Приходится с сожалением констатировать, что в мировой науке не получило развития направление, которое следовало бы назвать «психологией героизма» или «психологией подвига». Между тем можно утверждать, что героическое поведение предполагает особую психическую конституцию человека, достаточно специфичные духовные особенности, в числе которых: психическая нацеленность на подвиг, внутренняя готовность к нему, общий настрой, обычно представляемый как дерзание. По-видимому, здесь можно говорить и об уровнях героических притязаний. И конечно, огромное значение при этом имеют развитая воля вообще и опять же специфическая воля к подвигу, которая является модификацией воли к жизни.
В отечественных психологических словарях не найти понятия «дух» – его объяснение, как и сам термин, очевидно, не принято относить к научным. Между тем Вл. Даль в «Толковом словаре» дает совершенно четкое определение: «Дух – сила души, доблесть, крепость и самостоятельность, отважность, решимость; бодрость»[65]. Как видим, дух есть особое психическое состояние, напрямую связанное с героизмом. Мы склонны рассматривать дух как индивидуальную психическую предпосылку героического поведения; в духе заключен настрой личности на ответственное свершение, или то, что называется решимостью. Дух – категория психологии героизма. Можно сказать, что в духе находят выражение субъективная имманентная установка на подвиг, готовность к подвигу и способность свершить подвиг. В духе интегрируются все субстанциальные качества героической личности, поэтому он, дух, субъективно обеспечивает героические свершения. Допустимо предложить такое определение: дух есть индивидуальная психоэнергетика подвига, условие и средство актуализации героической субстанции в герое и его подвиге. Соответственно подвиг при таком подходе выступает формой актуализации духа, а в более общем плане – героической субстанции личности.
Другим непременным компонентом субстанции героической личности с точки зрения психологии является вера. В отечественной психологической литературе феномен веры получил несколько одностороннее освещение. Под верой обычно понимаются психическое состояние человека, а также его знания, лишенные критического отношения к действительности[66]. Между тем вера – мощная движущая сила человеческого поведения. И в героических актах она занимает ведущее место. Оставим в стороне сакральных героев, где вера (в Бога) безусловно и тотально предопределяет героическое поведение (разные по содержанию героические акты свершаются верующими с одной абсолютной верой, верой в Бога, в божественное предопределение), возьмем светскую атеистическую сферу. Вера в то, что героический поступок есть благо, добро, что он необходим во имя справедливости и будет подобающим образом воспринят и оценен обществом, служит субъективно понятым или бессознательно принятым основанием соответствующего поведения, его субъективным мотивом. Можно смело утверждать, что без веры в нравственную ценность содеянного нет ни героизма, ни героя. Именно такая вера объединяет при множестве различий в одно целое всех героев и отделяет их от разного рода лжегероев, антигероев, монстров с их деятельностью, хотя и принимающей нередко титанические масштабы, но неизменно влекущей за собой зло, социальную деструкцию.
Здесь наиболее отчетливо проявляется идеологическая составляющая личностного сознания. Характер, содержание идеологии, идеологических убеждений органично включены в личностную структуру и соответствующим образом регулируют поведение индивида. Подвиг, героическая акция в известном отношении есть результат идеологической детерминации индивидуального поведения, отличающейся сравнительной устойчивостью и постоянством. В реальной жизни это можно наблюдать в отношении верующих, чье поведение вообще, и героическое в частности, определяется в первую очередь религиозной идеологией. И если вера как психический механизм поведения действует интегративно, то для идеологии характерна дифференцированность: поведение, героизм субъекта, придерживающегося православного канона, отличается от поведения, героизма субъекта, ориентированного на исламский канон.
Теперь нетрудно заметить, что героическая личность формируется, и ее формирование представляет собой специфический процесс, обусловленный, с одной стороны, индивидуальными, а с другой стороны, общественными особенностями. Героическая личность – это некоторая сумма личных качеств, необходимо участвующих в совершении подвига. Эту сумму, а правильнее сказать, организацию качеств, мы и называем субстанцией личности героя. Без этой субстанции, вне этой субстанции подвиг, героическое поведение индивида принципиально невозможны. Наличие героической субстанции личности есть определяющее условие подвига, героических свершений.
Истории известен целый ряд героических личностей. Так, мы уже вели речь о Сократе, которого можно считать классическим образцом субстанциального героя. О его уме, нравственной чистоте, нестяжательстве, мужестве и невозмутимости, более чем умеренном образе жизни, развитом чувстве товарищества, презрении к смерти и в целом о гармоничном складе его личности сохранилось немало свидетельств (Платон, Ксенофонт, Фаворин, Диоген Лаэрций, Плутарх и др.). Еще один реальный образец субстанциального героя – Халладжа, описанный известным шведским ученым и богословом Тором Андре. Воспроизведем фрагменты его книги, наиболее интересные для нас.
