— Что стряслось?
— Ничего.
— Тха, — буркнул Рюрген. — Рассказывай.
Младший насупился на своего коллегу.
— Да в общем, не важно.
— Раз вы спросили, — заговорил Рюрген. — Стрясся Фельнигг.
Горст, позабыв о боли, сорвался со стула.
— Полковник Фельнигг? Начштаба Кроя?
— Я попался ему на пути. Только и всего. На этом и конец.
— Ударил его хлыстом, — сказал Рюрген.
— Ударил хлыстом… тебя? — прошептал Горст. Ещё секунду он стоял и смотрел. Затем схватил длинный клинок — вычищенный, наточенный и покоящийся в ножнах как раз под рукой на столе.
Младший преградил путь, подняв руки.
— Не делайте глупостей. — Горст оттёр его и сквозь входную завесу выбрался наружу, в холодную ночь, шагая по утоптанной траве. — Не делайте глупостей!
Горст не останавливался.
Палатка Фельнигга взгромоздилась на склоне, невдалеке от ветхого сарая, выбранного маршалом Кроем для ставки. Из под полога в ночь струился свет фонаря, освещая клин испачканной грязью травы, всклокоченные заросли осоки и эпически тоскливое лицо стражника.
— Я могу вам помочь, сэр?
Помочь? Ах ты падла! Вместо того, чтобы дать возможность взвесить ситуацию, долгое восхождение на край долины лишь растопило Горстову ярость. Он сграбастал охранника за прорезь кирасы и, сбивая с ног, швырнул вниз по склону, срывая настежь завесу палатки.
— Фельнигг…!
Он осёкся. Шатёр доверху заполнили офицеры. Руководство штаба Кроя. Одни держали карты, другие пили, большинство — в расстёгнутых до определённого предела мундирах. Они тесной компанией разместились вокруг инкрустированного столика, похоже, прихваченного из дворца. Один дымил трубкой чагги. Второй прихлёбывал из зелёной бутылки. Третий, при свече, сгорбился над тяжёлым фолиантом, оставляя бесчисленные пометки совершенно нечитаемым почерком.
— …тот чертов капитан хотел зарядить по пятнадцать за каюту! — Кричал дурным голосом главный квартирмейстер Кроя, пока бестолково перекладывал карты в руке. — Пятнадцать! Я сказал, шёл бы он нафиг.
— И что дальше?
— Сошлись на двенадцати, чёртова морская пиявка… — Он смолк, в то время как, один за другим, офицеры поворачивались взглянуть на Горста. Книгочей вперился поверх толстых очков, забавно увеличивших глаза.
Горст совершенно не ладил с толпами. Ещё хуже, чем один на один, а это что-то да значит. Но свидетели лишь добавят Фельниггу унижения. Я заставлю его молить о пощаде. Всех вас, тварей, заставлю. Однако Горст оставался недвижим, и от тепла защипало щёки.
Фельнигг сразу же взвился, с виду немного пьян. С виду они все пьяны. Горст совершенно не ладил с пьяными. Ещё хуже, чем с трезвыми, а это что-то да значит.
— Полковник Горст! — Начальник штаба качнулся вперёд, весь сияя. Горст отвёл раскрытую ладонь, чтобы влепить ему пощёчину, но возникла непонятная задержка, во время которой Фельнигг умудрился зацепиться за неё своей и крепко пожать. — Я счастлив видеть вас! Растроган!
— Я… Что?
— Я был сегодня у моста! Я всё видел! — Всё ещё прокачивая ладонь Горста, словно чокнутая прачка гладильный валик. — Как вы бросились следом за ними в поле, разя налево-направо! — И он рубанул воздух стаканом, расплёскивая вино. — Прямо как в книгах!
— Полковник Фельнигг! — Охранник снаружи пробился сквозь полог, обтекая грязью со всего бока. — Этот человек…
— Знаю! Полковник Бремер дан Горст! В жизни не видел столь выдающейся личной храбрости! Такого боевого умения! Сей воин стоит Его величеству целого полка! Клянусь, стоит дивизии! Сколько негодяев вы сразили, вы считали? Должно быть две дюжины! Три дюжины, как одного!
Стражник скорчил злобную рожу, но, видя что обстоятельства складываются не в его пользу, был вынужден отступить в ночь.
— Не больше пятнадцати, — Горст понял, что проговорил эти слова вслух. И всего лишь парочка из них — наши! Если что — геройская разница в счёте. — Но спасибо. — Он безуспешно попытался понизить голос до чего-либо навроде тенора. — Спасибо.
— Это мы должны вас благодарить! А проклятый болван Миттерик просто обязан. Без вас его пародия на атаку захлебнулась бы в реке. Не больше пятнадцати, вы это слышали? И он хлопнул по руке одного из своих приятелей, проливая его вино. — Я уже написал моему другу Халлеку в Закрытый совет, описал ему какой вы, разрази меня, герой! Не думал, что в современном мире есть место героям, но вот вы здесь, огромный, как сама жизнь. — Он игриво постучал Горста по плечу. — Больше! Я всем про вас рассказываю!
— Подтверждаю, — буркнул один офицер, пялясь в карты.
— Это… крайне любезно. — Крайне любезно? Убей его! Сруби ему башку, как ты сегодня снёс голову тому северянину. Задуши его. Уничтожь его. Хотя бы выбей ему все зубы. Сделай ему больно. Давай, сделай! — Крайне… любезно.
