атаку на русских храбрецов.
Ближний бой сразу начался удачно для казаков: Василию Астахову удалось метким выстрелом сразить единственного вражеского офицера. Но положение все равно оставалось отчаянно трудным: четверо против двадцати шести, к тому же драгуны были вооружены стальными пиками трехметровой длины, а у казаков были только винтовки и шашки. Донцы решили уходить порознь, чтобы затруднить преследование: Крючков направил коня прямо, Астахов с Щегольковым бросились направо, а Иванков налево. Но немцы догнали Иванкова и пустили в ход пики. Увидев, что товарищ попал в трудную переделку, остальные казаки немедленно повернули коней и бросились на выручку.
Сам Козьма схватился сразу с тремя драгунами, к которым на подмогу бросилось еще восемь немцев. Казак вскинул было винтовку, но, как на грех, патрон в затворе заклинило. Драгунский вахтмайстер рубанул Крючкова палашом по пальцам, тот вовремя парировал удар, подставив винтовку. Попробовал отбиваться шашкой, но ей работать против всадников, вооруженных пиками, было трудно. Тогда Крючков поднял коня на дыбы, вырвал у одного из драгун его пику и начал отбивать удары разъяренного противника…
В кратком изложении самого К. Крючкова картина боя выглядит так: «Нас было четверо — я и мои товарищи: Иван Щегольков, Василий Астахов и Михаил Иванков. Начали подыматься на горку и наткнулись на немецкий разъезд в 27 человек, в числе их офицер и унтер-офицер. Сперва немцы испугались, но потом полезли на нас. Однако мы их встретили стойко и уложили несколько человек. Увертываясь от нападения, нам пришлось разъединиться. Меня окружили одиннадцать человек. Не чая быть живым, я решил дорого продать свою жизнь. Лошадь у меня подвижная, послушная. Хотел было пустить в ход винтовку, но второпях патрон заскочил, а в это время немец рубанул меня по пальцам руки, и я бросил винтовку. Схватился за шашку и начал работать. Получил несколько мелких ран. Чувствую, кровь течет, но сознаю, что раны неважные. За каждую рану отвечаю смертельным ударом, от которого немец ложится пластом навеки. Уложив несколько человек, я почувствовал, что с шашкой трудно работать, а потому схватил их же пику и ею поодиночке уложил остальных. В это время мои товарищи справились с другими. На земле лежали двадцать четыре трупа, да несколько нераненных лошадей носились в испуге».
В более подробном рассказе, известном в записи Ф.С. Родина (он был опубликован в феврале 1965 года в парижском журнале «Родимый край»), Крючков сообщал также, как именно закончился для него беспримерный бой: «Вырвал я… пику и стал ею отбиваться. Немцы, не ожидавшие этого, стали отскакивать, и тут мне удалось выскочить из их кольца. Немцы погнались за мной. Тут я попал в болото, конь с трудом выбрался из него. Но немцы, настигшие меня, перед трясиной остановились, спешились и начали по мне стрелять. Обливаясь кровью, выбрались мы из болота, и конь мой весь был в крови. От потери крови голова моя стала кружиться, повесил я пику на луку седла, а сам, чтобы не свалиться с коня, обнял его за шею. Конь мой шел сам, а куда, я сам не знаю. Поляк, случайно ехавший навстречу на подводе, снял меня с коня, положил на свою подводу, а дальше я уж ничего не помню».
Разные источники приводят разные итоги кавалерийского боя 30 июля 1914 года. Сам К. Крючков, как мы видим, говорил о 24 убитых, но более точными являются следующие данные: из 27 германцев убито было 22 (из них 11 — Крючковым), двое ранено и попало в плен (вероятно, именно их Крючков и принял за убитых), трем удалось бежать с поля боя. Сам Козьма получил 16 колотых ран и 17-ю рубленую (удар палашом по трем пальцам правой руки), его конь был ранен 11 раз, но сумел пронести всадника после боя целых шесть верст. Иванков получил две легкие колотые раны, Щегольков — две, Астахов — одну. Как видим, больше всех отличился в бою именно Крючков (трое остальных казаков, вместе взятые, уничтожили столько же врагов, сколько он в одиночку), но ему же и досталось больше всего.
