— Перси! — ахнула Аннабет. — Как же так?..
— Я… я не знаю. Ничего не могу понять.
— Все вы, герои, на одно лицо, — поморщился Аид. — Ваша гордость делает вас глупцами, и вы думаете, что можете выступить против меня с таким оружием. Я не просил принести жезл повелителя Зевса, но поскольку он здесь, ты должен отдать его мне. Уверен, это превосходный товар для сделки. А теперь… мой шлем. Где он?
Я лишился дара речи. Никакого шлема у меня не было. Я понятия не имел о том, как жезл попал ко мне в рюкзак. Мне больше нравилась мысль, что Аид пустился на какую-то хитрость. Аид был плохой парень. Но неожиданно все перевернулось. Я понял, что эту игру ведет кто-то другой. Кто-то другой стравливал Зевса, Посейдона и Аида. Жезл оказался в рюкзаке, а рюкзак я получил от…
— Постойте, повелитель Аид, — взмолился я. — Это недоразумение.
— Недоразумение? — прорычал Аид.
Скелеты прицелились. Высоко над нами послышалось хлопанье кожистых крыльев, и три фурии спланировали вниз, чтобы усесться на спинку трона своего повелителя. Одна из них, с лицом миссис Доддз, приветливо улыбнулась мне и щелкнула хлыстом.
— Никакого недоразумения, — отрезал Аид. — Я знаю, зачем ты пришел. Мне известна подлинная причина того, почему ты принес жезл. Ты пришел, чтобы поторговаться за нее.
Из ладони Аида извергся шар золотого пламени. Он взорвался на ступенях передо мной, и я увидел свою мать, застывшую в золотом дожде, как в тот момент, когда Минотавр душил ее.
Я не мог произнести ни слова. Я протянул руку, чтобы дотронуться до нее, но свет был таким же горячим, как огонь костра.
— Да, — удовлетворенно кивнул Аид. — Это я удерживал ее. Я знал, Перси Джексон, что рано или поздно ты явишься, чтобы поторговаться за нее. Верни мой шлем, и, возможно, я отпущу ее. Ты ведь знаешь — она жива. Но только пока. Если я останусь недоволен тобой, все изменится.
Я вспомнил о жемчужинах, лежавших у меня в кармане. Может, они помогут мне. Если бы я только мог освободить маму…
— Ах, жемчужины, — с иронией протянул Аид, и кровь застыла у меня в жилах. — Да, мой братец со своими маленькими фокусами… — Ну, доставай их, Перси Джексон.
Рука моя подчинилась и достала жемчужины.
— Всего три, — покачал головой повелитель мертвых. — Какая жалость! Надеюсь, ты понимаешь, что каждая защищает только одного. Ну, попытайся забрать свою маму, божок. И кого из своих друзей ты оставишь коротать вечность со мной? Давай. Выбирай. Или дай мне рюкзак и прими мои условия.
Я посмотрел на Аннабет и Гроувера. Они помрачнели.
— Нас обманули, — сообщил я им. — Ваше мнение.
— Да, но зачем? — спросила Аннабет. — А голос из ямы?..
— Пока не знаю, — ответил я. — Но попробую спросить.
— Решай, парень! — завопил Аид.
— Перси, — Гроувер положил руку мне на плечо, — только не отдавай ему жезл.
— Знаю.
— Я останусь, — сказал он. — А третью жемчужину дай маме.
— Нет!
— Мы сатиры. У нас нет души, как у вас, людей. Он может замучить меня до смерти, но никогда не получит меня навечно. Я просто реинкарнируюсь, скажем, в цветок. Это лучший выход.
— Нет. — Аннабет вытащила свой бронзовый нож. — Вы двое, идите. Гроувер, ты должен защищать Перси. Должен получить право на поиск и начать искать Пана. Забери отсюда его маму. Я вас прикрою. У меня есть план: я погибну в бою.
— Ни за что! — запротестовал Гроувер. — Я прикрою тылы.
— Подумай хорошенько, козленок, — улыбнулась Аннабет.
— Замолчите, вы оба! — Я чувствовал, будто сердце мое разрывается пополам.
Они оба прошли со мной через такие испытания! Я вспомнил, как Гроувер бомбардировал Медузу в саду статуй, как Аннабет спасла нас от Цербера; мы выжили, несмотря на ловушку Гефеста, на взрыв на верху Арки в Сент-Луисе и соблазны казино «Лотос». Мне тысячу миль не давала покоя мысль, что меня предаст друг, но эти друзья никогда не пошли бы на предательство. Они только и делали, что раз за разом спасали меня, а теперь были готовы погибнуть ради спасения моей мамы.
— Я знаю, что делать, — сказал я. — Вот, возьмите.
И дал каждому по жемчужине.
— Но, Перси… — распахнула глаза Аннабет.
Я повернулся к маме. Мне отчаянно хотелось пожертвовать собой и отдать последнюю жемчужину ей, но я знал, что она скажет. Она никогда не допустила бы этого. Я должен был вернуть жезл на Олимп и рассказать Зевсу правду. Я должен был предотвратить войну. Если бы вместо этого я спас ее, она не простила бы мне этого. Я подумал о пророчестве, которое услышал на Холме полукровок, — казалось, это случилось миллион лет назад. «В конце концов ты не сможешь спасти самое главное».
— Прости, — сказал я матери. — Я возвращаюсь. Я найду способ.
Самодовольная улыбка на лице Аида погасла.
— Божок?.. — вопросил он.
— Я найду ваш шлем, дядя, — сказал я ему. — Я верну его. Не позабудьте о том, чтобы повысить зарплату Харону.
