— Слова у меня никогда не ладились. А в песнях… барды наверняка сумеют сочинить свои.
— И так сочинили бы, суки. — Вирран моргнул — за край лица Утробы, в небо. Дождь, наконец, стал утихать. — Солнышко хоть выходит. — Он качнул головой, по прежнему улыбаясь. — Ну ты подумай? Шоглиг несла херню.
И он умолк.
Острая сталь
Дождь молотил, и Кальдер едва ли различал, что творится за пятьдесят шагов. Прямо перед ним его люди сплелись в живой клубок с людьми Союза. Копья и бердыши сцепились намертво, руки, ноги, лица — всё врезалось друг в друга. Рёв, вой, сапоги вязнут в мути луж, пальцы съезжают по скользким рукоятям, скользким древкам пик, окровавленному металлу, мёртвых и раненных пихают, как пробку в воде, либо втаптывают в грязь под ногами. Порой сверху валятся юркие стрелы, кто бы понимал чьи, отскакивают от шлемов или с подкруткой отлетают от щитов, втыкаясь в склон.
Третья яма или та её часть, которая видна Кальдеру, превратилась в кошмарную трясину, в которой чумазые земляные дьяволы борются и тычут клинками с засасывающей медлительностью. Союз перебрался через неё уже во многих местах. Неоднократно они подступали к стене и преодолевали её, и их отбрасывали лишь самоотверженные усилия Белоглазого и его растущей толпы воюющих раненых.
У Кальдера драло горло от выкриков, и всё равно не получалось быть услышанным. Сражались все способные держать оружие, и всё равно враг наступал, волна за волной, бесконечной тяжёлой поступью. Он даже не гадал, что с Бледным Призраком. Наверно убили. Уже полно народу поубивали. В таком тесном бою, когда враг так близко, что может на тебя плюнуть, долго не продержаться. Люди не созданы проявлять стойкость. Рано или поздно какой-нибудь край просядет, и, как при прорыве плотины, всё разом окажется сметено. Тот миг уже не за горами, чувствовал Кальдер. Он нервно оглядел пространство сзади себя. Пара раненных, чуток лучников, а за ними мутнеет силуэт крестьянской избы. Там его лошадь. Пожалуй, ещё не поздно..
Воины слева от него карабкались из ямы и пёрли ему навстречу. На мгновение он подумал — может быть это его люди, прислушались к голосу разума и спасаются бегством. Затем, в ледяном ознобе, он различил под грязью союзных солдат, проскользнувших сквозь брешь в боевом строю. Пока они лезли к нему, он стоял, раскрыв рот. Уже поздно бежать. Вожак шёл на него — потерявший шлем союзный офицер, задохшись, пыхтел, высунув язык. Он взмахнул заляпанным мечом, и Кальдер отшатнулся с его пути, поднимая брызги в луже. Следующий взмах он сумел отразить, ошарашивающий удар перекрутил его меч в кулаке, и рука загудела аж до плеча.
Ему захотелось заорать что-нибудь мужественное, но он вскрикнул лишь…
— На помощь! Блядь! На помощь! — Гортанно и сдавленно, и никто его не услышал, либо всем на него похер — они дрались за свои собственные жизни.
Кто бы догадался, что мальчишкой Кальдера каждое утро таскали во двор, упражняться с палашом и копьём. Он сам ничегошеньки не помнил. Ткнул от себя, держа двумя руками, точно старая бабка метлой давит паука, раззявив рот, в глаза лезут мокрые волосы. Надо было постричь долбаные…
Заложило дыхание — новый укол меча офицера, щиколотка подвернулась, он согнулся, хватаясь одной рукой за пустоту и приехал прямо на задницу. Споткнулся об один из похищенных флагов. Вот смеху-то. Промокшие стирийские сапоги взбили грязь при попытке вскарабкаться на ноги. Офицер устало шагнул к нему, меч занесён. А потом негромко вякнул и упал на колени. Его голова полетела в сторону, тело рухнуло Кальдеру в объятья, хлеща кровью, принуждая его отплёвываться, моргать, задыхаться.
— Подумалось, может выручу тебя. — И кто бы там стоял с мечом в руке, как не Бродда Стодорог — поганая ухмылка на угристой морде и кольчуга переливается под дождём. Самый нежданный спаситель, если он таковым и был. — Ведь нельзя же позволить тебе захапать все почести, правда?
Кальдер отпнул истекающее тело и покачиваясь, поднялся.
— Половине моего сознания захотелось послать тебя нахуй!
— А второй половине?
— Обосраться от страха. — Кроме шуток. Он вовсе не обалдеет от удивления, коли следующая голова, которую отхватит меч Стодорога, будет его.
Но Стодорог лишь гнилостно заулыбался.
— Неужто в первый раз слышу от тебя правду!
— Пожалуй, так и есть.
Стодорог кивнул в сторону липкой схватки.
— Идёшь?
— А ты думал. — На мгновение Кальдер поразмыслил, не стоит ли ему вломиться в самую гущу, ревя, как псих, и повернуть исход битвы. Так поступил бы Скейл. Но с его силою такое навряд ли прокатит. Воодушевление при виде разгрома конницы давным-давно рассосалось, оставив его вымокшим, замёрзшим, ободранным и усталым. Сделав первый шаг он изобразил гримасу, хватаясь за колено. — Ай! Дерьмище! Придётся мне тебя догонять.
Стодорог ухмыльнулся.
