После того, как царик бежал из Тушино, русские и поляки, еще остававшиеся в лагере, собрались на совет совместно с присланными от польского короля Сигизмунда послами. От русских на совете присутствовали патриарх Филарет с духовенством, Заруцкий, Салтыков и касимовский хан Ураз-Махмет. Было решено принять сторону польского короля и послать ему грамоту: «Мы, Филарет патриарх Московский и всея Руси, и архиепископы, и епископы и весь освященный собор, слыша его королевского величества о святой нашей православной вере раденье [127] и о христианском освобождении подвиг, Бога молим и челом бьем. А мы, бояре, окольничие и т. д., его королевской милости челом бьем и на преславном Московском государстве его королевское величество и его потомство милостивыми господарями видеть хотим».
Такие грамоты писал Филарет Романов польскому королю в 1610 г.
В начале марта 1610 г. тушинцы окончательно покинули свой лагерь. Уходивший последним гетман Рожинский велел поджечь Тушино и отбиваясь от наседающих москвичей, увел свой отряд под Смоленск. В обозе Рожинского ехал и тушинский патриарх. В мае того же года отряд Рожинского был разбит наголову московскими войсками под Иосифо-Волоколамским монастырем. Тут-то и был «освобожден» из польского «плена» Филарет. Превратившись в мгновение ока снова в ростовского митрополита, он в июне вернулся в Москву.
Никаких свидетельств, что Филарет снял с себя патриарший сан, нет. Сведений о церковном покаянии, принесенном Филаретом за тушинское «воровство», тоже нет.
Царь Василий не осмелился судить тушинского патриарха и опрометчиво разрешил ему остаться в столице. Патриарх Гермоген объявил Филарета «пленником и жертвой» самозванца и признал его право на прежний сан митрополита Ростовского.
Как пишет Р.Г. Скрынников, «возвращение Филарета в столицу положило начало возрождению былого влияния романовского круга. При поддержке бояр – братьев и племянников – Филарет вскоре стал, по словам очевидца, самой большой властью под патриархом. В его лице Шуйские приобрели опасного врага» [128] .
Именно Филарет сыграл решающую роль в свержении царя Василия, нейтрализовав усилия патриарха Гермогена, безуспешно пытавшегося остановить заговорщиков.
После свержения Василия IV среди бояр-победителей возникли разногласия по поводу кандидатуры нового царя. Захар Ляпунов и группа дворян стали требовать «князя Василия Васильевича Голицына на государстве поставить». Романовы предложили возвести на престол четырнадцатилетнего Михаила Федоровича, сына Филарета. Однако большинство бояр не устраивал ни тот, ни другой и тогда они решили создать своего рода временное правительство – Семибоярщину.
Семибоярщине присягнули москвичи и жители некоторых других городов: «Все люди били челом князю Мстиславскому с товарищи, чтобы пожаловали, приняли Московское государство, пока нам Бог даст государя… Слушать бояр и суд их любить, что они кому за службу и за вину приготовят, за Московское государство и за них, бояр, стоять и с изменниками биться до смерти; вора, кто называется царевичем Димитрием, не хотеть; друг на друга зла не мыслить и не делать, а выбрать государя на Московское государство боярам и всяким людям всею землею».
В этот комитет боярского самоуправления входили семеро: Ф.И. Мстиславский, И.М. Воротынский, A.B. Трубецкой, A.B. Голицын, И.Н. Романов, Ф.И. Шереметев, Б.М. Лыков. Есть мнение, что в состав Семибоярщины изначально входили восемь человек, восьмым был В.В. Голицын. Примечательно, что после утверждения Романовых на престоле придворными историками была предпринята попытка превратить Семибоярщину в Шестибоярщину путем удаления из документов упоминаний об участии в этом «органе управления» Ивана Никитича Романова.
Необходимо добавить, что кроме И. Романова в Семибоярщину входили и родственники Романовых Ф.И. Шереметев и Б.М. Лыков. То есть, из семи членов Семибоярщины трое принадлежали к клану Романовых.
Жолкевский, подходивший к Москве с отрядом польско-литовских войск и наемников, предложил семибоярщикам защиту от тушинского царика, который готовился к штурму столицы. Бояре сначала гордо отказались, но когда внутри города Захар Ляпунов принялся организовывать отряды в помощь самозванцу, вступили с поляками в переписку и соглашались принять на царство королевича Владислава, если он перейдет в православие, а польский король не станет оккупировать приграничные русские города и раздавать русские земли польским дворянам. Эти условия не удовлетворяли гетмана, который был католиком, и кроме того, знал, что у короля Сигизмунда совсем другие планы насчет Московии. Три недели длились переговоры, пока обстоятельства не вынудили ту и другую сторону пойти на уступки. Лжедмитрий, подойдя вплотную к столице, тоже завел переговоры с поляками. Он предлагал за поддержку его претензий на московский престол Польше 3 миллиона злотых, королевичу – 100 000, королю – 15-тысячное войско для войны со Швецией и кое-что самому гетману Жолкевскому. Бояре забеспокоились. Но и у Жолкевского были проблемы: подошел срок выплаты денег наемникам, а в гетманской казне – шаром покати, и наемники были готовы покинуть ряды польской армии. В таких условиях стороны пошли на соглашение. Владислав был избран на русский престол, а вопрос о его вероисповедании отложили на будущее.Несмотря на последний пункт, 18 августа жители Москвы принесли присягу Владиславу, патриарх Гермоген присутствовал при присяге и не противодействовал ей.
