Он бы точно добрался до Олимпа, если бы парочка богов не решила обогнуть его и узнать, что там с Зевсом.
То были далеко не храбрейшие ребята. Скорее, хитрющие. Один из них был Гермес-посланник, умеющий летать с огромной скоростью и обманывать радары. Вторым был простой бог-сатир по имени Эгипан, у которого были мохнатые ноги и козлиные копыта, и вообще он выглядел в целом как любой другой сатир, только был бессмертен.
Эгипан сумел спрятаться от Тифоея, обернувшись в козу с рыбьим хвостом. (Отчего он выбрал такой странный облик? Может, запаниковал. Не знаю.) В общем, он нырнул в море и так смог спастись.
И теперь его мучили угрызения совести за собственную трусость, так что он присоединился к Гермесу, и вдвоем они летали над округой, пока наконец не заметили Зевса, лежащего на горе мусора.
— Ого, — заметил Гермес, когда они приземлились. — Что с тобой случилось?
Зевсу хотелось разорвать их за то, что они бежали и оставили его сражаться с Тифоеем в одиночку, но боль была слишком сильной, и он отчаянно нуждался в их помощи.
Он едва мог говорить, но все же сумел рассказать им о похищенных перунах и выдранных из его рук и ног сухожилиях.
Казалось, Эгипана сейчас стошнит.
— Ну все, это конец.
— Нельзя сдаваться! — возразил Зевс. — Мне нужны мои сухожилия и перуны. Думаю, если я смогу взять Тифоея на мушку и ударить, я его одолею. Вопрос один: как вернуть мое оружие и сухожилия…
Он задумчиво уставился на свирель, свисающую с шеи Эгипана.
Может, идея притащить на поле боя музыкальный инструмент покажется кому-то глупой, но Эгипан никогда не расставался со своей свирелью. И он слыл прекрасным музыкантом.
Вдруг в голове Зевса мелькнула шальная мысль. Ему вспомнилось, как он сам сумел провести Кроноса и заставить его выблевать остальных олимпийцев и как он в образе виночерпия своими песнями и танцами завоевал расположение титанов…
— Когда не работает грубая сила, — сказал Зевс, — поможет хитрость.
— Мне нравятся хитрости, — заметил Гермес.
И Зевс рассказал им свой план.
К счастью, Гермес был быстрым летуном. Он подобрал Эгипана и беспомощную марионетку Зевса и на полной скорости пустился по следу чудовищных разрушений Тифоея. Боги приземлились в материковой Греции неподалеку от подножия Олимпа, прямо на пути приближающегося гиганта.
Гермес уложил Зевса в пещере неподалеку, где владыке небес было уготовано валяться, словно бесполезный мешок с камнями, в ожидании, сработает их план или нет.
Гермес затаился за деревьями, а бог-сатир Эгипан с удобством устроился посреди широкого луга, где его ну никак нельзя было не заметить, и начал играть на свирели.
Вскоре небо потемнело. Земля задрожала. Воздух запах кислотой и ядом, а деревья начали тлеть. Но Эгипан продолжал себе играть.
На горизонте возникла черная громадина Тифоея, словно Кинг-Конг, Годзилла и один из этих злых Трансформеров, слившиеся воедино. Сопровождая свое продвижение победными криками, он направлялся к Олимпу. Земля сотрясалась, не переставая.
А Эгипан продолжал музицировать. Его мелодии походили на солнечные лучи поутру, на холодный ручей, текущий по лесу, на запах шампуня от свежевымытых волос твоей девушки…
Простите, я отвлекся. Так о чем я?
Ах да… бог-сатир. Его музыка пробуждала все самое хорошее и прекрасное. Когда Тифоей приблизился и услышал разносящиеся по округе чудные мелодии, он в недоумении замер.
— Это не похоже на крики, — пробормотал гигант, обращаясь к самому себе. — На взрывы тоже. Что это?
Стоит ли упоминать, что в Тартаре было с музыкой не особо, а даже если она и была, то разве что погребальные песни и дэт-метал.
Наконец Тифоей заметил на лугу играющего на свирели бога-сатира. Разумеется, Тифоей мог просто наступить на него, но вот что странно — Эгипана, похоже, гигант совершенно не волновал.
Увиденное сбило гиганта с толку. Он опустился на колени, чтобы получше рассмотреть сатира. На несколько мгновений мир погрузился в тишину, если не считать треск пожара, доносящийся от оставленных Тифоеем разрушений да нежную мелодию свирели.
Облачный гигант никогда не слышал ничего столь прекрасного. И оно определенно было куда лучше ворчания его чудовищной жены и плача деток-монстров.
Тифоей сам не заметил, как сделал глубокий и тяжелый вздох, оказавшийся таким мощным, что растрепал волосы Эгипана и прервал его игру.
Бог-сатир наконец соизволил взглянуть вверх, но испуганным он не выглядел.
(На самом деле Эгипан был в ужасе, но умело это скрывал, возможно, потому, что знал: Гермес рядом, и если что-то пойдет не так, он его вытащит.)
— О, здравствуй, — сказал Эгипан. — Я тебя не заметил.
Тифоей наклонил свою огромную голову.
— Я ростом с небо, меня окутывает тьма, и я все это время уничтожал мир. Как ты мог меня не заметить?
— Видимо, я погрузился в музыку. — Эгипан вновь заиграл, и Тифоей ощутил, как его гигантское сердце наполняется радостью, которая была чуть ли не приятнее той, что он испытал, уничтожая богов.
— Мне нравится твоя музыка, — решил Тифоей. — Может, я и не убью тебя.
— Благодарю, — спокойно отреагировал Эгипан и продолжил музицировать.
