Неподалеку взрыкнул Потапыч. Видимо, опять наглые белки забрались в его весенние запасы. Русский специально дал медведю такое нарочито сказочное имя, в чем-то «а-ля рюс», чтобы хоть на личной территории избавиться от всеобщей уравниловки и политкорректности.
— Что, проснулся, косолапый? — улыбнулся Дмитрий. — Пора уже, март на дворе. Хотя погодка откровенно февральская.
А на душе немного потеплело — как будто выглянуло не заметное никому личное солнышко. Так всегда бывало, когда Дмитрий прогуливался по своему маленькому заповеднику. Хотя если говорить откровенно, то не такому уж и маленькому — территория по договору с правительством Объединенной Земли досталась ему довольно-таки большая. Расчет был прост — поделить территорию России 2100 года на жившее тогда население, а затем умножить на количество проживающих ныне. Все просто, арифметично, пропорционально. И это число стало его личным территориальным показателем, территорией его России. Оставалось только выбрать место. Что он тогда и сделал — и уже в который раз пожалел, что не выбрал место потеплее. Может, тогда бы и Света не бросила его так уж сразу и не забрала Колю.
Хотя все равно бы бросила. И дело тут не в погоде.
Дмитрий прекрасно понимал, что для сына националиста на территориях Объединенной Земли будущего быть не может. Таких, как он, не брали ни на работу, ни в учебные заведения. А вот для тех, кто отказывался от гражданства и становился космополитом, открывались любые двери, выдавались пособия на приличные суммы, даже устраивались ток-шоу на телевидении. Действовало это получше, чем методы принуждения, — от такого пряника могли отказаться немногие.
Эти немногие и остались на своей территории, презираемые всем большим, объединенным, единонациональным миром.
Площадка точки перехода неожиданно выглянула из-за поворота. Дмитрий так задумался, что и не заметил, как быстро прошел полкилометра до двух тонких колонн на тускло подсвеченной металлической платформе. Поле перехода еле заметно мерцало, создавая странный эффект, как будто между колоннами плескалась на ветру тонкая полупрозрачная дымка.
Дмитрий стукнул кулаком в меховой перчатке по кнопке вызова транспортной системы и громко, отчетливо сказал:
— Ирландия.
Из круглой металлической сеточки донесся женский голос:
— Какая именно точка выхода вам нужна?
— Милая, мне нужна Ирландия, — процедил сквозь зубы Дмитрий, — страна Ирландия, а не провинция Ирландия Объединенной Земли. Там только одна точка выхода.
— А…
Дмитрий невежливо прервал:
— А если быть абсолютно точным, бар «Эринн».
После этого шагнул на платформу и прикрыл глаза — вспышка перехода всегда действовала ему на нервы не проходящими потом минут десять темными зайчиками в глазах. Девушка не стала спорить — и следующий шаг Дмитрий сделал по земле, отстоящей от его дома на многие тысячи километров.
Ирландия встретила русского настоящей зеленой весной. Дмитрию даже захотелось выкрикнуть что-то веселое и разухабистое. Просто так, по велению души. Он даже удивился своей реакции, но потом и сам понял, что снег в марте никак не способствует хорошему настроению. И порой достаточно просто выйти на яркое ласковое солнце и пройтись по густой траве, чтобы снова найти в себе силы идти дальше.
Вопрос только куда.
Ответ находился совсем близко — в пределах, доступных пьянчуге в состоянии крайнего медитативного созерцания. Бар «Эринн» от точки перехода располагался всего лишь в двадцати-тридцати метрах. Патрик не заставлял людей совершать долгие прогулки. Особенно если клиенты выходили из паба на своих четырех и страстно желали побыстрее добраться домой.
Тонкой души человек, понимающий. И никогда не скажешь, что экстремист, каких поискать. Хотя, как помнилось Дмитрию по историческим трудам, ирландцы всегда славились тем, что сочетали в себе несочетаемое — агрессию к чужакам и редкое радушие к гостям. Наверное, это больше от пришельцев зависело, как именно встретят их жители Зеленого острова.
Рядом с вывеской бара трепыхался на ветру огромный пластиковый лист клевера. Дмитрий на секунду задумался, отчего это появилось столь национальное украшение именно сегодня, но потом глянул на часы и укорил себя за недогадливость — цифра 17.03, застывшая в окошечке даты, ответила сразу на все вопросы.
Легко толкнув дверь, Дмитрий зашел в помещение паба. Нельзя сказать, что было так уж людно, но и пустынным помещение тоже было трудно назвать. В сторонке сидел Петро в неизменных шароварах и сумрачно посматривал на едва початую бутылку водки, наматывая на палец свой классический «осэлэдэць». За просторным столом около окна разместились парочка индусов и три араба. Как ни странно, сегодня они не ссорились, а тихонько надирались каким-то мутноватым национальным пойлом. В отдалении намечались еще две компании — немец с поляком и французом, а чуть дальше суровый англичанин, что-то активно обсуждающий с австралийцем, канадцем и американцем. В самом темном и дальнем уголке что-то упорно вязала пожилая норвежка — дама со сволочным, сложным характером и с не менее сложным прошлым. Как рассказывал Патрик, цепкие глазки престарелой мегеры, сейчас выглядывающие сердито на мир из-за стекол узких очков, когда-то еще более сердито поглядывали на мир через оптику дальнобойного снайперского комплекса в те времена, когда Норвегия усиленно не желала примыкать к единому космополитичному миру.
