Не будучи в состоянии объяснить те или иные загадки человеческого бытия, науки, и в их числе социология, психология, медицина, должны признать факт реального существования феномена, обычно представляемого как «чудо». В «Толковом словаре живого великорусского языка» Вл. Даля гнездо слов, связанных с понятием «чуда», занимает ни много ни мало около двух страниц! Сам автор «Словаря» понимает под «чудом» всякое явление, которое не находит объяснения. Со своей стороны, мы, рассматривая феномен «чуда», считаем необходимым отметить три обстоятельства. Во-первых, «чудо» при всех условиях является отклонением. Во-вторых, «чудо» непременно заключает в себе смысл, не поддающийся объяснению, непонятный, загадочный, скрытый, таинственный. И, в-третьих, «чудо» – это особый вид человеческой деятельности, обычно называемой «чудотворной», результатом которой становится нечто необычное, ранее не имевшееся в опыте и превосходящее привычные ожидания.
Эквивалентом «чуда» в русском языке является «диво». И точно так же как «чудо», «диво» включает, помимо уже сказанного, смысл экстраординарного и, соответственно, незнакомого, отсутствующего в опыте, что сопряжено, как правило, с психическим состоянием страха – страха перед неведомым, субъективным состоянием, хорошо знакомым врачам-психиатрам. А у страха, как известно, «глаза велики».
Именно так может быть описан вкратце механизм влияния на «пациентов», на «темные массы», непросвещенную и непосвященную толпу героя-чудотворца, который в одних случаях предстает как «белый» (аналогия с «белой магией»), в других как «черный» (аналогия с «черной магией»).
Вообще же надо признать, что деятельность героя-чудотворца имеет сугубо двусторонний характер, то есть она определяется особенностями не только самого героя, но и социальной среды, особенностями субъектов, с которыми либо взаимодействует, либо некоторым образом связан герой-чудотворец. Безусловно, эта деятельность нуждается как в психологическом, так и социологическом анализе.
Рассматривая феномен «героя-чудотворца», следует отметить, что наряду с его социально-ролевой и социально-статусной природой, не менее очевидной становится его непременно присутствующая мифическая основа (об этом мы поговорим отдельно). Примером реального героя-чудотворца с учетом всех вышесказанных положений может служить Иоанн Кронштадтский.
ГЕРОЙ-РЕКОРДСМЕН. Этот тип характеризуется, в отличие от героя-мастера, чисто формальными достижениями в какой-либо области субъективной деятельности, но во многих случаях они возможны в результате действительно героических усилий. Распространен этот тип в спорте, цирковом искусстве, игре. Социализм дал человеческой истории новый тип героя-рекордсмена – в производительности труда. Однако здесь нельзя не учитывать одного очень важного обстоятельства: если рекорды становятся целью жизни индивида, то нередко эта жизнь принимает односторонний характер. И об этом обстоятельстве не следует забывать. Широко известный феномен «погони за рекордами» приобретает специфические формы субъективной девиации, что общепризнано, ибо индивидуальное бытие теряет свою экзистенциальную сущность – универсальность[27]. Кроме того, индивид может начать жить по принципу «цель оправдывает средства», и тогда вполне возможно, что рекорды начнут расходиться с нравственными требованиями. Данное обстоятельство необходимо учитывать при оценке личности претендентов на рекорды. Ставить рекорды еще не значит быть героем! Подавляющее большинство рекордсменов, занесенных в книгу рекордов Гиннесса, не являются героями. Герои-рекордсмены в спорте – Ю. Власов (чемпион мира по штанге), С. Бубка (чемпион мира в прыжках). Особое и, можно сказать, исключительное место в галерее героев-рекордсменов занимает академик Ф. Г. Углов – один из основоположников сердечно-сосудистой хирургии, проводивший операции вплоть до своей кончины. А умер ученый-врач на сто четвертом году жизни. Другим всемирно известным рекордсменом является американский врач-кардиохирург М. Дебейки, выполнивший более 60 тысяч операций на сердце.
Анализируя разные типы героев, нельзя не отметить того чрезвычайно важного факта, что в жизни редко встречаются, так сказать, чистые героические типы. Обычно в реальном поведении, в конкретных поступках героические черты проявляются в том или ином сочетании, а также в некоторой совокупности. Джордано Бруно остается для нас не только героем-энтузиастом, но и героем-великомучеником, а также героем-правдоискателем. Вышеупомянутый архимандрит Никанор – не только герой-правдоискатель, но и герой-великомученик. И даже когда речь идет о героях какого-либо одного типа, реальные лица не всегда предстают в классических, и тем более эталонных, образах. В целом ряде жизненных ситуаций героизм вообще проявляется неявно. Таков, например, труд целого ряда ученых, осознание и оценка героической деятельности которых под силу только узкому кругу компетентных специалистов.
