Герои Ленинградского Неба — страница 57 из 68

Хлобыстов запускал пальцы в свою красивую шевелюру и продолжал изучать описание самолета. Вскоре Поздняков был повышен в должности, и в тот же день Алексею разрешили самостоятельный вылет на «киттихауке».

— Значит, так,— наставлял Поздняков,— ручку тянуть на себя не торопись. Это тебе не «чайка». Потяни малость, дай машине набрать скорость. Смотри, не увлекайся. Круг над аэродромом — и на посадку.

А если фашиста увижу?

— Ни в коем случае не связывайся! Тебе окрепнуть надо. Понял? Хватит и на твою долю этих мерзавцев.

Медленно увеличивая обороты мотора, Алексей осторожно вырулил на полосу. Дал полный газ, отпустил тормоза, пробежался по взлетной. Вернулся, все повторил сначала. И только в третий раз дал волю машине, пошел на взлет.

В тот день они вылетели в паре с Поздняковым на разведку. Облетев район аэродрома, Поздняков посмотрел на четко пилотировавшего ведомого, качнул крылом: «Следуй за мной!»

Хлобыстову только этого и надо было. В считанные минуты они долетели до Мурманска. С высоты птичьего полета осмотрели город, увидели следы пожаров, прошли к порту. Посмотрели на корабли конвоя. Потом набрали высоту, зашли на Туломскую ГЭС, направились вдоль железной дороги и уже в сумерках вернулись домой.

— Вот это и есть основной наш район,— сказал Поздняков.— Но в нашу задачу входит прикрытие и другого участка в направлении Алакуртти — Кандалакша. Там от границы до железной дороги рукой подать. К тому же финский аэродром в десяти минутах лета от нашей территории. Так что приходится быть постоянно настороже. А гитлеровцы, как ты уже заметил, ходят большими группами и под многочисленным прикрытием.

Разговор затянулся. О тактике и повадках врага Поздняков рассказывал Алексею и в столовой, и потом, после ужина.

— Теперь давай поспим малость. Ночью наверняка налет будет.

— Меня возьмешь?

— Нет. Сначала днем полетай.

— Но ты же видел, как я пилотирую?

— Видел. Можешь. И все-таки потерпи. Дойдет до тебя очередь.

Дошла... Буквально на следующий день. На Мурманск шла армада более чем из ста фашистских самолетов. В воздух были подняты все истребители.

По давней привычке, отработанной еще в 153-м полку в полетах с Макаренко, Хлобыстов, словно привязанный, летел за Поздняковым. На них несколько раз набрасывались «мессершмитты». Но Алексей мгновенно доворачивал самолет и пулеметными очередями отгонял стервятников. Во взаимодействии с истребителями других авиационных полков они разогнав ли врагов, заставили сбросить бомбы на сопки и не позволили прорваться к городу.

Вернувшись домой, Поздняков сказал:

— Молодец! Словом, за хвост я не опасаюсь. Но и ты будь осторожен. Лезешь на рожон, будто... заговоренный.

— А я и есть заговоренный,— поддержал ведомый.— Таких, как я, смерть не берет.

После ужина в ожидании команды на вылет друзья не раздеваясь прилегли на койки, которые Алексей Поздняков, с той поры как утвердили Хлобыстова его ведомым, поставил рядом. Ему все больше нравился этот парень. Чистый, бесхитростный, готовый последним поделиться с товарищем, Хлобыстов уже одним этим вызывал уважение и симпатию. К тому же вел себя всегда ровно, никогда не пытался выделиться, хотя орден Красного Знамени вроде и давал для этого основание. В полку немногие имели такое отличие.

Но окончательно покорил Позднякова ведомый в воздухе. Как-то раз, возвращаясь из разведки, Поздняков не заметил подкравшийся к нему «мессершмитт*. Хлобыстов уже готовился к посадке, как это принято, впереди ведущего, повернул голову и увидел «мессершмитт». Он тут же увеличил обороты, набрал высоту, и атаковал противника. На все это ушли считанные секунды. И если бы Алексей не обладал молниеносной реакцией, Поздняков был бы сбит.

К весне 1942 года фашисты активизировали боевые действия. Выполняя приказ Гитлера любой ценой захватить Мурманск и перерезать Кировскую железную дорогу, они все чаще и чаще стали совершать массированные налеты. Большими группами, численностью от 30 до 120 самолетов, пытались прорваться к порту, нанести удар по городу. Иногда их бомбы достигали цели, и тогда останавливалось движение поездов.

Советским авиаторам приходилось нелегко. Летчики делали по два-три вылета ночью, неоднократно поднимались на отражение налетов днем. Из жестоких схваток нередко прилетали на изрешеченных осколками и снарядами машинах. Техники, механики, мотористы сутками не отходили от поврежденных самолетов, ремонтировали их, восстанавливали. И спустя десять — двенадцать часов машины возвращались в строй. Летчики с громадным уважением относились к своим боевым помощникам.

Алексей Хлобыстов стал командиром звена, затем заместителем Позднякова, который принял эскадрилью. Все чаще стал он задумываться о своем месте в жизни, с любопытством присматривался к коммунистам. Старался понять, чем они отличаются от остальных. Вот Поздняков, например. Алексей тщательно анализировал его жизнь и приходил к выводу: да, комэск — настоящий коммунист. Первым начинает бой и ведет его до победного конца. А если потребуется, отдаст свою жизнь не колеблясь.

«А я? — думал Алексей.— Смогу ли я быть таким, как он?»

