновали меж зданиями, алчно рыскали, вспыхивали клинки.
— Что тут творится? — спросил Стоддер своим нудным дурацким голосом.
— Грабят чутка.
— Но… разве это не наш город?
Поток пожал плечами.
— Они за него бились. Кое-кто из них за него погиб. С пустыми руками они не уйдут.
Карл с большими усами сидел под покосившимся карнизом с бутылью в руке, ехидно посматривая на них. Рядом с ним в дверях лежал труп, наполовину внутри, наполовину снаружи, затылок растёкся мерцающей массой. У Ручья не вышло опознать, был ли это защищавший дом или кто-то пробивавшийся туда. И вообще, мужчина это или женщина.
— Что-то ты резко затих, — произнёс Терпила.
Ручей хотел придумать что-нибудь колкое, но сумел только одно:
— Айе.
— Ждите здесь. — И Поток поковылял к мужчине в красном плаще, направлявшим карлов в эту и в ту сторону. Неподалёку в проулке сидели какие-то сгорбленные фигуры, со связанными руками, вжавшись в плечи под моросью.
— Пленные, — произнёс Терпила.
— Они выглядят совсем как наши, — заметил Колвинг.
— Так и есть. — Терпила мрачно уставился на них. — По-моему они из ребят Ищейки.
— Только не он, — сказал Ручей. — Вон тот — человек из Союза. — Голова забинтована, на нём чудная союзная куртка: один красный рукав порвался и под ним кожу покрывали ссадины, другой обшит каким-то нелепым золотым узором.
— Так, — объявил Поток, подойдя обратно. — Отправляйтесь сторожить пленных, пока я выясню, что намечено на завтра. Просто смотрите, чтоб никто из них и никто из вас не умер! — прокричал он, удаляясь вверх по улице.
— Сторожить пленных, — буркнул Ручей, его накипевшая горечь отчасти начала возвращаться, когда он глянул на их ободранные лица.
— По-твоему, ты заслужил работёнку получше? — Говоривший безумным взглядом смотрел на него, живот перевязан широким бинтом с проступившим коричневым пятном и свежими красными каплями посередине. Щиколотки ему тоже связали, как и запястья. — Кучка пиздюков, у вас даже имён нету!
— Замолкни, Колченог, — прохрипел другой пленный, даже не поднимая головы.
— Слышь мудак, сам замолкни! — Колченог посмотрел так, как будто собрался порвать того зубами. — Что бы ни было сегодня, завтра здесь будет Союз. Их, поганцев, придёт больше, чем муравьёв в муравейнике. И Ищейка будет, и знаешь кто вместе с Ищейкой? — Он ухмыльнулся, расширив зрачки, пока шептал это имя. — Девять Смертей. — Ручья бросило в жар. Девять Смертей убил его отца. Убил в поединке, его собственным мечом. Тем самым, который сейчас в его ножнах.
— Врёшь, — пискнул Брейт, с виду перетрусивший до костей, не смотря на то, что они вооружены, а пленные надёжно скручены. — Чёрный Доу убил Девятипалого, много лет назад!
Колченог продолжал давить безумную ухмылку.
— Посмотрим. Завтра, гадёныш. Посмо…
— Отстань от него, — сказал Ручей.
— О, айе? И как тебя зовут?
Ручей выступил вперёд и сапогом врезал Колченогу по яйцам.
— Вот как меня зовут! — Выплёскивая весь свой гнев, он продолжал бить ногами сложившегося пополам названного. — Вот как меня зовут! Вот, блядь! Как, расслышал?
— Жаль прерывать.
— Чего? — рявкнул Ручей, оборачиваясь со сжатыми кулаками.
За ним стоял здоровенный мужик, примерно на полголовы выше Ручья, мех на его плечах серебрился под дождём. По всей половине лица проходил громаднейший и ужаснейший шрам, какой только доводилось видеть Ручью, а глаз с той стороны и не глаз вовсе, а мёртвый металлический шар.
— Меня зовут Коль Трясучка, — скрежещущий, перемалывающий шёпот.
— Айе, — сипло каркнул Ручей. Он слышал рассказы. Все слышали. Говорят, что Трясучка исполняет для Чёрного Доу поручения, которые слишком черны, чтобы тот делал их сам. Говорят, он сражался у Чёрного Колодца, при Камнуре и Дунбреке, и в Высокогорьях. Бок о бок с ним воевали Рудда Тридуба и Ищейка. И Девять Смертей. Говорят, что он побывал за морем и научился колдовать. Что по собственной воле обменял свой глаз на серебряный, который ему сделала ведьма, и что он может им видеть, о чём думают люди.
— Меня прислал Чёрный Доу.
— Айе, — прошептал Ручей. Все его волоски встали дыбом.
— Забрать одного из них. Офицера Союза.
