цы. Заметив образовавшуюся в круге брешь, они стремительно атаковали нашу группу и сбили один самолет.
Валентин Аверьянов старался не повторить ошибку товарища. Его самолет лежал в крутом вираже, и, когда пара «фоккеров» попыталась атаковать Сергея Потапова, Аверьянов заградительным огнем отсек их.
Карусель воздушного боя медленно смещалась в сторону наших войск. В воздухе стоял рев авиационных двигателей, сухой треск пулеметных очередей, стучали пушки. Трассирующие пули и снаряды исчертили небосвод. Штурмовики дружно отбивались. Один из «фоккеров» вдруг задымил, перевернулся на крыло и пошел к земле. Это была «работа» ведущего.
— Так их! Бей их, ребята! — закричал в азарте Валентин и снова нажал на гашетку.
Подоспевшие истребители прикрытия заставили гитлеровцев отказаться от дальнейшего преследования штурмовиков. С пробитыми плоскостями, с подтеками масла на капотах, наши самолеты благополучно приземлились на своем аэродроме.
Из каждого полета Аверьянов выносил для себя что-то новое, поучительное. Он анализировал свои действия, прикидывал, как лучше маневрировать в зоне зенитного огня, обнаруживать цели, точно поражать их. Такой творческий подход к делу способствовал тому, что он быстро вырос в грамотного, умелого летчика. Не случайно, когда предстояло выполнить сложное задание, командир полка включал в состав группы младшего лейтенанта Аверьянова.
Так было, когда потребовалось нанести удар по вражескому аэродрому. В тот раз летчики сожгли 12 самолетов противника. Несмотря на чрезвычайно сильный зенитный огонь и завязавшийся над аэродромом воздушный бой, Валентин не только решительно атаковал цели, но и произвел фотографирование. Снимки подтвердили высокую эффективность действий всей группы.
Так было и тогда, когда понадобилось выполнить задание особой важности — сфотографировать оборонительные сооружения фашистов на участке дороги Нарва — Таллин, так называемый «Тихвинский обвод». Группу возглавил старший лейтенант Е. Кунгурцев, ныне генерал, дважды Герой Советского Союза. Ведомыми были Сергей Потапов и Валентин Аверьянов.
Когда Валентин Григорьевич рассказывал об этом полете, я представил себе всю сложность и опасность задания. Чтобы сфотографировать вражеский объект, надо было какое-то время вести самолет по прямой. Маневрирование исключалось: начнешь уклоняться от разрывов зенитных снарядов — смажешь снимки, не выполнишь задание. Какое же надо иметь мужество, чтобы, не дрогнув под прицельным огнем врага, пройти из конца в конец этим коридором смерти!
Чтобы выполнить задание и остаться в живых, необходимо было до минимума сократить время пребывания самолетов под обстрелом. Но как этого достичь? Только путем внезапного появления над целью. Погода этому благоприятствовала. Облачность 8—10 баллов. Именно этим обстоятельством и решили воспользоваться наши летчики: идти над облаками, в районе цели резко снизиться и на бреющем пройти над оборонительным рубежом противника. При этом выполнить маневр с таким расчетом, чтобы без дополнительных разворотов сразу же выскочить в точку начала фотографирования.
Так и поступили. Появление советских штурмовиков для врага оказалось неожиданностью. Когда фашисты открыли огонь, фотоаппаратура, установленная на самолетах Кунгурцева и Потапова, уже отсняла намеченные к съемке объекты.
Аверьянов шел замыкающим группы. Летчик и стрелок-радист Щукин били по зенитной батарее и пулеметам, которые сосредоточили огонь по ведущему советскому самолету. Но Аверьянов не был бы Аверьяновым, если бы ограничился выполнением лишь основной задачи — обеспечить ведущему наилучшие условия для фотографирования. Ведь и на его самолете была установлена фотоаппаратура, и он не замедлил ею воспользоваться.
Штурмовики исчезли из поля зрения противника так же стремительно, как и появились. Плотные облака скрыли их не только от зенитного огня, но и от вражеских истребителей, которые вот-вот должны были появиться.
Задание выполнили отлично. На фотопленке ведущего оказался заснятым весь оборонительный рубеж противника. Снимки Валентина Аверьянова дополнили фотопланшет командира. За выполнение этого важного и опасного задания отважной тройке советских летчиков объявил благодарность командующий Ленинградским фронтом.
В августе 1944 года бои шли уже под Выборгом. А здесь, под Нарвой, накапливались силы для нового мощного удара по фашистам.
В один из августовских дней группа из шести самолетов во главе с Николаем Полагушиным вылетела на «обработку» ближних тылов противника. Домой, однако, вернулись не все — самолет Валентина Аверьянова был сбит.
Потерю любого летчика в полку переживали тяжело. Тем тягостнее было сознавать, что не будет больше рядом Валентина Аверьянова. Однополчане любили его за добрый характер, за отвагу и мужество. И вот этого боевого товарища больше нет. И потеряли его по своей вине: поздно заметили вражеские истребители.
Какая же была радость, когда вечером Валентин появился в полку!
