з Рубэ».
Особенно сильно способствовала росту влияния Интернационала во Франции деятельность бюро во время стачки парижских бронзовщиков. Хозяева решили запретить рабочим вступать в созданное ими общество. Немедленно вспыхнула забастовка, к которой присоединились рабочие других специальностей. Варлен организовал сбор денег для помощи бастующим в других городах Франции и за границей. Рабочие победили — зарплата повысилась на четверть, их право вступать в свои общества было признано.
В 1867 году Варлен развивает бурную деятельность в связи с готовящейся в Париже новой промышленной выставкой. Императорские «социалисты», как и в 1862 году в связи с выставкой в Лондоне, пытаются организовать посещение выставки делегациями рабочих и предлагают оплатить это. Варлен убеждает рабочих отклонить подачки бонапартистского режима. Он становится редактором двух томов отчетов рабочих-делегатов о выставке. Он же пишет предисловие к этому интереснейшему собранию документов. Популярность Варлена растет. Но растет и неприязнь к нему прудонистов, стоявших за То-леном. Выступавший прежде в качестве главного теоретика прудонизма Фрибур в середине 1867 года даже пришел к выводу о невозможности дальше защищать идеи своего учителя в Интернационале и отказался от активной деятельности, а вскоре и вообще вышел из Интернационала.
Осенью 1867 года, когда выбирается новое парижское бюро Интернационала, его рядовые члены неожиданно узнают, что Варлен не избран в новый состав комиссии Интернационала. Не избран? Или устранен? Такие вопросы задают многие, ибо кому не известно, что Варлен серьезно расходится во взглядах с учениками Прудона, что он не только побуждал бюро Интернационала занимать открытую политическую позицию, хотя это совершенно несовместимо со взглядами «великого учителя», но и высказывал за последнее время мысль об объединении всех французских рабочих социалистических организаций любого характера под руководством Интернационала. Ведь это же в зародыше идея политической рабочей партии! Прудонистам такая цель совершенно не по вкусу. А поскольку в их руках большинство членов французской секции, отстранение Варлена — признак серьезной внутренней борьбы между революционным и прудонистским течениями. Однако, как покажут последующие события, нет худа без добра…
А пока что события развиваются таким образом, что оставаться вне политики для Интернационала уже просто невозможно. Республиканская оппозиция бурно нарастала, а империя совершала одну непоправимую ошибку за другой. Как все обреченные правители постепенно теряют разум, так и Наполеон III совершал все новые глупости. Неурожай, наступление экономического кризиса были той почвой, на которой всеобщее недовольство переросло в возмущение позорной мексиканской авантюрой или посылкой войск на помощь папе римскому. В ноябре Интернационал участвует в массовой республиканской демонстрации. Бонапарт, уже и без того крайне раздраженный провалом своих попыток приручения рабочего класса и поддержкой забастовок Интернационалом, решил, что это уже слишком. Против французской секции Интернационала возбуждают судебный процесс. Хотя обвиняемые — Толен и его друзья — пытались доказывать свою лояльность и отсутствие антиправительственных планов, их приговорили к штрафу по 100 франков каждого, а организацию Интернационала во Франции запретили.
Еще до приговора 19 февраля привлеченные к суду члены комиссии Интернационала подали в отставку. В префектуре полиции решили, что секции Интернационала больше не существует. Так могло быть, если бы французские рабочие не имели среди своих лидеров таких людей, как Варлен.
Уже 8 марта избрана новая комиссия во главе с Варденом. В нее вошли еще восемь рабочих, среди которых гравер Бурдон, красильщик Бенуа Малой, талантливый самоучка, в будущем член Коммуны. Большинство новой комиссии решительно поддерживало Варлена. Они объявили себя преемниками прежней комиссии. Но фактически они были скорее ее соперниками, ибо в их действиях скорее чувствовалось революционное, варленовское направление, нежели традиционно прудонистское.
Собираться на улице Гравилье, в старой штаб-квартире Интернационала, уже нельзя. Полиция хорошо знала это место. Заседания, теперь нелегальные, подпольные, происходят на улице Шайон, впрочем, в том же районе Парижа. Немедленно возобновляется текущая работа по подготовке к новому конгрессу Интернационала. И хотя в новой комиссии тоже есть правоверные прудонисты, такие, как столяр Шарбоно, большинство на стороне Варлена. Несмотря на возражения Шарбоно, решили поддержать идею борьбы за сокращение рабочего дня. Эта точка зрения и была одобрена состоявшимся вскоре конгрессом в Брюсселе. Однако новая комиссия Интернационала имела очень мало времени, чтобы заниматься теоретическими спорами. В том же марте месяце, когда она развернула свою деятельность, в Швейцарии началась забастовка 2500 рабочих-строителей и наборщиков. Они требовали сокращения рабочего дня до 10 часов и увеличения зарплаты. Хозяева не уступали, и вскоре забастовщики оказались под угрозой либо поражения, либо голодной смерти. Они направили своих представителей сначала в Париж, а потом — ив Лондон, ведь они были членами Интернационала.
