друга, как и для Кальдера с его людьми. Ужасный гром копыт превращался в стонущий шум притирок и столкновений, воплей и всхлипов, отчаянных возгласов.
Третья яма была самой большой. На самом деле их было две, настолько ровных, насколько северяне сумели выкопать по темноте, кое-как суживающихся внутрь. Воронкой вжимая людей Миттерика к промежутку в центре, где находились их бесценные флаги. Где стоял Кальдер. Заставляя его задуматься, раззявив рот на сходящуюся в точку прорву коней, не стоило ли ему встать где-нибудь в другом месте. Но теперь уже малость поздновато.
— Копья! — Взревел Бледный Призрак.
— Айе, — бормотнул Кальдер, яро потрясая мечом и при этом делая пару осторожных шажков назад. — Отличная мысль.
И отборные бойцы Бледного Призрака, те кто бились за брата и отца при Уффрисе и Дунбреке, при Камнуре и в Высокогорьях, поднялись из рвущегося по ветру ячменя в пять рядов, завывая надрывным боевым кличем, и их длинные копья сложились в смертельную изгородь, а наконечники блеснули под первым прокравшимся в долину лучом солнца.
Кони неистово ржали, спотыкались, опрокидывались, сбрасывали седоков, насаживались на копья под весом тех, кто напирал сзади. Сумасшедший хор скрежета металла и верещания умирающих, истязаемого дерева и истязаемой плоти. Древки гнулись и раскалывались, летели щепки. Вновь их окутало полумраком от клубов земляной пыли и размолотой ячменной взвеси, и Кальдер кашлял посреди всего этого, меч болтался в обмякшей руке.
Хотелось бы знать, что за странное совпадение неудач смогло воплотить в жизнь это безумие. И какое иное может помочь ему выбраться из него живым.
Вперед и вверх
— Вы полагаете, это можно считать рассветом? — спросил генерал Челенгорм.
Полковник Горст пожал могучими плечами, тихонько звякнув побитой бронёй.
Генерал взглянул сверху вниз на Реттера.
— По твоему это рассвет, парень?
Реттер моргнул на небо. Сверху, на востоке, где, как он представлял себе, стоит Осрунг, хотя сам никогда его не видел, тяжёлые тучи приобрели по краям зловещий яркий оттенок.
— Да, генерал. — Его голос позорно пискнул, и он, несколько смутившись, прочистил горло.
Генерал Челенгорм наклонился к нему и потрепал за плечо.
— Бояться не стыдно. Храбрость — когда ты напуган, но продолжаешь своё дело, несмотря ни на что.
— Так точно, сэр.
— Просто будь ко мне поближе. Исполняй свой долг, и всё будет хорошо.
— Так точно, сэр. — Правда Реттеру пришлось задуматься, каким образом исполнение его долга остановит стрелу. Или копьё. Или топор. Ему казалась безумной мысль карабкаться на такой большой холм, с исходящими слюной северянами, поджидающими на склонах. Все говорят, что они исходят слюной. Но ведь ему только тринадцать, в армии он шесть месяцев, и мало с чем успел ознакомиться, помимо чистки сапог, да сигналов различных манёвров. Он даже не был до конца уверен в значении слова «манёвр», лишь примерно представлял, что это такое. И не было места безопаснее, чем рядом с генералами и истинными героями, наподобие полковника Горста, хотя тот вовсе и не казался героем на вид, а на слух ещё меньше. В этом человеке не было ни капли торжественного лоска, но, как полагал Реттер, если тебе срочно понадобится таран, он вполне мог сойти за замену.
— Очень хорошо, Реттер. — Челенгорм извлёк меч. — Играй наступление.
— Так точно, сэр. — Реттер осторожно увлажнил языком губы, сделал глубокий вдох и поднял горн, внезапно забоявшись, что выронит его из вспотевшей руки, что выдует неверную ноту, что тот почему-то окажется забит землёй, и оттуда изольётся лишь жалкий пердёж пополам со струйкой грязной воды. Ему снились такие кошмары. Может сейчас — очередной из них. Он так надеялся на это.
Но наступление прозвучало чисто и звонко, разнося бравый гул, будто на настоящем параде.
— Вперёд! — пропел горн и вперёд двинулась дивизия Челенгорма, и вперёд двинулся сам Челенгорм, и полковник Горст, и костяк генеральского штаба, хлопая вымпелами. Поэтому, с некоторой неохотой, Реттер стукнул пятками своего пони, прищёлкнул языком и двинулся вперёд сам. Копыта захрустели по берегу, а потом плеснули в ленивой воде.
Он считал себя одним из везунчиков, поскольку ехал верхом. По крайней мере, он выйдет на берег в сухих штанах. Если только не обмочит их сам. Или его не ранят в ногу. И то и то, если подумать, казалось вполне вероятным.
С дальнего берега слетело несколько стрел. Откуда именно — Реттер не понимал. Его больше интересовало то, куда они направляются. Пара безобидно плюхнулась в передние протоки. Остальные затерялись среди шеренг, не причинив там видимого вреда. Реттер встрепенулся, когда одна отрикошетила от чьего-то шлема и закрутилась, падая между идущих солдат. У всех остальных есть доспехи. У генерала Челенгорма, похоже, самые дорогие латы в мире. Едва ли казалось справедливым, что у Реттера нет никаких, но армия — не место для справедливости, предполагал он.
