Теперь у Ивана Лаврентьевича работы прибавилось. Он не только водил эскадрилью на выполнение боевых заданий, но и обучал всему тому, что знал, молодых летчиков. Главное, чему уделял внимание комэск,— бомбометание с пикирования. Вначале — парой самолетов. Потом — звеном. А затем и всей эскадрильей.
Такой прием повышал точность попадания, увеличивал бомбовый залп, а значит, и ударную силу бомбардировщиков. Атакуя цель эскадрильей, экипажи получали возможность использовать такой порядок боевого построения, который обеспечивал наилучшую оборону от истребителей противника.
Именно так и действовала эскадрилья 15 сентября 1943 года.
Тогда она получила задание вывести из строя железнодорожную станцию Мга. Иван Сиренко искусным маневром провел машины сквозь шквальный зенитный огонь, ввел их в крутое, почти отвесное пикирование, чем уменьшалась вероятность артиллерийских попаданий по самолетам. И эскадрилья разбомбила станцию вместе с вражеским эшелоном, груженным боевой техникой.
Когда в полк стала поступать радиосвязь, первым внедрил ее в своей эскадрилье гвардии майор Сиренко. Теперь летчики могли из кабины самолета связываться с наземными командными пунктами и друг с другом. Это намного повысило эффективность действий бомбардировщиков.
Новый комэск пришелся по душе авиаторам. Его любили и уважали за знания, боевой опыт, выдержку, ровный характер. Даже за строгость, в которой всегда были видны не только командирская воля и требовательность, но и забота о подчиненных.
Родился Иван Сиренко в 1910 году в башкирской деревне Порофеевка. Окончил военно-техническую авиационную школу, а затем Качинскую школу военных летчиков. Отличное знание авиационной техники и тактики воздушного боя позволили ему стать настоящим военным летчиком. Командование по достоинству оценило его отношение к службе, его знания, и вскоре молодого авиатора коммуниста направили на курсы армейских политработников. Этим, собственно, и объясняется тот факт, что, когда началась Великая Отечественная война, Иван Лаврентьевич занимал должность комиссара эскадрильи.
В первом же воздушном бою военком Сиренко сбил «мессершмитта». В другом — уже пару вражеских машин.
Во время обороны Москвы бомбардировочная эскадрилья, в которой Сиренко был комиссаром, нанесла немалый урон наземным войскам противника. В одном из боев, например, ведомая комиссаром Сиренко семерка разгромила танковую колонну.
И в 34-м гвардейском бомбардировочном полку считалось в порядке вещей, когда эскадрилье гвардии майора Сиренко поручалось выполнение наиболее сложных задач. Как правило, выполнялись они мастерски, тактически грамотно, смело.
Одно из таких ответственных заданий получил гвардии майор и в тот свой день рождения — 25 марта 1944 года.
Глядя на низко висевшие облака, Иван Лаврентьевич подумал о том, что они не только затрудняют полет и обнаружение цели, но и могут помочь скрытно приблизиться к ней. Надо только суметь разглядеть ее в этой белесой пелене.
Вспомнился вылет в район Вырицы в октябре прошлого года. Предстояло установить место нахождения вражеской танковой колонны. Небо тогда тоже было затянуто облаками. Но задание получено. И Сиренко вылетел.
Вскоре на кромках крыльев появился белый налет: началось обледенение. Самолет затрясся, и Сиренко пошел на снижение.
Стрелка высотомера показала двести, затем сто метров. А земли все еще не видно. Того и гляди — врежешься в высокое дерево или какую-нибудь остроконечную постройку. Очень хотелось взять штурвал на себя, но летчик продолжал снижение.
Наконец самолет оказался под кромкой облаков. Сиренко внимательно вгляделся в проносившуюся под ним землю. Через несколько минут он увидел в стороне от шоссейной дороги танки. Они хорошо просматривались на фоне снег;а, немного припорошившего землю.
— Пять... десять... двенадцать,— считал танки стрелок-радист Лагунов.
Сиренко снова вошел в облака. После доклада командиру полка сюда прилетела группа бомбардировщиков, чтобы меткими бомбовыми ударами уничтожить фашистские бронированные машины.
И на этот раз комэск-2 решил для выполнения задания использовать облачность.
Около одиннадцати часов пара бомбардировщиков, поднимая клубы снежной пыли, взлетела и вскоре скрылась в облаках.
Между тем облачность из сплошной под напором ветра становилась все более редкой. Когда самолеты подходили к намеченному району, она и вовсе исчезла. На плоскостях самолета заиграли солнечные лучи. Внизу стала отчетливо просматриваться прибрежная полоса. И тем не менее пришлось несколько раз «прогуляться» вдоль берега в обоих направлениях, пока обнаружили вражеский наблюдательный пункт. Бомбометанием с пикирования уничтожили его и легли на обратный курс.
Неожиданно со стороны солнца нашу пару «Пешковых» атаковали шесть «фокке-вульфов».
— От них не уйти,— сказал Сиренко.— Придется отбиваться!
Сиренко дал до отказа газ — и бомбардировщик устремился навстречу фашистским истребителям. Второй экипаж последовал его примеру.
В прицеле комэска оказался ведущий. Последовала длинная очередь. Вражеский истребитель вспыхнул и, охваченный пламенем, рухнул вниз.