Московские и польские войска совместно выступили против Тушинского вора, стоявшего у подмосковного Николо-Угрешского монастыря. Чтобы полякам не пришлось обходить Москву, им было разрешено пройти через столицу. Так войско Жолкевского впервые вступило в город. Лжедмитрий с Мариной бежали в Калугу. От тушинцев отделился Сапега, присоединившийся к Жолкевскому, а ряды польско-московского войска покинул Иван Заруцкий, которому гетман опрометчиво отказался передать командование над русскими отрядами. Так сложился тот расклад сил, который сохранится затем до конца Смуты.
Вскоре боярами и Жолкевским решено было отправить под Смоленск огромное посольство из нескольких тысяч человек, во главе которых стояли В.В. Голицын и Филарет Романов. Они должны были пригласить на царство Владислава и уговорить его как можно скорей приехать в Москву. Царевич должен был принять православие сразу же под Смоленском, в крайнем случае – по дороге к столице. При этом члены Семибоярщины согласились передать в руки Сигизмунда III бывшего царя Василия Шуйского. Впрочем, несмотря на его насильственное пострижение, патриарх Гермоген не считал царя Василия «бывшим» – что и сыграло немалую роль в решении Семибоярщины, члены которой опасались оставлять «непотопляемого» Шуйского в Москве. Чтобы обставить дело поприличней, Василия Ивановича и его братьев вывезли из столицы, а затем передали в руки поляков.
А под Смоленском дела затягивались, и Сигизмунд не торопился посылать своего сына в русскую столицу (в принципе, после такой частой смены московских царей его можно было понять). Более того, сам польский король был бы не прочь занять царский престол. Само собой, без перемены вероисповедания и с последующим присоединением Московского государства к Речи Посполитой.
И сидящие в Москве члены Семибоярщины, и стоящий под городом гетман Жолкневский с опасение ожидали того момента, когда москвичи узнают об этих планах Сигизмунда. Семь бояр видели свое спасение только в том, что поляки станут в Кремле гарнизоном и защитят их от возмущенных горожан. И они пригласили Жолкевского – теперь уже не просто пройти через город, но остаться в нем. Как только войско гетмана попыталось войти в Москву, раздался набат. Возмущались все: купцы, простые горожане, монахи и монахини (особенно последние – Жолкевский поставил свой штаб в Новодевичьем женском монастыре). Возмущался патриарх Гермоген.
Боярское правительство старалось успокоить народ и патриарха. Встреча семибоярщиков и Гермогена прошла на повышенных тонах. Иван Никитич Романов крикнул в лицо патриарху: «Если Жолкевский уйдет, нам останется только последовать за ним, чтобы спасти наши головы». Это не впечатлило Гермогена, он стоял на своем и требовал вывода польских войск. Тогда князь Милославский грубо сказал ему: «Нечего попам мешаться в государственные дела!» [129]Сигизмунд III Ваза. Художник Ш. Богуш
В ночь с 20 на 21 сентября 1610 г. поляки заняли Кремль, Китай-город и Белый город. Штаб Жолкевского, как и было спланировано, разместился в Новодевичьем монастыре.
Тем временем под Смоленском [130] руководители московского посольства так и не смогли добиться выполнения королем условий договора, подписанного Жолкевским и московскими боярами. Надо отдать должное Филарету, который последовательно делал все, чтобы помешать Сигизмунду III в его планах. Ростовский митрополит (поляки его патриархом не признали) выступал против попыток короля заставить посольство склонить Смоленск к сдаче, выговаривал Жолкевскому за привоз в польский стан Шуйского, был против того, чтобы король, а не Владислав сел на московский престол. Одним словом, он делал все, чтобы в Москве не утвердилась династия Вазы [131] . В многочисленных биографиях ростовского митрополита читателям сообщают, что Филарет был сторонником возведения на русский престол королевича Владислава – разумеется, для того, чтобы прекратить Смуту и навести в стране порядок. Но все его действия как до посольства под Смоленск, так и во время посольства свидетельствуют о том, что для него всегда существовал только один кандидат на русский престол – его сын Михаил Романов. Собственно, еще до отправления посольства под Смоленск, в Москве всем заинтересованным лицам, и полякам, и русским, было известно, что Сигизмунд сам хочет стать московским царем (он писал Жолкевскому это в своих инструкциях, разрешая, впрочем, обещать москвичам своего сына), и потому Филарет сколько угодно мог защищать права Владислава, не опасаясь, что королевич действительно станет русским царем.
В апреле 1611 г. оставшиеся под Смоленском члены посольства (многие из них разбежались заранее, некоторые перешли к полякам) были арестованы и отправлены в Польшу как пленники. Там Филарет провел восемь лет. Принято считать, что эти годы он провел в заключении, чуть ли не в тюрьме, заточенный в Мариенбургской крепости. В Москве не знали даже, где находится Филарет, и считали важным сообщение, что Филарета «держат в великой крепости, в городе Марбурге» [132] . Однако на самом деле жил он во дворце канцлера Великого княжества Литовского Льва Сапеги [133] . Он имел возможность переписываться с родней, оставшейся в Москве (например, с боярином Шереметевым) [134] и даже координировать действия клана Романовых во время выборов царя Земским собором 1613 г. Известно, что переписка Филарета предварительно прочитывалась Сапегой. С одной стороны, это, казалось бы, исключает возможность какого-либо влияния Филарета на выборные процессы в России, но с другой – известно, что интересы польско-литовских магнатов далеко не всегда совпадали с интересами польской короны, тем более это справедливо, когда речь идет о таком непростом политике как Лев Сапега.