И надо отдать должное двум оставшимся у нас экипажам самолетов Пе-2 и особенно штурманам Владимиру Шалимову, Георгию Правосудову и Аркадию Разнику, летавшим в этих экипажах на фотографирование обороны противника в указанных районах. На их долю выпало наибольшее количество этих тяжелейших полетов. Особенно велики заслуги Владимира Шалимова, бывшего в то время начальником разведки и ведущим штурманом эскадрильи. Когда в 1942 году мы получили самолеты Пе-2, он стал одним из организаторов и вдохновителей огромной работы по улучшению их фотовооруженности. Усилиями Шалимова, старшего техника фотоотделения Василия Базу нова, инженера фотовооружения капитана Гаврилина и инженера фоторазведывательного отделения 13-й воздушной армии капитана Юцевича к декабрьским полетам 1942 года были разработаны, смонтированы, а затем и установлены на самолете Пе-2 качающаяся широкозахватная фотоустановка АКАФУ и командный прибор для автоматического управления ею при фотографировании. Так наш самолет-разведчик превратился в настоящую летающую фотолабораторию. На нем одновременно могли работать четыре фотоаппарата, управляемые штурманом. Два были установлены в бомболюках на АКАФУ и вели плановую съемку. Один размещался в носу самолета и производил перспективную съемку при подходе к району фотографирования. Еще один фотоаппарат стоял в фюзеляже сзади и вел перспективную съемку при отходе самолета от района фотографирования. Позже был установлен и пятый фотоаппарат — в кабине стрелка-радиста. Он производил перспективную боковую съемку объектов вражеской обороны при подходе самолета в стороне от них на удалении до 10 километров.
Как ведущий штурман эскадрильи, Владимир Шалимов многое сделал и по разработке новой тактики разведывательных фотосъемок с такого самолета-лаборатории.
Более совершенная фотовооруженность самолета-разведчика Пе-2 позволяла экипажу за время одного прохождения над позициями противника зафотографировать площадь, которую прежде можно было заснять лишь за четыре прохождения над ней. Следовательно, время нахождения самолета-разведчика над целью, а значит, и под огнем противника сокращалось в четыре раза.
Оценку работы ленинградских воздушных разведчиков в операции « Искра» дала на своих страницах центральная авиационная газета «Сталинский сокол». В одном из мартовских номеров 1943 года она писала:
«В Центральный музей поступила огромная, отлично дешифрованная фотосхема района Шлиссельбург — Московская Дубровка — Синявино — Мга, места прорыва кольца блокады Ленинграда в январе 1943 года и соединения войск Ленинградского и Волховского фронтов. Это плоды больших трудов ленинградских воздушных разведчиков. В ней отмечены десятки, сотни огневых точек, дзотов и всех укреплений на Невском направлении.
Карта и схема сыграли главную роль при прорыве блокады Ленинграда, но и не последнюю роль в разработке плана предстоящих сражений по разгрому немцев и полного снятия блокады Ленинграда».
За обеспечение операции «Искра» необходимыми разведывательными данными Владимир Шалимов был награжден орденом Отечественной войны I степени.
Для Шалимова нашлось дело и во время самой операции «Искра».
С некоторых пор на фронтах Великой Отечественной войны стало правилом посылать в наступающие наземные войска представителей авиации с необходимыми средствами связи и управления. Эти авиационные офицеры корректировали действия своих частей и подразделений, а также обеспечивали необходимую координацию действий авиационных и наземных частей и соединений.
Командующий Ленинградским фронтом Л. А. Говоров пошел в этом деле дальше. Он решил создать группу воздушных наблюдателей, которые должны были постоянно находиться над полем боя и не только корректировать действия авиационных частей и огонь артиллерии, но и докладывать общую обстановку на поле боя. ~ , ,
Для этого важного дела была подобрана и подготовлена небольшая группа наиболее опытных и грамотных офицеров, в основном штурманов, отлично знающих район боевых действий, задачи наших войск, особенно танков и артиллерии, организацию, боевые порядки и тактические приемы войск противника, а также умевших вести грамотный и четкий радиообмен.
Как один из лучших воздушных разведчиков фронта, в этой группе оказался и Владимир Шалимов. В его распоряжение был выделен двухместный истребитель Як-7 с необходимыми радиосредствами. Летая на этом самолете под прикрытием истребителей, Шалимов наблюдал за всем, что происходило на поле боя, и о своих наблюдениях открытым текстом докладывал по радио командующему 67-й армией и соответствующим командирам соединений — руководителям сражения. Такая оперативная и конкретная радиоинформация помогала руководить войсками и оказывать постоянное влияние на ход операции.
Командование 18-й армии фашистов неистовствовало по поводу такого нововведения русских. Оно отдало приказ своим истребителям во что бы то ни стало отыскать русского воздушного наблюдателя и сбить его. «Мессершмитты» и «фокке-вульфы» в те дни то и дело рыскали вдоль Невы и у берегов Ладоги, над Синявином и Мгой. Но все их попытки отыскать советского воздушного разведчика довольно долго были безрезультатными. Везде они натыкались на группы советских истребителей известных им конструкций. Лишь несколько позже им удалось понять, что к чему, когда они приметили, что в одной группе наших истребителей — «яков» — один самолет двухместный. В воздушные бои этот самолет не ввязывается, и его усиленно прикрывают другие истребители группы.
