pietas – благочестие). Обратим внимание на то, что пиетет – это особое психическое состояние субъекта, в нашем случае выражающееся в сугубо личном переживании героического. Пиетет сродни катарсису в его понимании Аристотелем, когда зритель как бы участвует в событиях, составляющих содержание трагедии, переживая их в своей душе. В пиетете проявляется сопричастность подвигу, сопереживание героического, что и ведет к нравственному очищению.
Другим элементом естественного культа является эмпатия. Английское слово empathy означает сочувствие, сопереживание, умение поставить себя на место другого. В психологии под эмпатией понимают эмоциональную реакцию на поступки и действия других людей в форме не только сочувствия, но и подсознательного отождествления. Немецкий психолог Т. Липпс указывает на важную особенность эмпатии: воспринимая объект, субъект одновременно проецирует на него свое эмоциональное состояние, испытывая при этом эстетические чувства. Именно поэтому культ героя заключает притягательность. Эффект эмпатии объясняется еще лучше, если вспомнить описанную выше ситуацию ореола героя и героического.
Авторитет героя и поклонение ему имеют еще один любопытный психологический поворот. Широко известна поговорка: «У холопа нет героя». В разных культурных системах она варьируется, но смысл заключает один: не потому, что герой не герой, а потому, что холоп – холоп. Рассуждая от противного, мы приходим к выводу: признавая героя, восхищаясь его подвигом, простые люди расстаются, разумеется, бессознательно, иллюзорно, со своим статусом «маленького человека». Для определенного круга индивидов это служит некоторым утешением, а то и единственно доступным способом возвышения своего собственного «Я».
Не так просто решается вопрос об искусственном авторитете, тем более об искусственно создаваемом культе. Из жизни хорошо известны многочисленные случаи муссирования слухов о героях (в народе обычно говорят о «мыльных пузырях»), которые в действительности ничего общего не имеют с реальными персонажами. Огромную роль в этом процессе играют институт церкви, средства массовой информации и искусство. Причем в современном обществе создание героических фантомов и поклонение им достигают таких масштабов, что можно, вероятно, говорить о новой форме религии, религиозной веры, религиозного сознания. Массы людей, сами того не подозревая, имеют дело с хорошо продуманной и спланированной спекуляцией на веками отработанном психическом феномене поклонения героическому авторитету. В действительности же они имеют дело не с подлинными, то есть субстанциальными, героями, а с героями-суррогатом, говоря на современном языке – с виртуальными героями. Герой-фантом – это искусственно придуманная и распространяемая с определенным умыслом, с определенными целями легенда, это искусственно созданный имидж, имидж-оболочка, не более. Для обозначения подобной ситуации Ж. Батай предложил термин «симулякр», а другой французский философ-постмодернист Ж. Бодрийяр, развивая идеи о современной обществе как «пространстве симуляции», пишет: «Происходит невероятное: реальное оказывается гиперреализованным – не реализованным, не идеализированным, а именно гиперреализованным. Гиперреализация означает его упразднение, но это упразднение не является грубой деструкцией. Оно выступает возведением реального в ранг модели. Модель упреждает, разубеждает, предусмотрительно преображает – и тем самым всегда поглощает реальность»[61]. Герой-фантом – это и есть искусственно созданная модель, поглощающая реальность. И современный человек (впрочем, как и древний человек) живет не только в мире реальных (субстанциальных) героев, но и в мире героев-фантомов.
Итак, необходимо различать два социокультурных феномена: культ реального, субстанциального героя и культ героя-фантома, который, будучи продуктом человеческого сознания, человеческой психики, нередко больной, не то чтобы вытесняет, заменяет реальность, а, как тонко подмечает Бодрийяр, сам становится реальностью.
И здесь встают вполне закономерные вопросы не только о природе героя-фантома, но и о его отличии от мифологического героя. Отвечая на эти вопросы, заметим, что герой-фантом есть некоторая разновидность уже рассмотренного нами ранее общего героического рода, а именно рода мифических героев. Что же касается отличия героя-фантома от мифологического героя, то следует иметь в виду два показателя. Во-первых, мифологический герой, как правило, наделен сверхъестественными способностями. Например, еще в колыбели младенец Геракл проявил недюжинную силу и задушил руками двух чудовищных змей. Классическим образом мифологического героя является Иисус Христос, который, согласно Евангелию, мог воскрешать людей из мертвых. Герой-фантом – человек, которому, если перефразировать известное высказывание, все сверхчеловеческое чуждо. Во-вторых, мифологический герой живет только в мифологии, его бытие ограничено рамками мифа. Герой-фантом живет своей собственной жизнью, но по законам особым – социальным, социокультурным. Это герой риэлити-шоу, телеэкрана, кино, бестселлера, радиорекламы, журнала моды, подиума и т. д. Очень понятный пример героя-фантома – Джеймс Бонд, образ которого создан прославившейся на бизнесе от Голливуда группой актеров (Ш. Коннери, Дж. Лэзенби, Р. Мур, Т. Далтон, П. Броснан, Д. Крэйг).