В тот раз его постоянный стрелок-радист сержант Щукин остался на земле. Накануне в полк прибыли стажеры — курсанты авиационной школы. Один из них и занял место Щукина в кабине стрелка.
Над линией фронта нашу группу атаковала шестерка «Фокке-Вульф-190». Оборонительный круг замкнуть не успели. Пара «фоккеров» с ходу ринулась на самолет Аверьянова, шедший замыкающим. И тут же штурмовик вздрогнул от прямого попадания.
— Костя, почему не стреляешь? — закричал Аверьянов по самолетному переговорному устройству.
Ответа не последовало.
— Что случилось? Костя, отвечай!
Но стрелок молчал. Слышалось лишь учащенное, прерывистое дыхание. Потом донесся его глухой голос:
— Командир... я ранен... Заходят...
Да, они снова заходили для атаки. Он и сам это видел. Уклоняясь от прямого удара, Аверьянов разворачивал самолет на восток. Но штурмовик плохо слушался рулей, и очередь полоснула по кабине. С треском полетели осколки приборной доски.
Аверьянов ничего не мог противопоставить врагу. Единственное, что у него осталось,— это маневр. Маневр и воля. И Аверьянов, насколько позволяло поврежденное управление, уклонялся от вражеских атак.
А гитлеровцы, поняв, что им ничто не угрожает, как коршуны, крутились возле беззащитного «ила», клевали его пулеметными очередями.
Но вот двигатель умолк. Самолет падал. В эти минуты он походил на подбитую птицу — большую, черную, которая, распластав широкие крылья, старалась удержаться в воздухе, но силы ее иссякали, и она все ниже и ниже опускалась к земле. Аверьянов выровнял все же машину и посадил ее на сухое болото. Он вынес раненого товарища к дороге, которая проходила в десятке километров от места вынужденной посадки, и отправил его с попутной машиной в ближайший полевой госпиталь.
В самом конце войны, когда Аверьянов в паре с Кунгурцевым летал на штурмовку скопления боевой техники и живой силы противника юго-западнее Кенигсберга, во время очередной атаки его самолет снова был подбит. С большим трудом удалось вывести штурмовик из пикирования и дотянуть до своего аэродрома.
Однополчане были поражены увиденным. Вместо привычного хвостового оперения болтались какие-то ошметки,— зенитным снарядом разнесло рули управления. Теоретически пилотировать такой самолет, посадить его — невозможно. Валентин Аверьянов сумел сделать то и другое.
Мне приходилось в войну встречать многих летчиков. Помнится, в ходе боев за Витебск один из летчиков штурмового полка, базировавшегося на аэродроме, который мы только что ввели в строй, в течение одного дня дважды возвращался из боя с огромными пробоинами в плоскостях. Во втором случае «Ильюшин» настолько был побит осколками снарядов и пулями, что обшивка левого крыла походила больше на изрезанный кусок брезента, нежели на самолет. Фонарь кабины забрызгало маслом из пробитого радиатора. Обзора почти нет. И все же летчик дотянул до своего аэродрома и посадил самолет.
Валентин Аверьянов принадлежал к таким замечательным, умелым летчикам. Говорили: везет же ему! Возможно. Но еще А. В. Суворов говорил, что кроме везения необходимо и умение. Каким бы ты ни был «везучим», но если плохо пилотируешь самолет, тактически безграмотен, не обладаешь находчивостью, силой воли, отвагой — успеха не жди. Ведь штурмовиков всегда встречала стена зенитного огня. Сквозь этот огневой заслон надо было суметь прорваться и потом под ожесточенным обстрелом работать по цели.
— Не один летчик был сбит потому, что действовал по шаблону,— с горечью замечает Валентин Григорьевич.— И мне доставалось на орехи. Иной раз самолет светился, как решето. Механик только головой качал, говорил: «Как это вас, товарищ командир, угораздило столько дырок нахватать!»
В бою побеждает сильный, смелый, искусный воин. На войне эту истину быстро постигали все. Учились воевать и солдаты, и генералы. Учились летчики. Перед каждой операцией войск Ленинградского фронта они усиленно тренировались. На специально оборудованных полигонах держали связь с танковыми экипажами, отрабатывали противозенитный маневр, старались как можно точнее поразить малоразмерные цели. В конце концов мы и одолели фашистов потому, что овладели наукой побеждать, потому что были сильнее духом, боролись за правое дело, верили в окончательную победу над фашизмом. И победа эта пришла в солнечный майский день 1945 года.
Каждый год в такой майский день ветераны 15-го гвардейского Краснознаменного Невского штурмового авиационного полка собираются в небольшом населенном пункте под Ленинградом. В годы Великой Отечественной войны они базировались рядом с этим селом. Двадцать из них стали Героями Советского Союза. Четверо удостоены этого звания дважды.
Валентин Григорьевич Аверьянов, ныне полковник запаса, из этой плеяды отважных. Свидетельство тому — семь боевых орденов, Золотая Звезда Героя.
На такие встречи приезжают со всех концов страны. Из Одессы и Минска, Запорожья и Ростова, Томска и Астрахани. Их всех влечет туда, где они сражались с фашизмом, защищали наш Ленинград, нашу Родину.