Летчики знали, что аэродром охраняется истребителями, зенитной артиллерией, прожекторами и прорваться к нему будет нелегко. Летели на высоте тысяча двести метров. Когда подошли к переднему краю обороны противника, он встретил наши самолеты лавиной зенитного огня. Небо над позициями противника ощетинилось разрывами сотен снарядов, непреодолимой, казалось, стеной пулеметного и ружейного огня. Применив противозенитный маневр, группа вышла из зоны обстрела и, прикрываемая нашими истребителями, продолжала полет к цели. Прошло около десяти минут.
— Подходим к цели,— сообщил подполковник Баешко и скомандовал: — Приготовиться к атаке!
Через одну-две минуты штурмовики были над целью.
Вражеский аэродром Никишин увидел издалека. Ровная взлетно-посадочная полоса блестела накатанной и отшлифованной поверхностью. Серыми квадратами выделялись ангары и другие аэродромные сооружения. С двух сторон аэродрома черной стеной стоял лес, по краю которого были расположены стоянки самолетов.
— В атаку! — раздалась команда.
Две восьмерки штурмовиков пошли на цель. Блеснули огненными хвостами реактивные снаряды. Полетели вниз серии авиабомб —«соток».
Никишин видел, как рвались на взлетно-посадочной полосе бомбы, корежа бетонные плиты. Видел, как на южной окраине аэродрома, там, где стояло приземистое куполообразное здание, вспучился огненный шар и, расширяясь в окружности, устремился вверх. Это взорвался склад бензина.
— Заходим на вторую штурмовку! — услышал Никишин по радио команду ведущего.
Он развернул свою восьмерку и, прижимая самолет к верхушкам леса, понесся к цели. За ним последовали ведомые. - .
— Пушки к бою! Огонь! — скомандовал он, нажав на гашетку.
Две пушки, установленные в крыльях штурмовика, исторгая огонь, посылали снаряд за снарядом во вражеские самолеты. Вот от прямого попадания вспыхнул «юнкере», затем взорвался «брустер»... На стоянке бушевал огонь, и все небо над аэродромом вскоре заволокло дымом.
— Пора уходить! — проговорил Никишин, осматриваясь.— Дело сделано. Вон какой пожар устроили — в полнеба! Хорошо горят крестатые!
В этот момент раздалась команда ведущего:
— Всем сбор! Уходим.
Группа «илов» уже отошла от фашистского аэродрома, когда Михаил услышал по самолетному переговорному устройству взволнованный голос своего воздушного стрелка Василия Батизады:
— Командир, «мессеры»! — И в ту же секунду застрочил его пулемет.
«Молодец стрелок! — подумал Никишин.— Хороший у меня щит».
— Командир! Попался один! Сел на мушку,—радостно доложил стрелок,— заковылял к земле!
— Так их, Вася, так! Держись, друг! — подбодрил Никишин стрелка.
В ту же секунду стрелок вновь застрочил из пулемета. И вдруг самолет содрогнулся от сильного удара.
«Кажется, из пушки врезал?! А куда?»—подумал Михаил и спросил стрелка:
— Куда попал? Что с машиной?
— Не знаю, командир. Вроде, цела,— ответил стрелок.— А «мессеры» отстали...
Никишин почувствовал запах горелой резины. В кабине появился дым.
— Горим, Вася! — крикнул он стрелку.
— Вижу, командир. Что будем делать?
— Тянуть к дому. Лишь бы пожар не усилился.
Самолет дымил, стал терять скорость и высоту, отставать от группы. Никишин заметил, как два «яка» из группы сопровождения пристроились к их подбитому «илу».
«Охраняют «ястребки», беспокоятся»,— потеплело на сердце у Михаила.
Никишин посмотрел на часы. «По времени вот-вот должна быть линия фронта. Как-то удастся ее проскочить?»— с тревогой подумал он. Мотор работал с перебоями и еле тянул. В кабине было не продохнуть от едкого дыма...
Но вот наконец-то показалась линия фронта. Они подходили к ней на небольшой высоте и над передовыми позициями противника появились неожиданно. Едва проскочили их, мотор, несколько раз чихнув, заглох. Тяжелая машина сразу осела и стала резко снижаться. К счастью, внизу было более или менее ровно— большая заросшая кустарником луговина.
— Держись, Вася, иду на посадку! — сообщил Никишин стрелку, изо всех сил удерживая самолет в горизонтальном полете.
Штурмовик, оставляя за собой хвост дыма, мчался над самой землей. Вот по крыльям и фюзеляжу стали хлестать ветки, потом самолет с грохотом и треском опустился на фюзеляж, прополз на «животе» десятка два метров, ломая и сминая кусты, на что-то натыкаясь и скрежеща в клубах дыма и пыли, и остановился.
— Жив, Василек? Вылезай быстрее, бежим...
Снимая на бегу парашюты, летчик и стрелок бросились прочь от вспыхнувшего ярким пламенем самолета. На пути попалась им большая воронка от взрыва авиабомбы. Они прыгнули в нее и легли на дно... Раздался взрыв.
— Ну, вот и все. Прощай, дружище! — проговорил Никишин, выбираясь из воронки.
— Да, жаль самолет! — в тон ему сказал стрелок.
— Где мы?