— Мне кажется, вот он. — Колвинг ткнул носком мужчину с рваным рукавом и тот захрипел.
— Ого, это ж сучка Чёрного Доу! — Колченог снова улыбался, зубы блестели красным, покраснела и перевязка. — А чего ж ты не лаешь, а, Трясучка? Голос, тварь, голос! — Ручей не поверил своим глазам. Никто из них не верил. Может он знает, что рана в животе станет его смертью, и обезумел.
— Хех. — Трясучка одёрнул штаны, чтобы было проще присесть на корточки, его башмаки растёрли грязь. Когда он оказался внизу, в его руке уже был нож. Совсем маленький, лезвие, не длиннее пальца, переливалось красным, оранжевым и жёлтым. — Стало быть, ты знаешь, кто я?
— Коль Трясучка, и собакой меня хуй напугаешь!
Трясучка вскинул бровь, ту что над нормальным глазом. Та, что над металлическим, даже не сдвинулась.
— Да ты и впрямь герой. — И он ткнул острием Колченога в икру. Не прилагая особых усилий. Так Ручей ткнул бы пальцем брата, чтобы разбудить его морозным утром. Ножик беззвучно воткнулся, и вышел наружу, и Колченог заперхал и изогнулся.
— Значит я — сучка Чёрного Доу? — Трясучка ткнул его в другую ногу. В бедро нож вошёл уже глубже. — Да, порой мне выпадает херовая работёнка. — Снова ткнул, куда-то под ягодицу. — Однако же, собаки не умеют браться за нож, не так ли? — Он говорил совсем не зло. Выглядел не зло. Скорее утомлённо. — А я умею. — Тычок, тычок.
— Гах! — Колченог извивался и харкал. — Если б у меня был нож…
— Если б? — Трясучка ткнул его в забинтованный бок. — У тебя его нет — значит и говорить не о чем. — Колченог перекрутился лицом вниз, и Трясучка ткнул его в спину. — Однако же, есть у меня. Вот смотри. — Тычок, тычок, тычок. — Вот тебе, герой. — Тычки в ноги, тычки в ягодицы, тычки везде — на штанах тёмными кольцами расползалась кровь.
Колченог стонал и подрагивал, а Трясучка устало выдохнул, и вытер ножик об рукав союзного. Теперь золотое сияние нити приобрело багровый отлив.
— Так, ладно. — Союзный захрипел, от того что одноглазый громила вздёрнул его на ноги, бережно убирая ножик в чехол где-то на поясе. — Этого я забираю.
— Что нам с ним делать? — Ручей понял, что спрашивает хрупким голоском, показывая на Колченога. Тот глухо стенал в грязи, рваная одежда блестела вязкой чернотой.
Трясучка посмотрел на Ручья в упор. Так, словно заглянул прямо в него. Прямо в мысли, как о нём и рассказывали.
— Ничего не делайте. Уж с этим-то справитесь? — Он пожал плечами, поворачиваясь, чтобы уйти. — Пускай себе истекает.
Тактика
Перед ними раскинулась долина, целая галактика мерцающих оранжевых точек. Привальные костры и факелы обоих противников, порою смазанные, как только новая завеса мороси перемахивала через холмы. Одно звёздное скопление, должно быть, село Адуэйн, другое — холм под названием Герои, третье — город Осрунг.
Мид выбрал для своего штаба покинутый постоялый двор в южной части поселения и его передовой полк окапывался на расстоянии едва за пределами выстрела от ограды. С ними Хэл, самоотверженно борется, чтобы запечатлеть во тьме хоть немного порядка. Больше половины состава дивизии, расхлябанные и ропчущие, до сих пор устало подтягивались по дороге, что начинала день полоской пыли, а заканчивала его взбитой грязевой рекой. Замыкающие части, скорее всего, не прибудут до самого рассвета.
— Я хотел поблагодарить вас, — вымолвил полковник Бринт, с козырька его шляпы капала вода.
— Меня? — невиннейше переспросила Финри. — за что?
— За то, что приглядывали за Элиз последние несколько дней. Понимаю, она не слишком практична…
— Мне только в радость, — солгала она. — В конце концов, вы были таким добрым другом Хэлу. — Всего лишь легонько напомнила, что она, блин, ожидает, что тот не перестанет им быть.
— Хэла легко полюбить.
— И разве ж не за что?
Они проехали пикет, четверых солдат в промокших плащах. Наконечники копий блестят при свете фонарей офицеров Мида. За ними больше народу — сгружают с вьючных лошадей свалявшиеся тюки, с трудом натягивают палатки — мокрый холст хлещет по лицам. У протекающего навеса невесело ёжилась очередь, вцепившись в оловянные миски, кубышки и кружки всех сортов. Там раздавали провиант.