— Слушаю, — ответил Утроба.
Он заозирался, как бы лучше всё выложить — так человек, которого тошнит, ищет куда бы сблевать. Будто есть такие приятные слова, которые в силах сделать его историю менее омерзительной.
— Дело в том…
— Сука! — заорал кто-то, так саданув Ручья, что тот расплескал над костром остатки эля.
— Э-э! — зарычал Утроба, со скособоченной рожей поднимаясь на ноги — но кто-бы там ни был, он уже исчез. В скоплении народу вдруг возникло новое течение. Новый настрой, озлобленность, глумление над кем-то, кого вытаскивали на середину. Утроба двинулся следом за всеми, и Ручей двинулся вслед за Утробой, скорее обрадованный, нежели раздосадованный помехой — точно к человеку, которого тошнит, с облегчением пришло понимание, что ему уже не надо блевать в кокошник своей жены.
Они протолкались к самому большому кострищу, в самом центре Героев, где собрались самые большие люди. Посреди, на троне Скарлинга сидел Чёрный Доу, покачивая рукой он вращал эфес своего меча. Там был и Трясучка, с другой стороны от костра — и бросил кого-то на колени.
— Бля, — буркнул Утроба.
— Так-так-так. — И Доу облизал зубы и откинулся на спинку трона. — Да это же Принц Кальдер.
Кальдер пытался вести себя как можно увереннее: на коленях, со связанными руками и нависшим над ним Трясучкой. Что, конечно, далеко не вселяло уверенности.
— От такого приглашения как-то неудобно отказываться.
— Могу спорить, — ответил Доу. — Догадываешься, зачем я его прислал?
Кальдер оглядел сборище. Здесь все великие мужи Севера. Все самодовольные болваны. Глама Золотой, лыбится с дальней стороны костра. Кайрм Железноглав, наблюдает, приподняв бровь. Бродда Стодорог, чуточку менее презрителен чем обычно, но далеко не дружелюбен. Коль Долгорукий, наморщенно-озабочен — «мои руки связаны», и Кёрнден Утроба, со своей собственной наморщенной озабоченностью «почему ты не убежал?» Кальдер робко кивнул им обоим.
— Есть слабая догадка.
— Тем, у кого слабой догадки нет: Кальдер пытался подстрекать моего нового второго убить меня. — Ряд бормотков пробежал по залитой огнём костра толпе, но не сказать, чтобы сильных. Донельзя не удивился никто. — Верно, Утроба?
Утроба смотрел в землю.
— Верно.
— Станешь всё равно отрицать? — вопросил Доу.
— Если стану, мы обо всём забудем?
Доу ухмыльнулся.
— Всё ещё шутишь. Порадовал. Меня поразило не вероломство — интриган ты известный. А вот глупость — весьма. Кёрнден Утроба — прямой, как стрела, известно всем. — Утроба скривился ещё сильнее и отвернулся. — Закалывать людей в спину не в его стиле.
— Признаю, то был не мой миг прозрения, — проговорил Кальдер. — Как насчёт списать его на юношеское безрассудство, да задвинуть подальше?
— Хотел бы, да не могу. Ты чересчур разбередил моё терпение, а у него острые шипы. Не ты ли был мне как сын? — По обе стороны костра пробежала пара смешков. — В смысле, не самый любимый сын. Не первенец и всё такое. Скорее последыш, ближе к хвосту выводка — но, однако. Не я ли разрешил тебе вести людей, когда погиб твой брат, хоть у тебя нет ни имени, ни опыта? Не я ли разрешал тебе говорить у костра? А когда ты наговорил через край, не я ли выпроводил тебя с жёнушкой в Карлеон, остудить голову, вместо того, чтобы сперва её отрубить, а потом разбираться в подробностях? Насколько помню, твой отец не столь охотно прощал несогласных.
— Верно, — сказал Кальдер. — Ты — само великодушие. Ой. Конечно, если не считать попытки меня убить.
Доу наморщил лоб.
— Э-э?
— Четыре ночи тому назад, на раздаче оружия Коля Долгорукого? Припоминаешь? Нет? Меня пытались убить трое, и когда я допрашивал одного из них, он вякнул имя Бродды Стодорога. А все знают, что Бродда Стодорог и пальцем не пошевелит без твоего соизволения. Что, отрицаешь?
— На самом деле, да. — Доу перевёл взгляд на Стодорога, и тот в ответ слегка качнул своей завшивленной головой. — Как и Стодорог. Возможно, он лжёт, и у него есть свой собственный повод, но в одном я тебя готов заверить железно — любой, кто сейчас нас слышит, подтвердит, что я тут не при чём.
— Это почему это?
Доу наклонился вперёд.
— Ты, недоёбок, до сих пор ещё дышишь. Ты что думаешь, если я решу кого-нибудь убить найдётся такой человек, что меня остановит? — Кальдер сузил глаза. Приходилось признать весомость этого довода. Он поискал взглядом Долгорукого, но старый воин стойко смотрел в другую сторону.
— Но не так уж и важно, кто не умер вчера, — произнёс Доу. — Я тебе скажу, кто умрёт завтра. — Протянулась звенящая тишина, и не было слова ясней и ужасней, чем то, что оборвало её. — Ты. — Похоже, все кругом улыбались. Все, исключая Кальдера, Утробу, и, пожалуй, Коля Трясучку, но это скорее всего из-за того, что его лицо настолько стянуто шрамами, что он просто не в состоянии изогнуть губы. — У кого-нибудь есть возражения? — Кроме треска костра — ни звука. Доу выпрямился на сиденье и прокричал. — Кто-нибудь желает вступиться за Кальдера? — Не заговорил никто.