Подвиг – качествообразующий фактор героизма
Еще в начале прошлого века классик социологической науки П. Сорокин в своей книге «Преступление и кара, подвиг и награда» отмечал вопиющий факт совершенного игнорирования наукой проблемы «подвига и награды». Сегодня с сожалением приходится констатировать, что с того времени положение в социологии и юриспруденции кардинально не изменилось. Сам же Сорокин рассматривал подвиг как «услужной акт» (услугу) и преимущественно в морально-психологическом плане. Этот акт характеризуют три обстоятельства. Во-первых, непротиворечие с переживанием «долженствования», нормой, основанной на «справедливости», что делает подвиг непременно морально-положительным (в противоположность преступлению, акту несправедливому и в силу этого морально-отрицательному). Во-вторых, добродетельность, выходящая за границы общепринятой (по выражению автора, «избыток добродетельности»). «Сверхнормальность» (по терминологии Сорокина) добродетельности означает, что вменить эти акты в обязанность нельзя. В-третьих, добровольность, что, собственно, вытекает из предыдущего положения.
Относя подвиг к положительному отклонению и узаконивая тем самым его нравственно-положительную природу, Сорокин противопоставляет его преступлению, отклонению отрицательному в силу его антисоциальной, деструктивной направленности. Однако если подвиг связан с доброй волей (совершение подвига не может быть вменено в обязанность), то преступное поведение в каждой общественной системе оговаривается обязательствами с отрицательным значением: «не должен», «недопустимо», «нельзя», «не имеет права» и т. д. Подвиг, таким образом, принципиально антинормативен. Совершение подвига диктуется исключительно доброй волей. Соответственно, подвиг можно рассматривать как меру последней. Но социально-положительная природа подвига в первую очередь связана не с субъективными положительными устремлениями, а с эвфункциональностью, то есть с благотворным действием на общественную систему. Подвиг тогда подвиг, когда он осуществляется в соответствии с общественными интересами и удовлетворяет их. Именно это и делает подвиг социальным и не просто социальным, а социально-положительным, социально-конструктивным феноменом.
Подвигом может быть поступок, может быть поведение и может быть вся жизнь индивида. Как человеческое действие, как человеческая деятельность подвиг всегда конкретен. В своей конкретности он и образует реальное содержание героизма. Таким образом, героизм не существует вне подвига. Именно подвиг есть способ осуществления, реализации героического и вместе с тем подвиг есть мера героизма.
Как особая форма субъективной деятельности подвиг имеет структуру, которую составляют цель (задачи), мотивы, средства реализации. Разумеется, что в каждом отдельном случае, в каждой конкретной ситуации все эти и другие составляющие, среди которых исключительное положение занимают и нередко играют решающую роль психологические факторы, наполняются вполне определенным содержанием. Это может быть жертва собственной жизни ради Отчизны (жертва Ивана Сусанина «за царя»), или аскетический обет (жизнь Сергия Радонежского), или труд, требующий неимоверного напряжения сил – физических и психических (творчество Павла Филонова). Неизменно одно: подвиг принципиально не может быть аморальным. Более того, аморальным не может быть ни один из составляющих его элементов. Поэтому первым измерением подвига является его соответствие нравственным нормам, присущим данной культурной системе. Таков основной закон подвига. И тут встает вечная и всегда актуальная проблема: каковы цели и средства осуществления подвига? Очевидно, что ни те, ни другие, как было сказано, не могут противоречить общественной нравственности.
Для современной науки, особенно психологии, остается актуальной задача по выяснению связи и соотношения в подвиге как бихевиальном акте сознательно-рациональных и бессознательных механизмов. Ибо, повторим еще раз, подвиг – это психическое состояние (поведение, деятельность) индивида. В подвиге органично присутствуют мужество, храбрость, вера в правоту, осознание социальной значимости данного рода действий и поведения, полное исключение эгоистических моментов и, соответственно, жертвенность (в широком смысле слова), оптимизм и жизнелюбие, несгибаемость перед трудностями и тяжестью судьбы.
Подвигом может быть единичный поведенческий акт (подвиг А. Матросова) и целая жизнь (жизнь и научная деятельность первооткрывателей радия супругов П. и М. Кюри). Но и в том и другом случаях имеют место некая отдача, дар обществу, действия во имя высших человеческих интересов. В свою очередь общество и только общество является регистратором, оценщиком и ценителем подвига. Исключительно обществу принадлежит прерогатива измерения подвига (его масштабов и значения) и фиксации в социальной памяти. Этим подвиг отличается от других видов индивидуальных и групповых услуг (по терминологии П. Сорокина), оказываемых как отдельным лицам, так и целым сообществам, причем порой отнюдь не с благовидными целями.