— Уничтожив богов, я займу Олимп и сделаю тебя своим дворцовым музыкантом, чтобы ты играл для меня.
Эгипан все играл свои нежные мелодии.
— Мне будет нужна хорошая музыка, — рассудил Тифоей. — Ты можешь написать великую балладу обо мне — песню, как я захватил мир!
Эгипан остановился, и на его лице неожиданно появилась печаль.
— Хм… если только… Но нет. Нет, это невозможно.
— Что? — прогремел Тифоей.
Эгипану было невероятно сложно придерживаться их плана и оставаться спокойным, когда над ним склонился огромный облачный гигант, а его сотни змеепальцев капали ядом и зыркали на него красными глазами.
«Гермес рядом, — напомнил себе Эгипан. — У меня получится».
— О, я был бы счастлив написать о тебе песню, — сказал Эгипан. — Но столь грандиозная мелодия не должна быть рождена свирелью. Мне понадобится арфа.
— У тебя будут в распоряжении все арфы мира, — обещал Тифоей.
— Это так великодушно с твоей стороны, мой господин, — ответил Эгипан, — но, боюсь, мне понадобятся для этого очень прочные сухожилия… намного прочнее коровьих или лошадиных. Иначе струны просто лопнут, если я попытаюсь передать через них все твое могущество и величие. Никакой инструмент смертных не выдержит этой мелодии!
Тифоея это объяснение полностью удовлетворило. Затем ему пришла в голову мысль.
— Знаю! — Тифоей поставил на землю свою «борсетку» и вытащил из нее сухожилия Зевса. — Можешь использовать их.
— О, идеально! — воскликнул Эгипан, хотя на самом деле ему очень хотелось закричать: «Фу! Гадость!» — Как только ты захватишь все мироздание, я сделаю арфу, достойную песни о тебе.
Эгипан поднес к губам свирель и проиграл несколько нот усыпляющей колыбельной.
— Но захват мироздания, должно быть, та еще тяжелая работенка, даже для столь несравненного создания, как ты.
Эгипан продолжил игру, пробуждая образы ленивого полудня, прохлады тени дерева у ручья и мягкого покачивания уютного гамака. Веки Тифоея потяжелели.
— Да… изматывает… — согласился Тифоей. — И ведь никто не ценит мои труды! — Он сел, отчего горы задрожали. — Уничтожать города. Отравлять океаны. Сражаться с луной. Это ужасно утомляет!
— Понимаю, мой господин, — сказал Эгипан. — Если пожелаешь, я могу поиграть немного, пока ты отдыхаешь перед тяжелым восхождением на Олимп к победе.
— Хм… Музыка, — веки Тифоея сомкнулись. — Только если недолго… Хр-р-р…
Его огромная голова упала на грудь, и облачный гигант захрапел. Эгипан продолжил играть свою нежную колыбельную, поддерживая счастливый сон Тифоея.
Тем временем к ним подобрался Гермес и забрал у бога-сатира сухожилия, а затем принялся рыться в «борсетке», пока не нашел перуны Зевса. Он кивнул Эгипану — «Продолжай играть!» — и полетел к пещере, где лежал Зевс.
Это была та еще грязная работенка — засовывать сухожилия назад в руки и ноги бога неба и вымеренными разрядами молнии подсоединять их к мышцам и костям. Пару раз Гермес всунул сухожилия вверх ногами, и когда Зевс попытался пошевелить рукой, он хлопнул себя по затылку.
— Прости! — извинился Гермес. — Сейчас все исправлю!
Наконец Зевс вернулся в норму. Будучи бессмертным богом, он быстро исцелился, а стоило ему взять в руки свои перуны, как его затопила ярость, отчего он почувствовал себя сильным, как никогда.
— Пришло время реванша, — проворчал он.
— Могу я чем-то помочь? — спросил Гермес.
— Не попадайся под руку, — ответил Зевс.
— Это я могу.
Зевс решительным шагом покинул пещеру и начал увеличиваться в размерах, пока не стал в половину роста Тифоея — то есть просто чудовищно огромным для бога. Как только Гермес подхватил Эгипана и унес его на безопасное расстояние, Зевс крикнул:
— ПРОСЫПАЙСЯ!
И ударил молнией Тифоея прямо в лицо, что могло сравниться с превращением звезды в сверхновую у тебя под носом.
Тифоей рухнул на землю, но Зевс не остановился и продолжил атаковать. Гигант заворочался, пытаясь подняться. Он все еще не проснулся окончательно и сонно недоумевал, что случилось с вежливым сатиром и его чудной музыкой. Зевс бил по нему молниями… Но ведь это было невозможно, так?
БАМ!
БАБАХ!
Гигант начал отступать. Вокруг него трещали молнии, срезая с его пальцев змеиные головы, рассекая облака тьмы и ослепляя его каждой вспышкой.
Споткнувшись, Тифоей рухнул в море, и Зевс, не дожидаясь, когда гигант придет в себя, сорвал с земли гору и поднял ее над головой.
— ПОДАВИСЬ ЭТНОЙ! — взревел Зевс. (То было название той горы.)
И он опустил на Тифоея гору, и с тех пор облачный гигант заключен под Этной, периодически он пытается выбраться из-под мегатонн породы и вызывает вулканические взрывы.
Так Зевс с небольшой помощью Гермеса и Эгипана спас мир. Не знаю, получил ли Гермес награду, но Эгипану в благодарность за его мужество было выделено целое созвездие в форме козла с рыбьим хвостом, дабы почтить облик, в котором он скрылся от Тифоея. Позже это созвездие стало одним из знаков зодиака. Мы зовем его Козерогом.