Жизнь «Зоркого» (Шалимов и в этих полетах работал со своим постоянным позывным) стала беспокойной. Теперь фашистские истребители стали яростно набрасываться на их группу, пытаясь отрезать от нее самолет воздушного наблюдателя. Шли жестокие воздушные бои, во время которых Шалимову иногда приходилось прекращать наблюдение и отбиваться от наседавших фашистов.
Один из таких боев произошел 14 января 1943 года. Наш экипаж в тот день находился в воздухе, и я попросил стрелка-радиста Юрия Смирнова настроиться на волну радиоприемника Шалимова и послушать, как у него идут дела. Мы часто так делали и почти всегда слышали в эфире голос Шалимова.
— Товарищ командир! — доложил мне через несколько минут Смирнов.— Что-то Шалимова не слышно. Молчит «Зоркий».
Меня это сообщение насторожило.
— Послушай-ка еще разок... минут через пять,— сказал я Смирнову.
Но и на этот раз «Зоркий» молчал.
Ничего не смогли узнать мы о Шалимове и на своем аэродроме. Наше беспокойство о боевом товарище передалось командованию эскадрильи, и начальник штаба Антон Мартынович Марцинюк позвонил на командный пункт и в разведотдел 13-й воздушной армии. Вскоре оттуда сообщили:
— Успокойтесь, жив-здоров Шалимов. У истребителей он, в бане моется.
Позвонивший офицер разведотдела рассказал, что в районе Московской Дубровки на группу наших истребителей, в которой был и самолет Шалимова, насели «мессершмитты». Завязался жестокий бой. Пришлось отбиваться от фашистов и летчику, с которым летал Шалимов на двухместном Як-7. В этом воздушном бою их самолет был подбит — пулеметная очередь угодила в масляный бак «яка». Летчика и штурмана обдало горячим маслом, и они посадили поврежденный самолет в поле, к счастью, на своей территории. После такой масляной купели пришлось отмываться в бане.
После завершения операции «Искра» Владимир Шалимов вернулся в эскадрилью и снова стал летать в составе нашего экипажа.
Один из наших совместных полетов весной 1943 года мне особенно запомнился. Это было 5 мая. Мы вылетели тогда с заданием зафотографировать результаты бомбежки нашими самолетами железнодорожного моста у станции Толмачево, что под Лугой. Было у нас в том полете и еще одно задание — разведать немецкий аэродром, находившийся в том же районе.
После налета на мост наших бомбардировщиков мы почти без особых помех зафотографировали его результаты и сразу взяли курс на вражеский аэродром. Подходили к нему со стороны заболоченного лесного массива. Вышли точно. Наше появление над аэродромом оказалось для немцев внезапным: зенитки молчали. Шалимов включил фотоустановку. Едва прошли половину маршрута, стрелок-радист Николай Рязанов доложил:
— Слева и выше вижу четыре Ме-109.
— Вижу,— отвечаю Рязанову.— Они, кажется, нас еще не заметили.
— Фотоустановка работает,— напоминает Шалимов.— Держать курс.
—- «Мессершмитты» делают разворот в нашу сторону,— докладывает Рязанов.— Увидели!
Мы летим над аэродромом. Там зашевелились.
— Коля! — говорю стрелку.— Посмотри вниз: там, кажется, пара «фокке-вульфов». Они набирают высоту.
— Вижу,— отвечает стрелок.— Там еще четверка идет на взлет. Кажется, «мессеры». «Фокке-вульфы» ниже нас метров на тысячу.
— Фотосъемку закончил,— доложил Шалимов,— можно уходить.
Маневр с правым резким разворотом, и мы уходим курсом на восток. Верхняя группа «мессеров», видимо, потеряла нас, но «фоккеры» шли прямо в нашу сторону с набором высоты. Мы тоже продолжали набирать высоту. Смотрю на высотомер: 6000 метров. Но истребители настигли нас и здесь.
— Два «фоккера» сзади и выше. Заходят в атаку! — доложил Шалимов.
Слышу, как дробно застучал его пулемет. Следом за ним огонь по атакующим «фоккерам» открыл и Рязанов. Истребители отвернули.
Я осмотрелся. Под нами была Вырица. Самолет шел с небольшим снижением на полных оборотах моторов и на максимальной скорости. До линии фронта оставалось 60—70 километров. «Пока линию фронта не пересечем,— рассуждал я,—«фоккеры» не отстанут».— я выжимал из своего самолета все силы.
Как я и предполагал, «фокке-вульфы» уходить не собирались. Они снова нагнали и атаковали нас, обрушив на «пешку» шквал пушечного и пулеметного огня. Шалимов и Рязанов отбивались, но воздушный бой был слишком неравным. Еще несколько атак «фоккеров» — и наша «пешка» уже еле держалась в воздухе. А истребители не отставали. После одной из атак вдруг слышу толчок в правое плечо. Оглядываюсь и вижу правую руку Шалимова с ракетницей. Что к чему — понять трудно.