— Час-с-с нас-с-стал? — прошипела одна из дракониц.
— Скоро настанет, — пообещал Лука. — Продолжайте заниматься своим делом.
— Мой повелитель, — послышался голос позади нас, и я оглянулся.
С улыбкой глядя на Луку, там стояла эмпуса Келли. Сегодня на ней было синее платье, и ее зловещая красота казалась неотразимой. Глаза Келли сверкали, принимая то темно-карие, то ярко-красные оттенки, волосы, заплетенные в косы, развевались за спиной, словно охваченные пламенем, — отблески тысячи огней играли на них.
Мое сердце забилось. Я надеялся, что эмпуса увидит меня и, набросившись, прогонит мой сон, как случилось раньше, но сегодня она и не думала обращать на меня внимание.
— К вам посетитель, — сообщила она Луке и отступила в сторону.
Даже Лука вздрогнул от того, что увидел.
Перед ним, возвышаясь над головами всех собравшихся, стояла стражница Тартара Кампе, змеи шипели и извивались вокруг ее ног, головы зверей свирепо рычали у нее на поясе. Оба кривых клинка были опущены, и с их лезвий, медленно сочась, капал на пол яд. Своими распростертыми крыльями летучей мыши она заняла весь проход.
— Ты здесь. — Голос Луки дрогнул. — Я ведь велел тебе оставаться в Алькатрасе.
Кампе заговорила. Это был тот же древний праязык, но теперь, где-то в уме, я разбирал значение слов.
«Я служу тебе. Позволь мне отмстить».
— Но ты тюремщица, — возразил Лука. — И твоя работа стеречь узников.
«Я убью их всех. Никто не избежит моего мщения».
Лука помедлил, струйка пота сбежала у него по лицу.
— Ладно, — сказал он наконец. — Пойдешь с нами. Будешь нести клубок нити Ариадны. Это великая честь.
Кампе зашипела, обратив лицо к звездам, затем вложила клинки в ножны и, повернувшись спиной, зашагала по коридору, тяжело переставляя огромные драконьи ноги.
— Ее следовало бы оставить в Тартаре, — пробормотал Лука. — Слишком уж она непредсказуема. К тому же слишком сильна.
Келли тихонько рассмеялась.
— Тебе не следует страшиться этой силы, Лука. Лучше воспользуйся ею в своих целях.
— Чем скорее мы тронемся в путь, тем лучше, — вместо ответа сказал Лука. — Мне хочется скорей покончить со всем этим.
— А-а, — сочувственно протянула Келли и пробежала пальчиками по его руке. — Тебе кажется неприятным разрушать свой старый лагерь?
— Я этого не говорил.
— А у тебя, случайно, нет задних мыслей относительно своей, гм… особой роли?
Лицо Луки окаменело, и он процедил:
— Я свое дело знаю.
— Вот и славненько, — рассмеялась эмпуса. — Как ты считаешь, собранное тобой войско обладает достаточной силой? Или, может, мне обратиться за поддержкой к матери Гекате?
— Нашего войска более чем достаточно, — мрачно уверил ее Лука. — И все условия сделки соблюдены. Все, что мне теперь нужно, это безопасно пройти через лабиринт.
— Ммм. Очень любопытно. Мне, признаться, было бы довольно неприятно видеть твою симпатичную голову насаженной на пику в случае неудачи.
— Никаких неудач не будет. Слушай, эмпуса, у тебя что, нет других дел?
— О, есть, конечно, — улыбнулась Келли. — Лучше я стану сеять отчаяние в умах подслушивающих нас врагов. И займусь я этим прямо сейчас.
И тут она устремила свой взгляд на меня, выпустила когти и ворвалась в мой сон.
Внезапно я оказался где-то в другом месте.
Сейчас я видел себя стоящим на верху каменной башни, у ее подножия громоздились острые вершины утесов, внизу шумел океан. Старик Дедал сгорбился над рабочим столом, трудясь над каким-то прибором, который по виду показался мне навигационным, типа огромного компаса. Старик-изобретатель сейчас выглядел много старше, чем тогда, когда я видел его в последний раз. Сутулился он сильнее прежнего, руки его были изуродованы шишками распухших суставов. Он тихо бормотал что-то на древнегреческом, похоже, бранился, и так сильно щурился, будто не видел того, что держал в пальцах, хотя день был солнечный и яркий.
— Дядя! — окликнул его чей-то голос.
Улыбающийся мальчик примерно такого же возраста, как Нико, подпрыгивая поднимался по ступенькам, в руках он держал деревянную коробку.
— Здравствуй, Пердикс, — отвечал ему старик, но голос его звучал холодно. — Управился уже со своими упражнениями?
— Да, дядюшка. Это было легко.
— Легко? — Дедал нахмурился. — Задача заставить поток воды течь вверх без применения насоса тебе показалась легкой?
— Конечно! Вот смотри.
Мальчик опустил наземь коробку и принялся рыться в ней. Найдя обрывок папируса, достал его и стал показывать старику начерченные схемы и записи, сопровождая их объяснениями. Для меня они не имели ни малейшего смысла, но Дедал, кивая головой, хмуро бурчал:
— Неплохо. Понимаю. Совсем, совсем неплохо.
— Царю понравилось, — довольным тоном сказал Пердикс. — Он даже сказал, что я сообразительней, чем ты.
— Так и сказал?
— Да, но я ему не верю. Я так рад, что мама послала меня к тебе учиться. Мне хочется научиться всему, что умеешь ты.