— Вы оказали бы мне чертовскую честь, коль не отказались бы со мной выпить. Всем нам! — Фельнигг крутанулся и сцапал бутыль. — Итак, что же привело вас сюда, на всхолмье?
Горст глубоко вдохнул. Итак. Вот оно, настало время отваги. Пора. Но каждое слово налилось неизъяснимой тяжестью, наряду с мучительным осознанием, как же по-дурацки звучит его голос. Исчерпав угрозу и властность, решимость стремительно покидала его с каждым вялым движением губ. — Я здесь… потому что услышал, как сегодня… вы ударили хлыстом… — Моего друга. Одного из немногих близких. Ты отхлестал моего друга, теперь готовься, ибо настал твой последний миг. — Моего слугу.
Фельнигг резко развернулся, его челюсть упала.
— Так это был ваш слуга? Клянусь… вы должны принять мои извинения!
— Вы кого-то отхлестали? — спросил один офицер.
— И даже не в карты? — пробормотал другой, рассыпая смешки.
Фельнигг блеял без передышки.
— Так жаль. Нет мне прощения. Я был в ужасной запарке, с приказом лорда-маршала. Само собой это не оправдание. — Он схватил Горста за локоть, приблизившись настолько, что обдал его крепким ароматом спиртного. — Прошу понять, я бы ни за что… никогда, знай я, что это ваш слуга… разумеется, я бы ни за что не сделал ничего подобного!
Но ты сделал, бесподбородочный кулёк дерьма, и теперь заплатишь. Воздаяния не избежать, и сейчас пришло твоё время. Именно сейчас. Определённо, решительно, абсолютно, вашу мать, сейчас.
— Я обязан попросить…
— Пожалуйста, не откажите со мною выпить! — И Фельнигг сунул переполненный бокал в ладонь Горста, вино потекло по пальцам. — Хвала полковнику Горсту! Последнему герою армии Его величества!
Другие офицеры поспешили поднять бокалы, все улыбались, один колошматил ладонью по столу, звеня серебряной утварью. Горст поймал себя на том, что пригубляет из бокала. И улыбается. И, что ещё хуже, ему даже не пришлось себя заставлять. Ему было приятно внимание.
Сегодня я резал людей, которые не причинили мне ни крупицы зла. Не больше пятнадцати таких человек. И вот я здесь с тем, кто ударил хлыстом одного из моих немногих близких. Какие кошмары мне полагается на него обрушить? Ну, кроме как улыбнуться, принять его дешёвое вино с поздравлениями его угодливых гостей, что ещё? Что я скажу Младшему? Посоветую не страдать от боли и унижения, потому как его мучитель с теплотой отнёсся к моему неистовству смерти? Последний королевский герой? Хорошо, если б меня стошнило. Ему до боли остро стало ясно, что побелевший кулак до сих пор сжимает ножны, а в них — длинный меч. И он безуспешно попытался убрать их за ногу. Хорошо, если б меня вырвало собственной требухой.
— Судя по словам Фельнигга, история отменная, будь я проклят, — прогудел один из офицеров, упорядочивая свои карты. — Заявляю, это второе по храбрости событие за сегодня.
— Рисковать, пробуя рационы Его величества не считается, — сострил кто-то, к вящему пьяному хохоту.
— На самом деле, я говорю о дочери лорда-маршала. Героини мне нравятся больше героев — красивее смотрятся на полотнах.
Горст помрачнел.
— Финри дан Крой? Мне казалось, она при отцовской ставке.
— Вы не слышали? — спросил Фельнигг, награждая его новой порцией зловонного дыханья. — Охренительнейшее событие! Она была с Мидом на постоялом дворе, когда северяне вырезали его вместе со всем штабом. Прямо там, в одной комнате! Её схватили в плен, но она сумела выговорить себе свободу и вдобавок выпустить шестьдесят раненых! Что вы на это ответите! Ещё вина?
Горст не знал, чем ему на это ответить, кроме жара и головокружения. Он пренебрёг предложенной бутылью и без единого слова повернулся и протолкнулся сквозь завесу палатки в холод ночного воздуха. Охранник, которого он отшвырнул, стоял снаружи, предпринимая тщетные усилия отряхнуться. Страж поднял осуждающий взгляд, и Горст виновато отвёл глаза, не в силах набраться смелости для извинений…
И там была она. Стояла у низкой каменной стены невдалеке от ставки маршала Кроя и хмуро рассматривала долину, плотно закутанная в военный плащ, бледной рукой придерживая его у горла.
Горст пошёл к ней. У него не было выбора. Его тянуло, как на верёвке. На верёвочке за мой член. Мои не по годам незрелые, саморазрушительные страсти влекут меня из одного отвратительного позорища в другое.
Она подняла голову, и вид её покрасневших глаз заморозил дыхание в его горле.
— Бремер дан Горст. — Голос был ровным. — Что привело вас сюда?
О, я пришёл убить начштаба твоего отца, но тот предложил выпить в мою честь, поэтому мы с ним опрокинули по бокалу за мой героизм. Где-то тут полагается смеяться…
Оказалось, он пялится на неё сбоку. Всё смотрит и смотрит. Фонарь обрисовал золотом её профиль, высветив пушистые волоски над верхней губой. Он ужаснулся — что если она бросит взгляд и застукает, как он глазеет на ей рот? Ведь не бывает же пристойных причин вот так вот таращиться на женский рот? Рот замужней женщины? Прекрасной, прекрасной замужней женщины? Ему хотелось, чтобы она повернула голову. Заметила, его взгляд. Но она, разумеется, этого не сделала.