— Естественно. Как иначе?! За мной, поганцы! — И повёл сумрачный клин своих карлов к просвету в обороне — ещё больше хлынуло с левой стороны через стену, бросая свою мощь на замершие в напряжении весы битвы.
Дождь слабел. Обзор Кальдера немножко расширился и, к его глубочайшему облегчению, прибытие Стодорога, видимо, опять сместило равновесие в их пользу. Видимо сместило. А то ещё немножечко союзных солдат на другую чашу — и весы опять пойдут вразнос. Украдкой выглянуло солнце, выпуская сквозь тучи тусклую радугу, что изогнулась над взяким скопищем мокрой стали, слегка касаясь пологого подъёма и длинной стены на его гребне.
Эти козлины за ручьём. Сколько они ещё будут так сидеть?
Мир в наше время
Повсюду на склонах холма лежали раненые. Умирающие. Мёртвые. Финри казалось, она узнавала среди них иные лица, но нельзя уверенно утверждать — то ли это мёртвые друзья, то ли мёртвые знакомые, то ли просто-напросто трупы со знакомой причёской. Не единожды ей попадалось обмякшее лицо Хэла — пустое, скалящееся, ухмыляющееся. Ей в общем-то было без разницы. Как оказалось, наиболее леденящим в мёртвых было то, что к ним она уже привыкла.
Они миновали брешь в низкой стене, впереди — круг камней. Каждый лишний клочок травы служил пристанищем жертвам боевых действий. Один пытался стянуть края громадной раны на бедре, но когда смыкался один край, отвисал и раскрывался другой, источая кровь. Отец слез с коня, офицеры последовали его примеру, за ними и она. Бледнокожий мальчуган, с горном в грязной руке, безмолвно её рассматривал. Блеклой неприкаянной вереницей они побрели сквозь это безумие. Отец сведя скулы оглядывался по сторонам.
Младший офицер сломя голову мчался мимо, размахивая гнутым мечом.
— Стройся! Стройся там! Эй вы! Какого черта…
— Лорд-маршал. — Этот тонкий голосок не перепутать. Горст, немного неустойчиво, поднялся от кучки солдат в лохмотьях и подавленно отдал честь отцу Финри. Несомненно, он изрядно нахлебался боя. Доспех весь помят и испачкан. Ножны пусты и болтались у ног на некий, в иной день возможно забавный, манер. Под глазом — длинный чёрный порез с рваным краем; щека, скула и толстая шея с той стороны в коростовых полосках запекшейся крови. Когда тот повернул голову, Финри увидела, что белок другого глаза разодран и налит красным, бинты пропитались насквозь.
— Полковник Горст, что произошло?
— Мы провели наступление. — Горст моргнул, заметил Финри и, похоже, запнулся, затем беззвучно поднял и уронил руки. — Мы проиграли.
— Северяне по-прежнему на Героях?
Он медленно кивнул.
— Где генерал Челенгорм? — спросил отец.
— Погиб, — пропищал Горст.
— Полковник Винклер?
— Погиб.
— Кто командует?
Горст стоял и молчал. Отец Финри отвернулся, мрачно насупившись на вершину. Дождь истощался, долгий подъём к Героям начинал проступать из кромешной серости, и каждая пядь вытоптанной травы становилась видимой, так что — новые трупы. Погибшие с обеих сторон — сломаны копья и колья, расколоты доспехи, разбросаны стрелы. Дальше верхушку окольцевала стена, грубые, почерневшие от ненастья камни. Под ними ещё больше тел, а наверху — копья северян. Всё ещё держатся. Всё ещё ждут.
— Маршал Крой! — Первый из магов не утруждался спешиться. Он сидел, сложив запястья на луке седла, покачивая толстыми пальцами. Резню он осматривал с внимательным, слегка разочарованным обликом человека, который заплатил за прополку своего сада, но во время проверки обнаружил, что на земле ещё осталась парочка сорняков. — Небольшое отступление, зато подкрепления идут непрерывно, и погода проясняется. Могу ли я посоветовать вам перестроить своих людей и подготовить ещё одну атаку? Судя по всему, генерал Челенгорм преодолел весь путь до Героев, так что вторая попытка может…
— Нет, — сказал отец Финри.
Байяз самую чуточку озадаченно шевельнул бровью. Точно на обычно послушную собаку, которая сегодня вдруг отказалась подойти к ноге.
— Нет?
— Нет. Лейтенант, знамя переговоров с вами?
Отцовский знаменосец тревожно покосился на Байяза, потом обратно, потом сглотнул.
— Так точно, лорд-маршал.
— Не могли бы вы повесить его на флагшток, осторожно подъехать к Героям и выяснить, не пойдут ли северяне на переговоры.
От людей на расстоянии слышимости донёсся странный ропот. Горст сделал шаг вперёд.
— Маршал Крой, я считаю, ещё одной попыткой…
— Вы — королевский обозреватель. Обозревайте.
Горст некоторое время стоял неподвижно, бросив взгляд на Финри, затем рывком захлопнул рот и отступил.
Первый из магов наблюдал за подъёмом белого флага. Хмурь на его лице выросла в грозовую тучу, несмотря на прояснявшееся небо. Он продвинул коня вперёд, заставив пару измученных солдат, шаркая, отодвинуться с его пути.
— Его величество будет несказанно расстроен, лорд-маршал. — От него каким-то образом исходила грозная аура устрашения, которая никак не вязалась с плотным лысым старичком в мокром плаще. — Он ждёт, что каждый исполнит свой долг.
Отец Финри выпрямился перед конём Байяза, выставив грудь и вскинув голову под необоримую тяжесть немилости мага.