— Ясно, — пробормотал Дедал. — Значит, когда я умру, ты займешь мое место, так выходит?
Глаза мальчика распахнулись в удивлении:
— Что ты! Конечно нет, дядюшка. Но я вот подумал… почему люди должны умирать?
— Таков порядок на земле, мальчик. — Старый изобретатель нахмурился. — Всему на свете когда-либо приходит конец. Всему, кроме богов, конечно.
— Но почему такой порядок? — продолжал настаивать мальчик. — Если, например, поместить animus, то есть душу, в другую оболочку… Дядюшка, послушай, помнишь, ты мне рассказывал про твои автоматоны? Ну, там быки, орлы, драконы, кони, и все они сделаны из бронзы. А почему не придать такому автоматону форму человека?
— Нет, сынок, — резко оборвал мальчика Дедал. — Ты рассуждаешь наивно. Это невозможно.
— Почему? А я думаю, что возможно, — стоял на своем Пердикс. — А если чуть-чуть воспользоваться магией…
— Магией? О нет!
— Да, дядюшка! Магия и механика, если они работают вместе… Стоит чуточку постараться — и можно создать тело, которое будет выглядеть совсем как человек, даже еще лучше. Я тут набросал кое-какие заметки.
И он протянул старику толстый свиток. Дедал развернул его и принялся читать. Так в молчании прошло много времени, потом он поднял прищуренные глаза и пристально поглядел на мальчика. Свиток, зашуршав, свернулся в трубку, старик откашлялся.
— Ничего не выйдет, Пердикс. Когда станешь старше, сам поймешь.
— Тогда давай я займусь той астролябией, что сломалась, а, дядюшка? А то у тебя, кажется, опять руки распухли?
Старик чуть слышно скрипнул зубами и сказал:
— Нет уж, спасибо. Ступай лучше побегай где-нибудь.
Пердикс словно бы и не замечал гнева старика. Он выбрал из кучи металлического лома бронзовую пчелу и подбежал к краю башни. Низкий парапет огораживал террасу, в высоту он едва доходил мальчугану до колен. Налетел порыв ветра.
«Отойди», — хотелось крикнуть мне. Но он меня все равно не услышит.
Пердикс завел механизм бронзовой игрушки и подбросил ее в воздух. Пчелка распростерла крылышки и с жужжанием полетела прочь. Мальчишка рассмеялся от восторга.
— Умней, чем я, надо же, — шептал себе под нос Дедал, но мальчик его не слыхал.
— А это правда, что твой сын умер оттого, что полетел на небо, да, дядюшка? Я слыхал, что когда-то ты сделал огромные крылья, но они сломались.
Пальцы Дедала сжались в кулаки.
— Займет мое место, — продолжал бормотать он.
Ветер кружил вокруг детской фигурки, раздувал полы одежды, трепал волосы.
— А я бы хотел полетать, — сказал Пердикс. — Я сделаю такие крылья, что они никогда не сломаются. Как ты думаешь, я смогу?
Может, это был сон во сне, но только внезапно перед моими глазами возник двуликий бог Янус. Мне показалось, что я вижу, как его смутный образ возникает рядом с Дедалом и, улыбаясь, перебрасывает из руки в руку серебряный ключ. «Выбирай, — шепчет он старику, — выбирай».
Старик наклонился и взял из кучи обломков еще одну пчелу. Когда он выпрямился, я увидел, что глаза его полыхают гневом.
— Пердикс! — окликнул он ребенка. — Лови!
И бросил ему игрушку. Обрадованный мальчишка попытался поймать ее, но бросок был слишком силен. Пчела летела прямо в небо, Пердикс, встав на цыпочки, тянулся за ней дальше и дальше. Слишком далеко!
Ветер сбросил его с террасы.
Каким-то образом мальчишка ухитрился в падении ухватиться пальцами за край каменного парапета.
— Дядя! — завопил он. — Спаси меня!
Лицо старика обратилось в маску. Он не двинулся с места.
— Давай, Пердикс, — прошептали его губы. — Сделай себе крылья. Только придется тебе поторопиться.
— Дядя! — выкрикнул мальчик в последний раз.
Пальцы его разжались, и он кувырком полетел вниз.
Страшное молчание упало на мастерскую. Оба лица бога Януса осветились и исчезли. В небе громыхнуло, и суровый женский голос, раздавшийся откуда-то сверху, промолвил:
— Ты заплатишь за это, Дедал.
Я узнал этот голос. Богиня Афина, мать Аннабет!
Дедал поднял на небо хмурый взгляд.
— Я всегда почитал тебя, мать-Афина. Я всем пожертвовал, чтобы следовать твоим повелениям.
— Но Пердикс был угоден мне, а ты его убил. И ты за это заплатишь.
— Мне приходится платить и платить, снова и снова, — прорычал Дедал. — Я лишился всего. И не сомневаюсь, что мне придется познать страдания в Царстве мертвых. Но тем не менее…
Он взял в руки свиток, отданный ему мальчиком, минуту глядел на него, затем спрятал в рукав.
— Ты не понимаешь, — холодно продолжала богиня, — тебе придется платить отныне и вечно.
Внезапно Дедал рухнул на пол и забился в агонии. Я чувствовал то же, что чувствовал он. Жгучая боль сжала мне горло, казалось, что шею стянули обручем из раскаленного железа. Дыхание мое прервалось, в глаза нахлынула тьма.
Я проснулся в темноте, мои судорожно стиснутые ладони были прижаты к горлу.