По возвращении в Лондон Холмс оставил практику детектива. Небольшое наследство после смерти бедного Майкрофта позволило моему другу купить усадебку в захолустье Сассекса, и он живет там довольно уединенно. Впрочем, изредка он выбирается в Лондон, где встречается с людьми науки – этнографами, физиками, археологами; несколько раз он посещал сеансы самых известных медиумов. Война помешала ему организовать экспедицию в Египет, но терпения Холмсу не занимать. Избегая публичности, он уговорил весьма известного лорда предоставить будущей экспедиции свое имя.
Я отошел от детективной темы, пишу романы – авантюрные, бытовые, фантастические – и жду, когда Холмс позовет меня закончить дело, начавшееся в лето тринадцатого года, в лето сухих гроз.
Мой дорожный саквояж всегда наготове.
Ярослав Веров, Игорь МинаковКлюч к свободе
Сенатор Джузеппе обнаруживает подходящее «полено»
Эта удивительная история приключилась давно, еще в те времена, когда многие люди жили в огромных подземных городах, многие – среди мертвой природы, но и те и другие – все они были совсем не такими, как нынешние.
Началась она в морге одного такого Города, который назывался Детройт-2, – на уровне зеро, у самого дна зарывшегося на тысячу футов под землю исполинского стакана. В морг этот попадали как тела тех, кто умер окончательно, так и других, прошедших все стадии ген-инжиниринга, безвозвратно погрузившихся в метаболическую кому, не мертвых, но уже и не живых. В нейронных сетях таких организмов еще блуждали электрические токи, мембраны клеток еще держали на химическом уровне электрический потенциал. Но сознание, душа, разум – называйте, как хотите, – покинули их навсегда. Эти «полена», они же – генетические макроматрицы Детройта-2, безучастные и холодные, ждали здесь своей неизменной участи – отправки на морфинг.
Джузеппе Сизый Нос, которого прозвали так за пристрастие к особо крепким напиткам, запрещенным к продаже в Городе, сенатор-республиканец третьего срока избрания, остановился у приемной секции морга. Сделал пару внушительных и гулких глотков коньяка из плоской фляги. «Вшитая» автономная биопрограмма моментально повысила концентрацию алкоголь-дегидрогеназы, стимулировала выброс в кровь гликокортикоидов. И блокировала разрушительное действие алкоголя на другие биопрограммы организма.
Джузеппе икнул, отер со лба пот и приложил имплантированный в запястье персональный «правительственный» чип к дверному замку. В тот же миг холодный женский голос сообщил дежурному дроиду: «Господин сенатор Джузеппе Гольдони».
Дроид, существо, во всем похожее на человека, по стандарту-21 – на сорокалетнюю женщину, уставился шалым взглядом на Сизого Носа. У дроидов никогда не менялось настроение. Главная эмоция, активизированная из макроматрицы, владела ими безраздельно весь срок их функционирования.
– Дроид Эмма Синее Море. Чем могу услужить господину сенатору? – низким голосом осведомился дроид.
– Как обычно. Давай, прокрути свежую партию. Сколько сегодня чурбачков?
– Пятеро, господин сенатор.
Дроид пробежал пальцами по сенсорам пульта, ворота покойницкой распахнулись, выдвинулась лента транспортера. Джузеппе потер руки и принялся изучать появившийся на ленте материал. Обнаружились там три старухи с бессмысленно выкаченными глазами, у одной на подбородке блестела подмерзшая струйка слюны. Старик благообразной внешности, с гладко забранными назад седыми волосами. И еще один, неопределенного возраста. Курносый и в веснушках.
– Небось, остаточный метаболизм? – поинтересовался Джузеппе, тыча пальцем в эти веснушки. – Вот у него?
Дроид развернул на голоэкране генную карту «полена».
– Врожденный эффект, господин сенатор.
Сизый Нос хмыкнул, приложился к фляге, задумчиво сощурился.
– Полный возраст? – наконец сказал он.
– Сто тридцать пять, господин…
Джузеппе развернулся, хватил Эмму Синее Море по плечу:
– Джузи. И без господ.
– Джузи, – стрельнув шалым взглядом, поправился дроид.
– Каков же биоэлектрический потенциал мозга?
– Сто семьдесят единиц, Джузи.
– Он что тут у вас, спать собрался? Ты мне еще скажи, что у него там альфа-ритмы…
– Никак нет, Джузи. Хаос допороговых сигналов.
– Значит, «полено», – глубокомысленно изрек сенатор. – Но какое!
– Говорящее! – слабо пропищало что-то в сыром воздухе мертвецкой.
Джузеппе остолбенел и хмуро уставился на дроида.
– Остаточная речевая функция, – отчеканил дроид, получив данные с мнемосканера.
– Что-то я за свои двести с гаком лет не слышал, чтобы полено, чурбак, – и разговаривал.
– Старый паршивый козел! – По комариному звонко разнеслось в мертвецкой.
Джузеппе с нескрываемым довольством хлопнул в ладоши.
– Вот так паршивец! Ну, Карло, будет тебе работа. Я забираю это бревно. Готовь капсулу и транспорт.
– Слушаюсь, Джузи.
