— Ну, — под конец произнёс он. — Неплохая отработочка за день, а? — И вознёсся великий шум, мужи потрясали рукоятями мечей, колотили боевыми рукавицами в щиты, вминали кулаки в броню. Присоединился и Скейл, грохоча шлемом о поцарапанный набедренник. Утроба бряцал мечом в ножнах, немного виновато, ведь он бежал недостаточно быстро, чтобы успеть его обнажить. Кальдер, заметил он, оставался недвижим, и лишь кисло цыкнул зубами, когда утих восторг победы.
— Хороший день! — Стодорог скалился на огонь.
— Айе, хороший день, — сказал Долгорукий.
— Который мог бы стать ещё лучше, — произнёс Железноглав, кривя губы на Золотого, — если б мы только перебрались через броды.
Глаза Золотого загорелись в синюшных глазницах, вздулись мышцы на скуле, но он сохранял спокойствие. Наверно потому, что возражать слишком больно.
— Меня вечно убеждают, что мир не тот, каким был. — Доу воздел меч, ухмыляясь так, что кончик языка высунулся между зубов. — Значит, кое-что всё ж не меняется, а? — Лязгнул новый дружный хор одобрений, взметнулось столько острых клинков, что только чудом никого не проткнули по неосторожности. — Тем, кто говорил, что северные кланы не смогут биться воедино… — Доу свернул язык и с присвистом плюнул в огонь. — Тем, кто говорил, что Союз слишком большой, чтобы его побить… — Он аккуратно отправил в пламя ещё один плевок. Затем поднял голову, в глазах отражался оранжевый блеск. — И тем, кто говорил, что я не тот человек, для этих свершений… — И со злобным рёвом он всадил меч в огонь, вокруг рукояти взметнулись искры.
Хвалебный гром, грохот работающей кузницы, настолько громкий, что Утробу прекосило.
— Доу! — истошно выпалил Стодорог, хлопая шелудивой ладонью по навершию меча. — Чёрный Доу!
В такт вступили и остальные, отбивая ритм его именем и своими кольчужными кулаками. — Чёр-ный! Доу! Чёр-ный! Доу! — Имя вождя на устах у Железноглава, его шепелявит разбитым ртом Золотой, а с ними и Долгорукий. Утроба хранил молчание. Принимай победу тихо и осмотрительно, говорил Тридуба, ибо скоро, может статься, точно так же придётся принимать поражение. С другой стороны костра Утроба выхватил из тьмы отблеск глаза Трясучки. Тот тоже не принял участие в воспевании.
Доу уселся на Трон Скарлинга, совсем как в прежние времена Бетод, нежась в обожании, как ящерица на солнцепёке — а затем оборвал его королевским жестом.
— Ладно. Что досталось нам? Все ключевые позиции долины. Что досталось им? Отступать, либо двинуть на нас — и не так много мест, откуда они в силах напасть. Поэтому, особо умничать мы не будем. К тому ж, с вами умничать — только зря тратить время. — Переливы смешков. — И значит, завтра, как и сегодня, я стребую с вас кровь, кости и сталь. — Ликование. — Долгорукий?
— Айе, вождь. — Пожилой воин выступил на свет, губы сжаты в твёрдую линию.
— Я хочу, чтоб твои бойцы удержали Осрунг. По-моему, завтра они крепко на вас набросятся.
Долгорукий пожал плечами.
— Справедливо. Сегодня мы набросились на них страсть как крепко.
— Не дай им пересечь мост, Долгорукий. Железноглав?
— Айе, вождь.
— Тебе я поручаю отмели. Пусть твои люди займут рощу. Пусть твои люди охраняют Детей. Пусть твои люди будут готовы к смерти, причём лучше всего к чужой. Это единственное место, где они могут навалиться большим числом, так что если рискнут, нам надо твёрдо перекрыть им путь.
— Так и будет. — Железноглав послал издевательский взгляд через костёр. — Вспять меня не повернуть никому.
— Тты прашто? — брызнул слюной Золотой.
— Всех вас коснётся слава, — сказал Доу, приструнивая обоих. — Золотой, сегодня ты упорно и тяжело сражался, поэтому отойдёшь с передовой. Займи позицию между Железноглавом и Долгоруким, и будь готов оказать помощь любому из них — кого будут тискать сильнее, чем ему нравится.
— Айе. — Облизывая опухшим языком опухшие губы.
— Скейл?
— Вождь.
— Ты занял Старый Мост. Держи Старый Мост.
— Есть.
— Если придётся отступить…
— Я не стану, — произнёс Скейл со всей решимостью молодости и нехватки мозгов.
— …стоило бы заиметь вторую линию за той старинной стеной. Как её называют?
— Клейлова стена, — ответил Полноги. — Её построил какой-то чокнутый хуторянин.
— Может нам повезло, что он её построил, — сказал Доу. — У тебя всё равно не выйдет с толком расставить всех, кто есть, на пятачке за мостом, поэтому часть войск расположи подальше.
— Сделаю, — ответил Скейл.
— Стодорог?
— За честь и славу, вождь!
— У тебя под присмотром Герои и Скарлингов Перст, что означает, тебе не следует сходу встревать в любую зарубку. Коли Скейлу или Железноглаву нужна будет помощь, ты им её поищешь.
Стодорог ехидно ухмыльнулся через костёр Скейлу, Кальдеру, и, будем надеяться, лишь потому, что он стоял с ними, Утробе.
— Посмотрим, что выйдет нарыть.
Доу выдвинулся вперёд.