Услышав призыв о помощи, Варлен немедленно взялся за сбор денег. Он рассылает письма рабочим корпорациям, проводит многочисленные собрания, требует, уговаривает. Он обращается в редакции, всюду возбуждая сочувствие к женевским рабочим. 5 апреля Варлен опубликовал в газете «Опиньон насьональ» статью, в которой от имени Интернационала объявил о проведении подписки. Ему удалось собрать десять тысяч франков, и он с радостью вручил их представителям женевских забастовщиков. Интересно, что английские тред-юнионы дали швейцарцам только 500 франков, в 20 раз меньше, хотя их численность и денежные ресурсы по сравнению с возможностями французской секции Интернационала выглядели просто необъятными. Но там не нашлось Варлена…
А императорское правительство получило возможность убедиться, что первый процесс против Интернационала нисколько не ослабил ненавистную организацию. Во главе ее оказались теперь значительно более энергичные люди, и главное — они были революционерами. В министерстве внутренних дел решили провести новый процесс. Уже в конце апреля в мансарду на улице Дофин ворвались полицейские и произвели обыск. 22 мая Эжен Варлен вместе со своими товарищами предстал перед судом.
Суд — всегда угроза для обвиняемого. Может быть, стоит подумать о том, как лучше защитить себя? Два месяца назад Толен явно был озабочен именно этим и действовал соответствующим образом. Но Варлен другой человек. Поэтому он думал только о том, как на суде, будучи в роли обвиняемого, лучше послужить делу Интернационала. Надо превратить суд в политическую демонстрацию, открыто объявить войну буржуазии, показать тем самым рабочему классу путь борьбы, ее цели и смысл. Конечно, рассчитывать на снисхождение судей уже не придется.
Когда Варлен рассказал о своих замыслах, его друзья не только тут же согласились, но и единодушно решили поручить ему говорить от имени их всех. И вот в одном из залов Дворца правосудия за деревянным барьером сидят девять рабочих — спокойные и решительные. Судьи, прокурор, секретари в своих мантиях выглядят, если внимательно к ним присмотреться, точно так, как на знаменитых рисунках Домье. Подсудимым задают обычные вопросы. Затем прокурор произносит обвинительную речь. Если бы самому Варлену поручили сделать отчет о своей работе, то из-за своей обычной скромности он вряд ли нарисовал бы такую впечатляющую картину деятельности французской секции Интернационала. Прокурор приводит множество фактов и заявляет, что привлеченная к суду комиссиия стала «штабом забастовок».
— Парижская секция, — продолжает он, — благодаря активности своих членов и размерам ресурсов, которыми она располагает, была поистине головой и сердцем всех французских организаций Интернационала…
Особенно много прокурор говорит непосредственно о Варлене, его имя произносится особенно часто. Варлен слушает с удовлетворением, и, конечно, не потому, что это подчеркивает его личную роль — он совершенно лишен и тени тщеславия, — а потому, что, видя в рядах публики много журналистов, он надеется, что рабочие, среди которых немало таких, которые и не слышали об Интернационале, теперь узнают о нем. Так оно и случилось, кстати. Прокурор кончил, и подсудимым предлагают сказать что-либо в свое оправдание. Варлен поднимается и начинает рассказывать об Интернационале, его истории, его принципах. Речь Варлена, спокойная, уверенная, заставляет публику забыть, что говорит простой рабочий. Нет, это речь политического деятеля, его язык, интонации, культура таковы, как будто перед слушателями человек, окончивший не меньше чем Сорбонну. Да, чувствуется, что этот переплетчик знаком с книгами не только по их переплетам, что не зря он провел так много бессонных ночей за учебой. Между тем Варлен переходит к характеристике истинного существа судебного процесса против Интернационала. И здесь он превращается из подсудимого в сурового судью.
— Если перед лицом закона вы — судьи, а мы обвиняемые, то с точки зрения принципов мы представляем две партии: вы — партию порядка любой ценой, партию застоя; мы же — партию преобразований, партию социализма. Рассмотрим объективно, каков же тот социальный строй, в намерении изменить который нас обвиняют. Несмотря на то, что Великая революция провозгласила «права человека», в настоящее время несколько человек могут, когда захотят, пролить целые потоки народной крови в братоубийственной войне, хотя народ везде одинаково страдает и везде желает одного и того же. Всюду миллионы трудящихся страдают в нужде и невежестве, терпят беспощадное угнетение и остаются в плену старых предрассудков, закрепляющих их рабство. В то же время небольшой кучке людей достаются все наслаждения жизни, и богачи не знают, куда девать свои богатства…
Рабство погубило древний мир. Современное общество тоже погибнет, если не прекратит страданий большинства, если правители будут продолжать думать, что народ должен трудиться и терпеть лишения, чтобы содержать в роскоши привилегированное меньшинство…