Возвращаясь с аэродрома, он подошел к Позднякову и, шагая плечо в плечо, спросил его, каким должен быть коммунист. Поздняков остановился. Внимательно и молча посмотрел на друга. Тот понял взгляд по-своему. Встревожился и спросил:

— Ты чего?

— Да вот смотрю и радуюсь. Растешь ты, Алексей. Хороший из тебя человек получается.

— Постой, ты ответь на вопрос.

— Вопрос твой, Алексей, насколько прост, настолько и сложен. Понимаешь, коммунист — это прежде всего предельно честный человек. В работе, в общении с людьми, в семье. Это качество особенно четко проявляется здесь, на фронте. И если ты в самую трудную для государства и своего народа минуту думаешь о партии, значит, ты и есть самый честный человек. Ну а все остальное — смелость, мужество, отвага — это приходит со временем, с опытом. Так что подавай заявление. Такие, как ты, партии нужны.

Вскоре Алексея Хлобыстова на партийном собрании эскадрильи приняли кандидатом в члены ВКП(б). По роковой случайности день 8 апреля 1942 года, когда в полк приехала партийная комиссия, чтобы утвердить решение партийного собрания и вручить ему кандидатскую карточку, стал для Алексея и самым счастливым и самым тяжелым.

С утра вдвоем с Поздняковым они летали на разведку. Затем сходили на штурмовку, после чего к Хлобыстову подошел парторг полка.

— Как полет, Алексей Степанович?

— Нормально. Дали фашистам жару,

— Партийная комиссия приехала. Приглашают тебя на заседание.

— Партийная комиссия? Сейчас приду,— сказал Алексей.

Он легко выбросил свое тело из кабины, отстегнул парашют, сменил шлемофон на предупредительно поданную механиком шапку-ушанку, надел телогрейку и, стараясь унять волнение, торопливо направился в штаб...

— Расскажите свою биографию,— попросили его.

Алексей набрал полную грудь воздуха, стал рассказывать:

— Родился в восемнадцатом году в селе Захарове Рязанской области. Отец погиб под Царицыном. Веко ре умерла мать. В колхозе окончил семь классов, потом уехал в Москву. Устроился учеником электромонтера на завод. Там же записался в Ухтомский аэроклуб. По окончании его поступил в Качинскую школу летчиков, которую закончил в сороковом году. По окончании получил назначение в Ленинград, а с января этого года нахожусь в сто сорок седьмом истребительном полку.

— Все?

— Все.

— Вот тебе на. Прожил человек чуть не четверть века, а вся биография уложилась в несколько фраз. Может быть, скромничаете? — спросил батальонный комиссар.— Тут вот сказали, что вы награждены орденом Красного Знамени. За что? Когда?

— «Юнкере» сбил. Под Ленинградом. В июле прошлого года.

— И что... Страшно было?

Алексей улыбнулся и сказал:

— Нет.

— Он у нас, товарищ батальонный комиссар,— вставил комиссар полка Громов,— заговоренный. Ничего не боится, в самое пекло лезет. Фашисты от него шарахаются, как от огня.

— Ну что ж, мы ознакомились с протоколом партийного собрания,— сказал председатель комиссии.— Ваши товарищи хорошо отзываются о вас.

И, обратившись к членам комиссии, спросил:

— Голосуем, товарищи?

Спустя некоторое время прямо к самолету пришел батальонный комиссар и, крепко пожимая руку, вручил Алексею кандидатскую карточку.

— Теперь, Алексей Степанович, еще крепче бейте врага. Пусть знают, что собой представляет коммунист, выступивший на защиту своей социалистической Родины.

И от того, что партийный документ ему вручили прямо возле боевой машины, Алексей разволновался.

— Спасибо, товарищ батальонный комиссар. Я постараюсь.

В эту минуту взлетела зеленая ракета. Летчики, механики, техники бросились к самолетам. Командир эскадрильи капитан А. Поздняков закричал:

— Семеньков, Фатеев, Бычков, Юшинов, по машинам! Хлобыстов, пойдешь замыкающим. Смотри за молодыми!

Взревели моторы. Истребители, вздымая снежные вихри, устремились на взлет. Алексей Хлобыстов внимательно следил за горизонтом и за молодыми летчиками. Он по себе знал, каково приходится при первых встречах с врагом.

В какое-то мгновение он посмотрел на землю. Кажется, сотни раз ее видел. И вдруг только сейчас понял, насколько она ему дорога — северная, скалистая, покрытая снегом. А главное, он знал, что это его земля. И ни клочка, ни камешка ее он не отдаст врагу, хотя бы за это пришлось заплатить жизнью.

Он первым заметил «юнкерсы». Вместе с истребителями прикрытия их было двадцать восемь.

«Двадцать восемь — это много,— подумал Алексей.— Если хоть один или два прорвутся к городу, много зла принесут. Пропускать нельзя. Любыми путями надо заставить сбросить бомбы на сопки».

Алексей нажал кнопку радио и доложил Позднякову.

— Вижу. За молодыми смотри. Иду в атаку,— ответил тот.

Самолет Позднякова прибавил скорость и пошел на сближение с противником. «Мессершмитт-110» довернул было на Позднякова с намерением открыть огонь, но было уже поздно: командир эскадрильи нажал на гашетки. Огненные струи впились в тело стервятника, и тот, кувыркаясь, пошел к земле. Поздняков потянул ручку управления на себя и влево, ушел на боевой разворот, готовясь к новой атаке.