— Мы с Полноги будем здесь, на вершине, за известняковой стеной. Кажись, завтра я поведу вас сзади, по примеру наших союзных друзей. — Очередной круг грубого смеха. — Итак — вот так. У кого есть мысли получше? — Доу медленно обвёл усмешкой собрание. Утроба в жизни не испытывал меньшего желания говорить, и похоже, остальные тоже не мечтают выставлять себя на показ…
— У меня. — Всегда мечтавший выставить себя на показ Кальдер поднял руку.
Глаза Доу сощурились.
— Вот так сюрприз. Растолкуй-ка нам свой план, Принц Кальдер.
— Повернуться к Союзу спиной и убежать? — спросил Железноглав, с последующей волною смеха.
— Повернуться к Союзу спиной и нагнуться? — спросил Стодорог, с новой волной. Кальдер всё это время лишь улыбался, и ждал, пока смех выдохнется и уступит место тишине.
— Мир, — промолвил он.
Утроба скривился. Это всё равно, что в публичном доме забраться на стол и призвать к целомудрию. Он почувствовал сильнейшую тягу отступить в сторону, как, быть может, от облитого маслом, когда повсюду вокруг — открытое пламя. Вот только кем надо быть, чтобы отступиться от друга просто потому, что его не любят? Даже если он под угрозой превратиться в живой факел. И Утроба остался стоять с ним плечом к плечу, гадая, в какую фигню тот играет на этот раз, уверенный донельзя, что у Кальдера в голове всегда какая-нибудь игра. Небывалая тишина тянулась достаточно долго, чтобы успел хлестнуть внезапный порыв ветра, захлопали плащи, заплясали огни факелов, отбрасывая бешеный свет на круг смурных лиц.
— Ну ты и мудак, ссыкло ебаное! — Презрение так скривило лицо Бродды Стодорога, что казалось, оно запросто треснет.
— Ты моего брата ссыклом обозвал? — прорычал Скейл, выпучивая глаза. — Я твою паршивую шею сверну, блядь, к хуям собачьим!
— Хорош, хорош, — сказал Доу. — Если будет нужно, чью шею свернуть, выберу я. Известно, Принц Кальдер за словом в карман не лезет. Разве я позвал его сюда не для того, чтобы послушать, есть ли ему что сказать? Так давай послушаем, Кальдер. Почему мир?
— Осторожно, Кальдер, — пробормотал Утроба, стараясь не шевелить губами. — Осторожно.
Если Кальдер и услышал предостережение, ему было на него нассать.
— Потому что война есть пустая трата и времени, и денег, и жизней.
— Ну, очкун, бля! — опять загавкал Стодорог, и на сей раз даже Скейл не возразил, но стоял, уставившись на брата. Грянул хор брани, и плевков, и неприязни, почти столь же громкий, как хор восхвалений Доу. Но чем громче он нарастал, тем больше улыбался Кальдер. Словно цветком на навозе распускался на их ненависти.
— Война есть способ чего-то добиться, — заявил он. — Если она ничего не даёт, какой в ней прок? Сколько времени мы таскались и туда, и сюда, пока не оказались здесь?
— Тебя-то, паскуда, налегке домой отправили, — заголосил кто-то.
— Айе, и домой тебя вернул как раз разговор о мире, — высказался Железноглав.
— Ладно, сколько времени таскался ты, пока не оказался здесь? — Показывая на Железноглава — прямо в лицо. — Или ты? — На Золотого. — Или он? — Мотая пальцем вбок на Утробу. Утроба нахмурился, тоскуя, что не вышло отсидеться в стороне. — Месяцы? Годы? Совершать переходы, скакать, жить в страхе, лежать под открытым небом вместе со своими болячками и своими ранами. На холоде, на ветру, в то время как остаются заброшенными ваши поля, мастерские, ваш скот и ваши жёны. Ради чего? А? Какой-такой добычи? Какой-такой славы? Я свой хер сожру, если во всей армии найдутся хоть две сотни человек ставших в итоге богаче.
— Трусливый пиздёж! — отворачиваясь, рявкнул Стодорог. — Не буду это и слушать!
— Трус от всего готов удрать. Ты слов испугался, Стодорог? Вот так герой. — Кальдер даже заполучил нестройный хохоток в свою пользу. От которого Стодорог, ощетинившись, остановился и повернулся обратно. — Мы здесь, сегодня, победили! Каждый войдёт в легенду! — Кальдер хватил ладонью по рукояти. — Но это лишь небольшой успех. — Он мотнул головой на юг, где каждый видел осветившие целиком всю долину вражеские костры. — Там ещё полным-полно Союза. Завтра с утра бой будет ожесточённее, и тяжелее потери. Гораздо тяжелее. И если мы победим, то останемся на том же самом месте, только нам составят компанию ещё больше мертвецов. Я не прав? — Некоторые всё ещё трясли головами, но больше тех, кто слушал и обдумывал услышанное. — Что до тех, кто говорил — северные кланы не смогут биться воедино, или, что Союз слишком большой, чтобы его побить — что ж, я не думаю, что эти вопросы уже окончательно решены. — Кальдер свернул язык, и закрутил собственный плевок в костёр Доу. — А плеваться любой горазд.
— Мир, — фыркнул Стодорог, всё-таки торчавший здесь, чтобы послушать. — Все мы знаем, как любил мир твой отец! Разве не он первым делом отправил нас воевать с Союзом?
Кальдер не запнулся ни на шаг.
— Так и есть, и это стало его концом. Может быть, я выучился на его ошибках. А вы? Вот в чём вопрос. — Заглядывая каждому в глаза. — На случай, если хотите знать моё мнение: тот, кто ставит на кон свою жизнь за то, что можно взять, всего лишь попросив, — тупой болван. — Настала тишина. Скупая, пристыженная тишина. Ветер снова растрепал одежду, хлестнул по костру, ливнем выбивая искры. Доу наклонился вперёд, опира