Какими же наивными сейчас кажутся его нашёптывания во тьме. Все семена упали на каменистую почву. Доу сидит на Скарлинговом троне крепче чем прежде, а Кальдеру некого назвать своим другом. Брат мёртв, и он всё таки нашёл способ сделать своим врагом Кёрндена Утробу. Да, он отменно наловчился плести сети.
— Никого? А? — Доу неспешно присаживался обратно. — Есть тут кто, кого это удручает?
— Я нихуя не в восторге, — высказался Кальдер.
Доу разразился хохотом.
— У тебя есть кости, парень, что бы не говорили. Кости редкой породы. Я буду по тебе скучать. Выскажешь предпочтения насчёт конкретики? Можем тебя повесить, или отрубить голову, или вот твой отец бывал неравнодушен к кровавому кресту, хотя лично я не советую…
Может сегодняшний бой ударил Кальдеру в голову, или может его до блевоты достало красться по ниточке, а может прямо сейчас ничего умнее и не придумать.
— Пошёл ты на хуй! — выругался он и плюнул в огонь. — Я лучше сдохну с мечом в руке! Ты и я, Чёрный Доу, в кругу. Поединок.
Насмешливое, вязкое молчанье.
— Поединок? — издевательски улыбнулся Доу. — Над чем? Поединок устраивают, когда решают спор. Сейчас никакого спора нет. Просто ты предал своего вождя и попытался подговорить его второго ударить ему в спину. Твой отец согласился бы на поединок?
— Ты не мой отец. Ты ему нихуя даже не тень! Он сковал цепь, которую ты носишь. Скрепил её звено за звеном — выковал новый Север. А ты украл её у Девяти Смертей, это тебе за неё пришлось бить его в спину. — Кальдер люто ухмылялся, точно поставил жизнь на кон. Как впрочем и было. — Такой ты и есть, Чёрный Доу, клятвопреступник, трус и вор, да ещё и долбоёб в придачу!
— Чё, правда? — Доу и сам попытался улыбнуться, но у него вышел скорее угрюмый оскал. Кальдер, быть может, и кончен, но зато зацепил за живое. Поливанье дерьмом от обречённого омрачает его день победы.
— Совсем нет костей выйти на бой, как мужик с мужиком?
— Сперва мне мужика покажи, потом посмотрим.
— Стодороговой дочке я был мужик что надо. — Кальдер заработал хохоток и себе. — Но чё за дела? — И он кивнул на Трясучку. — Твою чёрную работу теперь делают люди потвёрже, а, Чёрный Доу? Пропала склонность убивать? Да ладно! Дерись! В кругу!
У Доу в общем-то не было причин отвечать «да». Он ничего не выигрывал. Но иногда всё дело в том, как оно выглядит, а не чем является в действительности. Кальдер всем, кого ни возьми, известен как самый большой трус и самый херовый боец. Имя Доу все года зижделось на полностью противоположном. Сейчас брошен вызов всему, чем он был, перед лицом всех великих мужей Севера. Отвергнуть его он не мог. Доу всё понимал и ссутулился на Скарлинговом троне, будто мужик, что повздорил с женой, чья очередь убирать свинарник, и проиграл.
— Ну ладно. Хочешь по-жёсткому, будет тебе, блядь, по-жёсткому. Завтра на рассвете. И никакого говна типа крутить щит и выбирать оружие. Ты и я. У каждого — по мечу. До смерти. — Он сердито махнул рукой. — Заберите эту гниду куда-нибудь, чтоб я не видел его хитрой морды.
Кальдер задохнулся, когда Трясучка вздёрнул его на ноги, повернул кругом и повёл прочь. Позади них сомкнулась толпа. Снова начались песни, и смех, и бахвальство, и все причиндалы победы и успеха. Его неминуемая, гибельная участь едва ли оказалась настолько захватывающей, чтобы из-за неё прекращать веселье.
— Я же, вробе бы, велел тебе бежать. — Над ухом знакомый голос Утробы, старик проталкивался сквозь давку.
Кальдер фыркнул.
— А я вроде бы велел тебе ничего не рассказывать. Видать, никто из нас не сделал, как велено.
— Прости, что вот так вот сложились дела.
— Вот так вот дела не складывались.
Он разглядел высеченную светом костра гримасу Утробы.
— Твоя правда. Значит, тогда, прости за мой выбор.
— Не стоит. Ты прямой, как стрела, всяк об этом знает. И давай смотреть непредвзято. Я покатился в могилу с тех самых пор, как умер отец. Ещё странно, что так долго трепыхался по пути в грязь. И вообще, кто знает? — выкрикнул он, в последний раз осклабясь Утробе через плечо, пока Трясучка волок его меж двух Героев. — Может, я побью Доу в кругу!
Судя по виноватому лицу Утробы такой исход казался тому малоправдоподобным. Если уж начистоту — то и Кальдеру тоже. Сами предпосылки успеха его неказистого замысла одновременно являлись его же и недостатками. Кальдер всем, кого ни возьми, известен как самый великий трус и самый херовый боец. Доу — полностью наоборот. И оба не по случаю обрели свою славу.
Шансов в кругу у него — как у копчёного окорока, и всяк об этом знал.
Всякое бывает
— У меня письмо для генерала Миттерика, — сказал Танни, прикрывая лампу, — перед тем как с вечернего сумрака войти в шатёр генерала.
Даже при скудном освещении ясно, что стражник куда более одарён природой ниже шеи, нежели выше.