Все сказанное выше позволяет более четко осознать природу культового героя. Им может быть не только реальная личность, на что мы в основном обращали внимание, но и личность символическая, то есть не только предметная действительность, воплощенная в конкретном лице-индивиде, но и знаковая, семиотическая система, выстраиваемая в человеческом (индивидуальном и массовом) сознании посредством ассоциаций и коннотаций. Коленопреклоненным делает зрителя (слушателя) не гражданин США Шон Коннери – актер, первым сыгравший роль агента 007, а его перевоплощенный образ на киноэкране, его имидж и легенды о нем, растиражированные в журналах и газетах, одним словом, образ, с которым, собственно, сросся названный индивид в массовом сознании и в целом в данной культурной системе. Джеймс Бонд – это личность-символ, это искусственно созданный образ-фантом, но он же и молодежный культовый герой на рубеже ХХ-ХХI столетий.
Эстетизация героизма
По традиции, идущей еще от Сократа и Платона, объявивших все нравственное прекрасным, в европейской культуре глубоко укоренился процесс социальной эстетизации героизма. Поэтому подвиг воспринимается в обществе не только как глубоко нравственный, но и как прекрасный феномен. Поскольку же понятия о прекрасном исторически видоизменялись (согласно культурным, экономическим и политическим условиям, классовым представлениям и т. д.), эстетическое отношение к подвигу и его эстетические оценки испытывают те или иные подвижки. Здесь возникают два очень серьезных и во многом еще не ясных вопроса. Один вопрос принципиальный: что первично в оценке подвига как явления прекрасного – сам подвиг, героическая личность, герой или уже относительно сложившаяся эстетическая система? Другой вопрос содержательный: об эстетической оценке (критериях) подвига как поведения, деятельности и возможно жизни в целом, отличающихся рядом исключительных особенностей.
Единого ответа на эти вопросы нет. Скажем, в Древней Греции согласно античной картине мира, выступающего в своей космической целостности, в которую органично вписан человек с его душой и телом, в числе эстетических критериев на первом месте стояли гармония, пропорция, мера, соразмерность. Применительно к человеческой личности этот критерий фиксировал гармонию «тела» и «души», что вообще чрезвычайно характерно для античной эстетики и что стало недопустимо в христианстве, как известно, противопоставившему «чистый дух» «грешной плоти», с чем связаны новые критерии человеческого поведения и в их числе эстетические критерии героизма. Христианский герой – это субъект с умерщвленной плотью и высоким духом, то есть аскет в широком смысле слова[62].
Совершенно иная эстетика отличает героя-рыцаря. Возьмем только один пункт рыцарского этоса – отношение к даме. Это целая гамма переживаний, обязанностей, условностей. Верность, куртуазность, самоотверженность, честь и честность, возвышение и даже обожествление: подвиг не во имя Бога, что характерно для христианского героя, а во имя дамы, дамы сердца. И как вполне естественная награда, если не страстная любовь, то во всяком случае пылкое чувство.
Особая эстетика присуща делам и поведению героя-авантюриста, жизни и труду героя-ученого, деятельности героя-правдолюба, жертвенности великомученика-святого. Таким образом, эстетические оценки подвига обусловлены, с одной стороны, культурной системой и, с другой стороны, типом и видом героизма, легитимированными в данной социальной среде, как светской, так и религиозной.
Важнейшими средствами эстетизации героизма на протяжении всей человеческой истории выступали и выступают литература и искусство, к которым в современном обществе присоединяются СМИ. Героизм воспевается в стихах, поэмах, легендах, балладах, былинах, воспроизводится на художественных полотнах, иконах, в скульптуре, на кино- и телеэкранах. Эстетизация героизма исстари служит существенным моментом государственной и церковной политики, и этого нельзя не подчеркнуть, ибо красота всегда была и остается по настоящее время надежной и верной тропой к человеческой душе, к человеческому сердцу, к человеческому разуму. Примерами эстетизации подвига могут служить опера А. П. Бородина «Князь Игорь», фильм С. Д. Васильева и Г. Н. Васильева «Чапаев», поэма М. Алигер «Зоя».
Однако в условиях массовой культуры высокая эстетика подвига, героического все более и более вытесняется вульгарными образами «героев», которых мы представили выше не только как мифическое, но и как искусственное создание, продукт ремесла. Этот процесс в целом может быть назван «эстетикой гламура». Она служит не только характерной, но и отличительной чертой современного общества, в котором правит бал толпа. Подойдем к любому газетному киоску, где выставлено чтиво для простого (рядового) гражданина Российской Федерации, то есть, о чем еще пойдет речь, мещанина. Его эстетические предпочтения здесь, на прилавке, на витрине, предста