— Полный набор, — пробормотал Дмитрий. И прямиком проследовал к бару, чтобы совместить нужное и приятное, а именно заказать себе хорошего ирландского виски и поздороваться с Патриком.
Патрик невозмутимо протирал стаканы и поглядывал из-под тяжелых век на посетителей, чтобы они не удумали снова спорить на национальные темы. Такие диалектические споры чаще всего заканчивались дружескими потасовками, которые основательно нарушали гармонию к пабе и превращали мебель в обломки. А Патрик считал себя слишком хорошим хозяином, чтобы позволять такой вандализм чаще чем раз в неделю.
— Привет, Патрик, — негромко сказал Дмитрий, когда до стойки осталась пара шагов. И, уже присаживаясь на высокий крепкий табурет, продолжил: — Нальешь хорошего ирландского виски, друг?
Из-за спины раздался ворчливый голос Петро:
— Нет чтобы заказать нормальной выпивки, а не глушить кукурузный самогон.
Украинец явно был не в духе и не упустил момента, чтобы задеть соседа-москаля. Дмитрий, не оборачиваясь, ответил:
— Я, русский, сам решаю, что мне пить.
Патрик уважительно кивнул — мол, молодец, поддерживаю.
— Виски, на четыре пальца, — выдохнул Дмитрий.
Патрик аж причмокнул от удовольствия. И, наполнив стакан, заметил:
— Уважаю. Хорошее пойло для хорошего праздника.
— Ну так, — осклабился Дмитрий. — Думаешь, я забыл? С Днем святого Патрика, Патрик. Пусть живет вечно Ирландия!
— Пусть живет вечно Россия! — ответствовал Патрик. Воровато оглянулся назад — жена что-то делала в подсобке, — налил себе на два пальца и резко опрокинул.
— Патрик, Чикаго в зеленый окрасилась?
— А что ей сделается? — пожал плечами хозяин. — Конечно же. Зеленая, как лист клевера. Как бы ни менялся река всегда такая же, как и сотни лет назад. Ты лучше пей, Дима! Хорошее виски не любит долго болтаться в стакане.
Дмитрий зажмурился от удовольствия, хлебнул немного виски и выдал:
Пусть заржавели советские танки
И вымирает наш человек,
Есть еще повод хлопнуть полбанки:
Русский с ирландцем — братья навек!
— Душевно, — одобрил Патрик. — Чье?
— О. Дивов, классик литературы двадцать первого века, основоположник хреньвмассизма.
— О'Дивов? Ирландец? — удивился Патрик. — Странно, что я о нем не слышал.
— Нет, русский. Олег Дивов.
— Все равно мудрый человек и настоящий мужик, — резюмировал Патрик, снова принявшись протирать стаканы.
— Ты бы тер поосторожнее.
— А то? — не поднимая глаз, поинтересовался Патрик.
— Джинна вызовешь — придется желание придумывать.
— Нету у нас джиннов, только лепреконы живут. А их протиранием стаканов не вызовешь — они чаще всего на звон стаканов появляются. Да зачем мне желание — у меня и так все есть. — Тут Патрик на мгновение задумался. — Хотя можно было бы что-то придумать для того вон засранца…
Патрик кивнул на чопорного англичанина:
— Сегодня уже третий час песочит мозги австралийцу и канадцу, мол, они такие же англичане, как и он. Точнее, он чуточку поблагороднее, так как их страны всего лишь колонии.
— И? — заинтересовался Дмитрий.
— А что и? Я думал, что они его пошлют куда подальше, да вот все не посылают. Уже который час слушают, даже за выпивкой сами бегают. Странные они, ей-богу.
— У австралийца и канадца в подкорке записано, что англичане для них старшие родичи, — пожал плечами Дмитрий. — Так было в двадцатом веке, так было в двадцать первом. Почему и сейчас такому не быть? Интересно только, что с ними Хьюго делает — вроде бы американец комплексом неполноценности никогда не страдал.
— Да фиг с ними, — махнул рукой Патрик и отставил сверкающий чистотой стакан в сторону. — Давай лучше выпьем по чуть-чуть, пока моя прибирается наверху.
— За что пить будем? — поинтересовался Дмитрий.
Рядом бухнула донышком бутылка, на этикетке которой угадывались буквы «Горил…». Петро аккуратно уместился на соседнем табурете и мрачно заявил:
— Раз ты пришел последним, с тебя тост. Подумал секунду и добавил:
— И выпивка. Раз уж пьете это пойло, то и я вместе с вами. Не одному же прозрачную пить.
— Идет, — не стал спорить Дмитрий. — Патрик, на три пальца всем нам, да и сам не отставай.
Судя по довольной ухмылке Патрика, именно на такое развитие событий он и рассчитывал. Темное виски тягуче пролилось из бутылки в три стакана. Дмитрий подхватил свой и уже собрался выдать старый проверенный тост, как дверь в паб с грохотом впечаталась в стену.
И тут явились они. Наблюдатели.