— Ты бросаешь мне вызов?..
— И не такая уж это обуза — время от времени поиграть с Цербером. Ему нравятся красные резиновые мячики.
— Перси Джексон, ты не…
— Пошли, ребята, скорее! — крикнул я.
Мы наступили на свои жемчужины. Момент был страшный — ничего не случилось.
— Уничтожьте их! — завопил Аид.
Воинство скелетов ринулось на нас, обнажив мечи и осыпая нас очередями из автоматов. Фурии метнулись, рассекая воздух огненными хлыстами.
Как только скелеты открыли огонь, обломки жемчужины у меня под ногами вспыхнули зеленым светом, повеяло свежим морским ветром. Вокруг меня сомкнулась млечно-белая сфера, оторвавшаяся от земли и устремившаяся вверх.
Аннабет и Гроувер следовали непосредственно за мной. Копья и пули, высекая искры, но не причиняя нам никакого вреда, расплющивались о жемчужные пузыри. Аид возопил так гневно, что замок сотрясся на своем фундаменте, и я понял, что ночь в Лос-Анджелесе будет бурной.
— Посмотрите вверх! — пронзительно крикнул Гроувер. — Мы разобьемся!
Действительно, мы стремительно неслись навстречу сталактитам, которые вот-вот пронзят наши пузыри и изменят направление полета.
— Как ты управляешь этими штуками? — выкрикнула Аннабет.
— Не думаю, что это возможно! — заорал я в ответ.
Мы истошно завопили, когда пузырьки врезались в потолок пещеры и… Наступила тьма.
Что, мы умерли?
Нет, я по-прежнему ощущал стремительное движение. Мы пронзали каменистую толщу так же легко, как пузырьки, поднимающиеся со дна океана. До меня дошло, в чем заключалась сила жемчужин. «Все, принадлежащее морю, в море же и вернется», — сказала нереида.
Несколько мгновений я ничего не видел за гладкими стенками своего пузыря, затем моя жемчужина разбилась об океанское дно. Две другие млечные сферы, где находились Аннабет и Гроувер, воспаряли к поверхности. И — ба-бах!
Мы вынырнули на поверхность посреди залива Санта-Моника, сбив с доски какого-то серфера, возмущенно крикнувшего нам:
— Идиоты!
Схватив Гроувера, я потянул его к спасательному буйку. Поймав Аннабет, я подтолкнул и ее туда же. Какая-то любопытная акула — большая, белая, футов одиннадцать в длину — описывала вокруг нас круги.
— Пошла прочь, — велел я ей.
Акула развернулась и поспешила восвояси.
Серфер пронзительно кричал вслед, что мы сумасшедшие придурки, и старался по-собачьи отплыть подальше.
Непонятно как, но мне удалось определить время: было раннее утро двадцать первого июня. День летнего солнцестояния.
Вдали полыхал Лос-Анджелес: дым пышными клубами вздымался над целыми кварталами по всему городу. Все верно — произошло землетрясение, и все по вине Аида. Возможно, в данную минуту он посылал войско своих мертвецов мне вдогонку.
Но сейчас царство мертвых не представлялось мне таким уж важным.
Надо добираться до берега. Надо доставить жезл Зевса обратно на Олимп. Но больше всего мне хотелось серьезно потолковать с богом, который обвел меня вокруг пальца.
Глава двадцатаяЯ сражаюсь со своим придурочным родственником
Нас подобрал катер береговой охраны, но полицейские были слишком заняты, чтобы задерживать нас или пытаться выяснить, как трое подростков в городской одежде оказались посреди залива. Рации разрывались от экстренных звонков. Надо было справляться со стихийным бедствием.
Они высадили нас на пристани Санта-Моники, накинув нам на плечи полотенца, и умчались спасать других.
Одежда наша промокла насквозь, даже моя. Когда появился катер береговой охраны, я молча взмолился, чтобы, вытащив меня из воды, они не увидели, что я совершенно сухой, это могло бы вызвать некоторое недоумение. Так что я даже радовался, что с меня капает. Естественно, моя водонепроницаемая волшебная сила покинула меня. Я был босиком, потому что отдал свои тапочки Гроуверу. Уж лучше пусть береговая охрана задумается над тем, почему один из нас босой, чем — почему у другого копыта.
Добравшись до берега, мы, пошатываясь, побрели по пляжу, наблюдая за городским пожаром на фоне изумительного восхода. У меня появилось чувство, словно я только что воскрес из мертвых, — да так оно и было. Жезл Зевса тяжело оттягивал рюкзак. Но после свидания с матерью на сердце стало еще тяжелее.
— Просто не верится. — Аннабет слегка потряхивало. — Мы проделали такой путь, чтобы…
— Это была хитрость, — ответил я. — Стратегия, достойная Афины.
— Эй! — предостерегающе заметила Аннабет.
— Тебе что — еще не ясно?
— Теперь ясно. — Она опустила глаза, гнев ее поутих.
— А мне вот нет! — пожаловался Гроувер. — Может быть, кто-нибудь…
— Перси… — сказала Аннабет. — Мне так жаль твою маму. Так жалко…
Я притворился, что ничего не слышу. Если бы я стал говорить о матери, то расплакался бы, как ребенок.
— Пророчество сбылось, — объявил я. — «Ты отправишься на запад и встретишься с богом, который изменил». Но это был не Аид. Аид не хочет войны между Большой троицей. Кражу подстроил кто-то другой. Кто-то похитил жезл Зевса и шлем Аида, а потом подставил меня, потому что я сын Посейдона. Посейдона обвинят обе стороны. Сегодня на закате начнется тройственная война. И все из-за меня.