«26 марта 922 года, весной, в то самое время года, когда в Древнем Риме обычно устраивались торжества в честь страдающего бога плодородия Аттиса, а христиане отмечали память о страстях Господних в Иерусалиме, – в Багдаде распинали на кресте фанатичного суфия Ал-Хусейна ибн Мансура ал-Халладжа. Он обвинялся в том, что называл себя Богом и учил, что божество пронизывает все существо человека, завладевая им целиком, а также еще и в том, что всякими хитростями и фокусничеством он стремился совершать чудеса, якобы доказующие его божественность.
Однако судьи, ведшие дело, как и положено истинным правоведам, с педантичнейшей добросовестностью, не сочли возможным вынести приговор на основании столь далеко заходящих обвинений, тем более что Халладж оспаривал их справедливость. И так как смерть его еще до начала судилища была уже делом решенным, в полном соответствии с процедурой, он был приговорен к смертной казни, поскольку допускал известные вольности в отношении ритуальных установлений ислама. Он учил, будто возможно не придерживаться поста в месяц Рамадан, если соблюдаешь полный пост подряд трое суток, вкусив на четвертые лишь немного зелени; будто можно пренебречь изнурительным и для многих непосильным путешествием в Мекку, исполняя паломнический устав в отчем доме.
Казнь свершилась согласно восточному вкусу, желавшему постепенности в переживании захватывающего события подобного рода. Приговоренного сперва подвергли бичеванию, затем отсекли ему ладони и ступни; наконец пригвоздили его к кресту, оставив висеть до утра третьего дня, пока в заключение не отрубили голову. Сам Халладж, казалось, ничего не замечал. Пока его везли на место казни, он хохотал до того, что слезы выступали к него на глазах, – как сообщает легенда, когда его распинали, он изрек: „Все, чего жаждет благочестивый в час отрешения, – Он, Единый! С Ним остаюсь!“».
Спустя тысячу лет, как сообщает Т. Андре, к суфийскому мученику обрел мучительный интерес французский ориенталист Луи Массион. Он перерыл все библиотеки Европы и Ближнего Востока, отыскал все имеющиеся, а их набралось ни много ни мало свыше двух тысяч(!), свидетельств и создал капитальный труд (объемом 900 страниц), в котором, досконально описав подвиг мусульманского мистика, сделал вывод: «Халладж – вершина мусульманской мистики, ему нет равных по силе мысли и отваги. А также по искренности и жару его личного благочестия»[67].
Героем, которого по всем показателям следует с полным основанием отнести к субстанциальным, является писатель Н. Островский, автор романа «Как закалялась сталь». Вся его жизнь – подвиг, причем не только воинский, гражданский, но и нравственный.
Герой и лидер. Личный и групповой герой. Герой в процессах идентификации
Прежде чем рассмотреть соотношение этих двух, на первый взгляд, близких по смыслу феноменов – «герой» и «лидер», уточним, что в социологии и психологии понимается под словом «лидер».
Английское слово leader означает «ведущий». Этим словом обозначаются статус и роль руководителя, вождя, вожака, авторитета в неформальной внутригрупповой организации, причем нетрудно заметить, что здесь имеет место взаимосвязь, и если говорить точнее, корреляция того и другого. По причинам, уже раскрытым нами, герой во многих жизненных случаях объективно становится лидером в неформальной, а иногда и в формальной (если он получает официально утвержденный статус и выполняет роль руководителя) организации внутригрупповых отношений. Лидирующее положение героя в группе в значительной степени определяется психическим состоянием рядовых членов группы, о котором шла речь выше, в частности, пиететом. Важной особенностью неформального лидерства героя в группе является его естественность, что в свою очередь обеспечивает бесконфликтность иерархических связей внутри группы и как следствие оптимальный психологический микроклимат и спонтанно устанавливающуюся групповую сплоченность.
Как групповой лидер герой вольно и невольно утверждает стиль поведения, нормы взаимоотношений, ценностные ориентации, направленность групповых решений, общность мнения, моду и т. д. И в той мере, в какой стиль лидерства определяется личными чертами героя, вся группа в целом соответственно приобретает его личный отпечаток. Это прекрасно подметил и описал советский писатель А. Гайдар в весьма популярной в свое время повести «Тимур и его команда». Показательно, что тимуровские команды стали организовываться и реально действовать в СССР повсеместно. Появилось целое юношеское движение «тимуровцев» («тимуровское движение»).