отставку. Остальные члены правительства были именно теми буржуазными республиканцами, которым Варлен давно уже не доверял и не раз разоблачал их антипролетарскую душу. Узнав о крушении империи, Варлен немедленно выезжает в Париж.
Первым делом Варлен отправился на площадь Кор-дери. По темной и узкой лестнице он быстро поднимается на третий этаж. Вторая дверь справа открывается в зал заседаний парижской секции Интернационала, зал широкий, но низкий, на голых стенах которого кое-где наклеены политические афиши. В глубине на эстраде стол, составленный из еловых досок, лежащих на козлах. За столом и у стен на скамьях десятка полтора человек. Варлена радостно встречают друзья. Многие из них, осужденные на недавнем, третьем процессе Интернационала, только что из тюрьмы. Варлен быстро узнает новости. Империя пала, но положение сложное. Что должен делать Интернационал в новых условиях? Раньше война была ненавистна социалистам. Императорская клика сама стремилась к ней, война была династической, агрессивной. Но сейчас враг двигается к Парижу, он нагло заявляет о намерении отторгнуть от Франции Эльзас и Лотарингию. Следует ли поддерживать правительство «национальной обороны» или выступать против него, поскольку его возглавляют заведомые враги рабочего класса? Большинство членов Интернационала, так же как и подавляющее большинство рабочих, за войну, но войну всенародную, революционную, как во времена Великой революции в 1792–1794 годах. Однако разве способно на это правительство, возглавляемое закоренелым реакционером генералом Троило и прожженным политиканом Жюлем Фавром, имевшим заслуженную репутацию не только злобного врага рабочих, но и мошенника, уличенного в подлогах, двоеженстве и других грязных делах?
Мало способствовал прояснению смутной ситуации и приехавший из Лондона представитель Генерального совета Интернационала Огюст Серрайе. Этот молодой рабочий-сапожник стал пылким социалистом. Сейчас он горячо требовал революционных действий против правительства. К сожалению, правильные тактические предложения часто перемежались у него с наивными иллюзиями, он был очень слаб в политическом отношении. Серрайе говорил и с Варленом, который не почувствовал в словах своего собеседника реального представления о положении во Франции. Тем более что Серрайе привез с собой воззвание Генерального совета, написанное Марксом. Призывы Серрайе трудно было согласовать с некоторыми местами воззвания. Маркс, указывая на весьма сомнительный состав правительства и предостерегая от доверия к нему, писал: «…французский рабочий класс находится в самом затруднительном положении. Всякая попытка ниспровергнуть новое правительство, тогда как неприятель уже почти стучится в ворота Парижа, была бы отчаянным безумием. Французские рабочие должны исполнить свой гражданский долг… Пусть они спокойно и решительно пользуются всеми средствами, которые дает им республиканская свобода, чтобы основательнее укрепить организацию своего собственного класса».
Варлен, подобно своим товарищам, тоже чувствовал себя в затруднительном положении. Он решил прежде всего исполнять свой гражданский долг и поэтому энергично берется за организацию Национальной гвардии, народного ополчения в VI округе Парижа, где он теперь поселился, на улице Турнон, в доме 16, недалеко от его прежнего жилища на улице Дофин, тоже на левом берегу Сены. Варлена назначили командиром 193-го батальона, в котором насчитывалось 1504 бойца. Среди офицеров этого батальона поляк Домбровский, впоследствии генерал Коммуны.
Но Варлен отнюдь не пренебрегает политикой. Он больше всего озабочен организацией революционных сил и терпеливо ищет путей и средств восстановления влияния Интернационала. Он видит новую и грозную силу, появившуюся недавно: Национальную гвардию. В Париже было сформировано 254 батальона, в которых насчитывалось около 300 тысяч человек, то есть почти все годное к военной службе мужское население. Конечно, во главе Национальной гвардии стоял командующий, назначенный правительством из числа самых реакционных генералов. Но почему бы вооруженному народу не иметь своего, демократически избранного, единого парижского центра? Уже существовали в каждом из двадцати округов Парижа народные комитеты бдительности. Но более серьезное значение имело создание в начале сентября Центрального республиканского комитета 20 округов, который не случайно избрал местом заседаний площадь Кордери. Варлен — один из самых энергичных инициаторов создания этого комитета. Уже в сентябре в комитете заговорили о необходимости Коммуны…
Каждый день приносит разочарование тем, кто поверил в искренность руководителей правительства «национальной обороны», обещавших организовать такую оборону. Никаких активных действий французская армия не ведет, она отступает, и 18 сентября пруссаки полностью окружают Париж. Начинаются осада, голод, артиллерийские обстрелы. А бездействие правительства все очевиднее.