Но силы были неравны. Вслед за фашистским истребителем упал на лед советский бомбардировщик.
Гвардии майор Сиренко продолжал вести бой в одиночку. Он не только виртуозно уклонялся от атак, но и сам атаковал врага.
— Сзади сверху двое! — послышался голос стрелка-радиста.
Майор убрал газ и резко потянул штурвал на себя. Самолет взмыл вверх. Один из «фокке-вульфов», увлекшись атакой, проскочил мимо советского бомбардировщика и попал под огонь крупнокалиберного пулемета Федора Лагунова. Фашист задымил, свалился на крыло и врезался в лед.
Сколько ни отстреливались стрелок-радист и штурман от наседавшего противника, как ни уклонялся пилот от вражеских атак, численное превосходство гитлеровцев — четыре против одного — сделало свое дело: одна из фашистских очередей прошила бомбардировщик. Он стал почти неуправляем. Языки пламени заплясали по фюзеляжу. Кабину затянуло дымом. Стало трудно дышать.
Сиренко сорвал колпак.
— Прыгать! — приказал он.
Перевалившись через борт, Лагунов пошел вниз. За ним выпрыгнул Скиба. Сиренко покинул самолет последним.
Войдя в пике, фашистские истребители принялись расстреливать опускавшихся на парашютах советских воинов.
Чтобы затруднить врагу прицеливание, Сиренко подобрал боковые фалы и начал скользить. То асе сделали и остальные члены его экипажа.
Выпущенные из истребителей очереди не задели парашютистов, и «фоккеры» начали новую атаку.
Так продолжалось не один раз.
Коснувшись льда, Сиренко быстро отстегнул парашют и побежал, чтобы помочь товарищам. Но тут же упал, настигнутый пулеметной очередью.
Не повезло и Лагунову. При падении он сломал ногу. Напрягая силы, Федор пополз к командиру.
Сиренко лежал без сознания. От возгласа Лагунова он очнулся и попытался встать, но тут же снова рухнул в снег.
Разрезав парашют, Федор туго перевязал командира, раненного в обе ноги и левую руку. Осмотревшись, они увидели неподалеку от обломков самолета неподвижно лежавшего штурмана старшего лейтенанта Скибу.
Превозмогая боль, майор пополз к лежавшему. Приблизившись к неподвижному телу, он осторожно смахнул с его лица снежинки, долго смотрел в него, словно ожидая, что боевой товарищ очнется и скажет, как не раз это делал в воздухе, встречаясь с вопросительным взглядом командира:
— Все нормально, товарищ майор? Идем точно по курсу?
Нет, не проложит больше курса командирскому кораблю штурман Скиба, человек, с которым Сиренко поднимался в воздух вот уже целый год — от одного своего дня рождения до другого.
Майор увидел выжидающий взгляд Лагунова:
— Здесь лед, и мы ничего не сможем сделать. Доберемся до своих, объясним, где лежит наш товарищ. Запомним это место...
— Запомню, товарищ майор!
— Ну что, Федя, надо бороться.
— Поборемся, Иван Лаврентьевич!
— Тогда пошли...
Легко сказать: пошли? Оберегая раненые ноги, помогая друг другу, они медленно ползли к восточному берегу озера.
Мороз крепчал. Ярко-красный диск солнца заходил за горизонт, когда силы совсем покинули их.
Время от времени они поднимали руки, размахивали шлемофонами, зная, что свои где-то недалеко. Их заметили располагавшиеся на восточном берегу автоматчики, пришли на помощь.
В санчасти Иван Сиренко и Федор Лагунов встретили стрелка-радиста второго из бомбардировщиков Александра Кузина. Саша рассказал, что в их машине разорвался снаряд. Командир и бортмеханик были убиты, а он сумел выбраться из охваченного огнем самолета и, отделавшись небольшими ожогами, благополучно опустился на парашюте.
Вот так закончился второй в этом полку день рождения Ивана Лаврентьевича Сиренко.
Впрочем, что там день рождения! Сиренко забыл о нем. Война есть война, и все памятные в жизни человека даты на войне проходят в нелегкой боевой работе, в ежедневных схватках с врагом.
Задание они выполнили. Но какой ценой! Гибель боевых товарищей вызывала у Ивана Лаврентьевича боль куда большую, чем раны.
Комэска-2 и его стрелка-радиста отправили в один из ленинградских госпиталей. Здесь они пробыли около месяца.
Когда выписывали Федора, Сиренко упросил врачей, чтобы выписали и его. Правда, раны еще как следует не зарубцевались. Потом они не раз напоминали о себе в кабине самолета. Но летчик, превозмогая боль, поднимал бомбардировщик в воздух и вел эскадрилью на вражеские доты и траншеи, скопления бронетехники и живой силы противника.
17 сентября 1944 года войска Ленинградского фронта начали Таллинскую наступательную операцию. В 7 часов 30 минут артиллерия произвела огневой налет по обороне гитлеровцев. В 8 часов последовал второй, еще более мощный налет по врагу из всех артиллерийских и минометных стволов.
Артиллерийская подготовка сопровождалась боевыми действиями авиации. В обработке переднего края противника участвовали все полки 276-й Гатчинской дважды Краснознаменной ордена Суворова авиационной дивизии.