Он урвал быстрый взгляд назад, пока пони выкарабкивался из воды на маленький песчаный островок, на одном из концов которого скопился ворох выбеленного плавника. Отмели переполнены солдатами, мерно ступающими то по щиколотку, то по колено, а местами даже по пояс в воде. Сзади длинный берег весь целиком покрыт рядами пехоты, ожидавшей своей очереди, и ещё больше только-только показывалось позади них из-за бровки. От этой картины Реттер почувствовал себя посмелее — среди такого-то множества. Пускай северяне убьют сотню, даже если убьют тысячу, всё равно останутся другие тысячи. Честно говоря, он не был уверен, сколько это — тысяча, одно ясно — много.
Затем ему пришло на ум, что всё это прекрасно, если только ты не один из той тысячи, которую свалят в яму, в ином случае всё становится не прекрасно вовсе. Особенно, раз, как он слышал, гробы полагаются только офицерам, а ему совсем не хотелось лежать, вдавленным в сырую землю. Он окинул дёрганым взглядом рощи, встрепенувшись снова, когда стрела лязгнула о щит в дюжине шагов.
— Не отставай, боец! — окликнул Челенгорм, пришпоривая коня на следующую полосу гальки. Они уже на полпути через отмели, громаднейший холм ещё круче нависал над деревьями прямо по ходу.
— Сэр! — Реттер заметил, что обхватил себя за плечи, вжимаясь в седло, превращаясь в как можно меньшую цель. Осознал, что выглядит трусом и через силу выпрямился. На том берегу он разглядел людей, суетливо перебегавших через клочки низкорослых кустов. Косматые люди с луками. Враги, понял он. Застрельщики северян. Так близко, что можно закричать, и тебя услышат. Так близко, что немного глупо. Как игра в разбойников, в которую раньше он играл за сараем. Он выправился, заставил себя отвести назад плечи. На вид они совершенно также напуганы, как и он. Один, с белобрысой чёлкой, припал на колено и выпустил стрелу, которая, никому не навредив, вошла в песок как раз перед первой шеренгой. Затем он развернулся и поспешил к рощам.
Локон, пригибаясь, нырнул под деревья вслед за остальными, низко согнувшись, побежал в гору сквозь пахшую яблоками тьму. Он перепрыгнул замшелые бревна и привстал на коленях с другой стороны, всматриваясь на юг. Солнце едва-едва взошло, и в рощах густели тени. С обеих сторон от себя он замечал отсверки металла, воины прятались длинной цепочкой меж деревьями.
— Они идут? — спросил кто-то. — Они здесь?
— Идут, — ответил Локон. Может, он и бежал последним, но гордиться тут нечем. Их потрясло сущее множество этих ублюдков. Как будто сама земля состоит из людей. Изрыгает их. Едва ли казалось стоящим сидеть на берегу, где из укрытия только низенький кустик-другой — со всего лишь несколькими дюжинами стрел против всей этой громады. Бессмысленно — точно выйти против роя пчёл с иголкой. Здесь, в рощах, место получше, чтоб испытать их в деле. Железноглав с этим наверняка согласится. Локон до чёрта надеялся, что согласится.
На обратном пути с ними смешались какие-то ребята, которых он не знал. Высокий бывалый воин сидел на корточках рядом с ним, в пестрой тени. Скорее всего, один из людей Золотого. В большинстве случаев, промеж солдат Золотого и Железноглава не лежало особой любви. Не больше, чем промеж самими Железноглавом и Золотым, короче — хуй да нихуя. Но прямо сейчас у них есть и другие заботы.
— Видишь, сколько их там? — пролепетал кто-то.
— Чёртовы сотни.
— Сотни и сотни и сотни и…
— Мы здесь не собираемся их останавливать, — прорычал Локон. — Мы их замедлим, кое-кого завалим, заставим призадуматься. Потом, когда настанет пора, отступим назад к Детям.
— Отступим, — повторил кто-то, выговаривая так, словно это лучшая услышанная им в жизни мысль.
— Когда настанет пора! — рявкнул Локон через плечо.
— С ними и северяне, — сказал кто-то, — вроде кто-то из парней Ищейки.
— Суки, — зарычал кто-то.
— Айе, суки. Предатели. — Человек в красном капюшоне сплюнул через плечо. — Говорят, с ними видели Девять Смертей.
Наступила тревожная тишина. Это имя не потворствовало ничьей храбрости.
— Девять Смертей вернулся в грязь! — Локон поёрзал плечами. — Утонул. Чёрный Доу его убил.
— Наверно. — Человек в красном капюшоне смотрел на него мрачно, как могильщик. — Но, говорят, он здесь.
Тетива прозвенела прямо над ухом Локона, и он крутнулся.
— Какого…
— Прости! — Молодой боец с дрожащим луком в руке. — Я не хотел, просто…
— Девять Смертей! — Донеслось до них от деревьев слева — дикий вопль, надрывный, устрашающий. — Девять… — Он оборвался визгом — протяжным и угасшим в рыдающем вздохе. А потом взрыв дикого хохота из рощи впереди, от которого ворот заколол потную шею Локона. Животный звук. Дьявольский звук. Все припали, сжались на несколько растянувшихся мгновений — замолкшие, неверящие, глядящие во все глаза.
— Ну его нахер! — воскликнул кто-то, и Локон повернул голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как один из парней убегает прочь между деревьев.
— Не стану я драться с Девятью Смертями! Не стану! — Малый отодвигался назад, раскидывая листья.