Революционеры из бланкистов организуют массовые демонстрации. Парижане требуют проведения муниципальных выборов, оружия и решительных боевых действий. 8 октября Гюстав Флуранс, один из самых известных и смелых сторонников Бланки, повел к Ратуше 19 батальонов Национальной гвардии. Варлен отвергает заговорщические действия бланкистов. Но теперь речь идет о массовых выступлениях. И он участвует в демонстрации.
Это привело к последствиям, которые можно было ожидать, ибо возглавляемый Варленом 193-й батальон Национальной гвардии отнюдь не отличался революционностью. Здесь немало буржуа, уже и до этого нападавших на Варлена. Они твердили, что командир вовлечет батальон в борьбу против правительства. Варлен не из тех, кто готов цепляться за должности и чины. Он подает в отставку. Тем более что у него были занятия поважнее. Он пытается восстановить прежнюю силу и влияние Интернационала, от которых сейчас мало что осталось. Практически от прежней организации сохранилась лишь довольно малочисленная группа активистов, а основная масса членов растаяла. Развал начался еще при империи из-за судебных преследований. Потом националистический угар, охвативший массы рабочих и ремесленников, обратил все их помыслы не к борьбе с хозяевами, а к защите оказавшейся в опасности родины. Почти все рабочие Парижа вступили в Национальную гвардию и жили на жалованье в полтора франка, или 30 су в день. Теперь они даже не могли платить взносов в секции Интернационала. К тому же руководство французской секции Интернационала все еще не имело ясной политики, программы борьбы, оно не смогло выдвинуть какие-то свои лозунги, за которыми бы пошли тысячи. Еще силен дух аполитичного прудонизма, и Вардену вновь и вновь приходилось упорно рассеивать предубеждения своих товарищей в отношении политической деятельности. Сейчас, в грозной революционной обстановке, несравненно большим влиянием пользовалась партия Бланки, характер которого, его пламенные призывы так соответствовали тогдашним настроениям народа. Бланкисты практически имели свою организованную партию, а организация Интернационала оказалась обессиленной, почти не существующей. А без организации в политической борьбе нельзя сделать ничего серьезного. Поэтому Варлен в это время и не играет крупной роли в развертывавшихся событиях, хотя он неизменно в их гуще, порой как рядовой участник демонстраций и митингов.
Конечно, надвигавшаяся революционная буря радовала сердце Варлена. Париж страдал, голодал, негодовал, но как кипели революционные страсти, как горячо народ рвался к борьбе! С тем более тяжелым чувством Варлен наблюдал хаос идей, царивший среди революционеров, их явную неспособность к последовательным, целеустремленным действиям. Бессилие Интернационала особенно тревожило его. Варлен считал, что для подготовки к революции секциям Интернационала потребуется еще год-два. За это время можно было бы составить основательную революционную программу, сплотить социалистов. Но как развернутся события? Что, если, обрушившись внезапно, они застанут врасплох нестройные и сильно поредевшие ряды членов Интернационала?
Но надо было жить и бороться. Варлен не может сидеть сложа руки, даже если будущее и не сулит ничего определенного. Солдат, бросающий поле боя из-за неверия в своих командиров, из-за того, что борьба, как ему кажется, безнадежна, все равно считается дезертиром. Что бы ни происходило вокруг, надо прежде всего выполнять свой долг — таков основной жизненный принцип Варлена.
Железное кольцо осады все теснее сжимает горло Парижа. Народ голодает, а правительство «национальной обороны» предоставляет ему полную свободу умирать с голоду. Хлеб, продаваемый парижанам, больше напоминает глину. Съедены животные Зоологического сада. Конина — деликатес! Пошли в ход собаки и крысы. Но и этим кушаньем может полакомиться не каждый: фунт собачьего мяса стоит пять франков, крысы идут по два-три франка за штуку! А ежедневное жалованье национального гвардейца составляло полтора франка.
Варлен занят теперь организацией продовольственного снабжения жителей рабочего района Батиньоль. Он стал секретарем мэрии XVII округа Парижа, где заместитель мэра — его друг Бенуа Малой. А ему нужен был человек безукоризненной честности и твердой воли, чтобы спасать от голода детей рабочих. Малой не раз восторгался Варленом, который, экономя каждый сантим общественных денег, напряженно работал, чтобы добыть для голодающих людей пропитание. В архивах чудом сохранились счетные книги мэрии XVII округа, которые вел Варлен. С какой аккуратностью, тщательностью учтены здесь каждый франк, каждый фунт хлеба! Ему пригодились знания, которые он приобрел в юности, изучая счетоводство на вечерних рабочих курсах. Варлену нисколько не претила эта скучная, кропотливая, однообразная работа; он делал это для народа! Одновременно с работой в мэрии он занят делами рабочих кооперативов, прежде всего основанного им «Мармита», который помог пережить блокаду многим рабочим семьям.
Чтобы находиться поближе к своей работе, Варлен в ноябре переселяется с улицы Турнон в Батиньоль, где снимает комнатушку в дешевой гостинице на улице Лакруа, 27. Это было его последнее жилище…