Сенатор передает говорящее полено вольному генетику Карло по прозвищу Шаманщик
Под уровнем зеро располагались несколько технологических этажей Города. Самый нижний из них предназначался для самого последнего из самых необходимых дел – утилизации того, в чем Город уже не имел нужды. Здесь сжигалось, превращалось в энергию и элементный состав все, что «стекало» сверху. Если на уровне зеро люди были непрошеными гостями, то здесь им уж совсем было нечего делать.
Неподалеку от Камина, гигантской плазменной печи-инвертора, прямо в скальном граните и создал Сизый Нос тайную лабораторию для старинного своего друга – Шаманщика Карло. Дружбу вели они еще с детской поры, когда на пятидесятом уровне, что сразу под пятьдесят первым, самым верхним, родильным, строили планы на будущее. В ту далекую пору Карло мечтал изменить природу домашних животных – кошек и собак, повысить их интеллект до уровня дроидов и научить человеческой речи. А Джузеппе клялся, что будет помогать ему в гениальных трудах.
Много воды с тех пор утекло. Много открытий совершил Карло. Но закон Сената об обязательной государственной службе ген-реконструкторов перечеркнул его надежды на свободное творчество. Животным запретили разговаривать. Тех из них, кто уже был генетически модифицирован в говорящих, безжалостно подвергли утилизации. И тогда Карло пустился во все тяжкие. Творения Шаманщика были признаны представляющими угрозу национальной безопасности. Трижды покровительство Сизого Носа, симпатичного, подающего надежды политика, уберегало вольного генетика от суровых санкций Службы Генетического Контроля.
Не одна лишь дружба двигала Джузеппе в его покровительстве вольному генетику. Без эксклюзивных биологических программ, встроенных приятелем в его хромосомный набор, не стать бы Сизому Носу сенатором. Эти чудесные программы, даже без помощи ген-коррекций, вылепили столь привлекательный для «ботвы», так в Городе называли избирателей, облик сенатора: представительного сорокапятилетнего по стандарту-21 мужчины с небольшим солидным брюшком, подкупающе искренней улыбкой, точными жестами, убедительной интонацией, правильной мимикой. Джузеппе не пришлось брать уроки у профессиональных репетиторов, чтобы научиться управлять мимикой и овладеть ораторским искусством. Все было задано кодирующими последовательностями нуклеотидов. Почему такому чуду и не произойти, если даже собачек и кошечек Карло играючи «разгонял» до интеллекта шестилетнего ребенка?
Но однажды не смог помочь и влиятельный друг. Очередной созданный Шаманщиком генетический код был признан Службой Контроля метавирусом, а вирусы во всех Городах считались самой страшной угрозой национальной безопасности. Кроме тех, конечно, которые государственные генетики синтезировали для «заквасок» в рамках разрешенных научных программ.
Толкая перед собой левитирующую транспортную платформу, Джузеппе миновал Камин; там суетилась дежурная смена дроидов и непрерывно текли ленты конвейеров. Он задыхался от непривычно горячего воздуха, утратившего под лучами огромных титановых ламп всяческий запах, кроме запаха горячего металла. Но, пройдя сквозь шлюз, Сизый Нос оказался в прохладном помещении, наполненном ароматами хвои и лесных цветов. Здесь действовала замкнутая биосистема, закупленная, как и все в лаборатории, самим Джузеппе. В скале, за рукотворным водопадом имелся небольшой грот, жилой отсек, отчего-то нареченный Шаманщиком старинным словом «каморка».
Движением руки Джузеппе отправил капсулу с «поленом» плыть к двери лабораторного бокса. Приложился к своей любимой фляжке. Отер со лба пот. И, зная, что микрофоны донесут его слова до приятеля, произнес в пространство:
– Старина, привет! Кажется, у нас есть то, что нам нужно. Мировая заготовка!
То, что эта мировая заготовка еще и разговаривает, Джузеппе Сизый Нос до времени решил утаить.
Тюрьма не красит человека. Там невозможны ни ген-коррекции, ни даже клон-модификации органов, то есть то, на чем зиждется миропорядок Города. За каждую инъекцию виталина, переданную с воли, идет жестокая конкурентная борьба. Двадцать лет, проведенные в заточении, преобразили Карло. Он потерял не менее половины стандарта внешности. Лицо сделалось худым и изможденным, а в глазах, словно у какого-нибудь дроида, навсегда поселился печальный блеск.
Карло стянул резиновые перчатки, швырнул на пол. Расторопный киберубощик-сверчок уволок их в утилизатор. Шаманщик тут же достал из кармана упаковку новых, надел их и вскрыл капсулу.
– И в самом деле, замечательное «полено». Но, конечно, ничего не выйдет.
– Дружище Шаманщик, у тебя непременно выйдет, – произнес Сизый Нос нарочито бодрым тоном, сопроводив свои слова решительным взмахом руки.
Карло усмехнулся: вшитые бионавыки большого политика работали, опережая мысли сенатора.
– Растения принес?
– Непременно, старик, – обрадовался Джузеппе и принялся выворачивать карманы пиджака. – Сосна итальянская, не генно-модифицированная, семя льна, все стерильно. Держи.