— Похоже, на нейтральной,— ответил летчик, достал из планшета карту и стал сличать ее с местностью. Его догадка подтвердилась. Раздалось несколько взрывов мин. Это фашисты стреляли из минометов по горящему «илу». Самолет действительно приземлился на нейтральной полосе. Обстрел его продолжался. Никишин и Батизада на всякий случай опять укрылись в воронке. Неожиданно они услышали голос:
— Летчики! Давайте сюда, к своим!..
— Нас спасли разведчики-пехотинцы,— пояснил Михаил Дмитриевич.— В полку посчитали, что мы погибли при взрыве самолета, а мы на пятые сутки возвратились. Это был радостный день и для нас и для всего полка. В тот же день нам стало известно, что при штурмовке аэродрома было уничтожено одиннадцать вражеских машин разного типа. Кроме того, четыре вражеских самолета наша группа сбила в воздушном бою. Это была большая победа. Через несколько дней после возвращения в полк мы получили новый самолет и на нем успешно продолжали свою тяжелую работу в огненном небе Ленинграда...
В наградном листе на М. Д. Никишина, подписанном командиром 448-го штурмового авиаполка подполковником Баешко в конце сентября 1944 года, говорится :
«4 августа 1944 года Никишин, командуя шестеркой Ил-2, уничтожал артиллерийские и минометные батареи и живую силу противника в районе населенного пункта Вивикона. Были уничтожены минометная батарея и несколько пушек полевой артиллерии».
«17 сентября 1944 года капитан Никишин в качестве ведущего группы в составе двенадцати Ил-2 участвовал в массированном налете на артиллерийские и минометные батареи и живую силу противника в районе Корвэкюла. Метким огнем было разбито и уничтожено несколько орудий и минометов, три автомашины, взорван склад с боеприпасами, зажжен административный дом, подавлен огонь восьми пулеметных точек, истреблено до шестидесяти солдат и офицеров противника».
Более трехсот раз поднимался во фронтовое небо Михаил Никишин, выполняя задания командования. Родина высоко оценила его боевые заслуги, присвоив прославленному летчику-штурмовику звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда», а также наградив его двумя орденами Красного Знамени, орденами Отечественной войны I и II степени, медалью «За оборону Ленин-Ерада», многими другими медалями.
В 1946 году майор Михаил Дмитриевич Никишин попрощался с военной авиацией и вновь вернулся к своей довоенной работе пилота Гражданского воздушного флота, как и обещал, уходя на фронт. Много лет водил он пассажирские самолеты на северных трассах нашей Родины, помогал осваивать эти нелегкие полеты молодым пилотам. Он щедро делился с молодыми авиаторами не только опытом летной работы, но и своей житейской мудростью ветерана войны, коммуниста. До самых последних дней жизни Михаил Дмитриевич Никишин был самым уважаемым человеком в своем коллективе и желанным гостем молодежи, пропагандистом боевых традиций советского народа.
Он умер в 1982 году в Москве.
П. ГУСЬКОВНЕ РАССТАЛСЯ С АВИАЦИЕЙ
Тревожно было на душе у Николая Федоровича Макаренко, когда он после длительного путешествия по эвакогоспиталям страны возвращался с далекого Урала на фронт, в свой родной полк. Более полу-года потребовалось врачам пяти госпиталей, чтобы снова вернуть его в строй после тяжелого ранения, полученного в последнем воздушном бою. «Только, видно, зря они старались,— думал он.— Все равно медицинская комиссия, как я ее ни умолял, осталась непреклонной и вынесла твердое решение: «Не годен к летной работе». Значит, прощай авиация...»
Кто из мальчишек его поколения не мечтал стать летчиком! Мечтал и он. Бывало, пролетит над его родным селом Сенное, на Харьковщине, редкий самолет, опрометью выбегал он из хаты и подолгу всматривался в голубое небо, пока не замолкал вдали гул мотора. Эта юношеская мечта и привела его в военную авиационную школу пилотов. В ежедневном разнообразии классных и строевых занятий, бесконечных тренировочных полетов на учебном аэродроме он и не заметил, как пролетели три года напряженной учебы.
После окончания школы лейтенанта Макаренко направили в 44-й истребительный авиационный полк, который базировался под Ленинградом. Здесь его первым наставником и воспитателем стал опытный летчик-политработник, комиссар полка батальонный комиссар Шалыганов, награжденный за участие в боях в Испании двумя орденами Красного Знамени. Он охотно делился с молодыми летчиками своим боевым опытом, учил их мужеству и умению побеждать врага.
Во время советско-финляндского военного конфликта комсомолец Макаренко вступил в партию, чтобы идти в бой коммунистом. Он совершил тогда пятьдесят три боевых вылета: сопровождал наши бомбардировщики в тыл врага, патрулировал над Ленинградом, оберегая его от возможных налетов вражеской авиации.
На пятый день Великой Отечественной войны Николая Макаренко с группой других летчиков перевели в 153-й истребительный авиационный полк, которым командовал Герой Советского Союза майор С. И. Миронов (впоследствии генерал-полковник авиации). Полк базировался в Ленинградской области. С этим полком и С. М. Мироновым, который стал его вторым наставником и воспитателем, Макаренко прошел весь свой дальнейший боевой путь.