Всех героев боя немедленно отправили в лазарет, расположенный в Белой Олите, но крепкая казачья порода сдюжила — через трое суток Крючков уже сообщал родителям, что скоро вернется в полк. 27 августа 1914 года его письмо домой было опубликовано в газете «Донские областные ведомости», и здесь мы приведем этот документ полностью, сохраняя все особенности орфографии оригинала:
«1914 г. 3 дня августа Господи Благослови писмо написать до натихой дон послать родной сямьи здрастваитя дорогая мая семия я помилости Господа Бога нахожуся жив и здоров чево и вам желаю получить от Бога скорого успеха делах рук ваших затем понискому и усердному поклону посылаю в сем родным и знакомым ниска кланиюсь высему тихому дону ниска кланиюся всем православным християнам помолитесь Богу обнос висех воинох. Затем мы были посланы выразиветь из местечка Колвери к границы 10 верст 5 розвездов 6 человек выразвезди вынашим вразезди был приказной Козьма Фирсавич Крючков Иван Щеголков Василий Астахов Сыхутора Астахов Михаил Иванков схутора Киригина двое увезли донесение 29 июля амы асталися ночь баялися 30 июля 7 чесов утра наварили картошки поели я лох спать немного уснул мене бу-дют ставай Фирсавич я скачил что тут вон немцы и взял бинок посмотрил 27 человек селимы ноконие поехали надграницай отбили их атграницы и погнали верст 12 прогнали 1 офицер немцы забутовалися офицера убили мы немцы иию абутовалися товарищи мои поскакали двоя выправо один вылево а я один осталси немцы зачали мене колоть пиками, а я выхватив шашку шашкою рубил шашку вложил вырвал у немца пику до пикою доколол 11 человек приехал высотню мине осмотрели сочли у мине 16 ран коня 11 ран отправили мене выбольницу приехал командочий войсками выбольницу снел себе 1 степени Геворгиское крест повесил на мене теперя идут камне господа офицеры полковники хоружи заручку берут астаюся жив и здоров как сам так конь день 5 пробуду выбольницы потом поеду высотню»».
Заслуженная награда действительно нашла Козьму Фирсовича прямо на лазаретной койке. 1 августа 1914 года командующий 1-й армией генерал от кавалерии П.К. фон Ренненкампф лично вручил ему в лазарете Георгиевский крест 4-й степени. Приказ № 17 об этом был подписан на следующий день. Текст приказа гласил: «Поздравляю славный 3-й Донской казачий Ермака Тимофеевича полк, — приказный 6-й сотни Козьма Крючков, начальствуя разъездом из четырех орлов-донцов, атаковал и опрокинул немецкий разъезд из 22 всадников, получив при этом 16 ран пикой. На основании п. 7 параграфа 67 Статута Георгиевского креста приказный Козьма Крючков награждается Георгиевским крестом 4-й степени, номер которого, по получении крестов, будет уточнен дополнительно. Подписал: Командующий 1 армией, Генерал-Адъютант, Генерал от Кавалерии Фон-Ренненкампф». Это был первый солдатский «Георгий», врученный во время Первой мировой войны. Астахова, Щеголькова и Иванкова приказом войскам 1-й армии № 36 от 11 августа 1914 года наградили георгиевскими медалями 4-й степени на основании пункта 3 Статута 145 этой медали (в этом пункте сказано, что медаль полагается тому, «кто из нижних чинов строевой части выделится блистательным и доблестным выполнением своего долга в бою, в обстоятельствах исключительной трудности»). Поздравляя войскового наказного атамана Войска Донского, П.К. фон Ренненкампф сообщал: «Поздравляю славное Донское войско с награждением первым Георгиевским крестом в армии гордости Усть-Хоперской станицы казака хутора Нижне-Калмыкова Козьмы Крючкова, который один побил одиннадцать немцев, получив 16 ран пикой в себя, одиннадцать в лошадь. Чувствует себя молодцом, поправляется». В ответной телеграмме генерал от кавалерии Василий Иванович Покотило писал: «От лица Донского войска горячо благодарю Ваше Высокопревосходительство за радостную весть о подвиге доблестного Крючкова. Сейчас рассылаю Вашу телеграмму по всем станицам, дабы скорее доставить радость всем казакам от старика до малолетка. Не откажите передать Крючкову благодарность и любовь родного Дона. Дай Бог ему скорее поправиться».
Стоит заметить, что Крючков, хотя и стал самым первым кавалером Георгиевского креста за всю историю этой награды, получил крест с номером 5501. Это объясняется тем, что заранее отчеканенные Георгиевские кресты (такое название официально было присвоено этой награде в 1913 году) были разосланы на фронты большими партиями. Северо-Западный фронт, на котором действовала 1-я армия, как раз и получил партию крестов, номера которых начинались с цифры 5501. Что касается Георгиевского креста 4-й степени № 1, то он еще до войны был оставлен «на усмотрение Его Императорского Величества». И Николай II лично вручил его только 20 сентября 1914 года рядовому 41-го пехотного Селенгинского полка Петру Черному-Ковальчуку, захватившему в бою австрийское знамя.
(Здесь уместно будет напомнить о том, что Георгиевский крест — награда исключительно для нижних чинов. Но русские журналисты 1914-го, не искушенные в военных тонкостях, зачастую «награждали» Крючкова офицерским орденом Святого Георгия. Так, во втором выпуске московского иллюстрированного альманаха «Великая война в образах и картинах» говорилось: «Вызывает всеобщий энтузиазм громкий подвиг казака Крючкова, открывшего длинный ряд случаев награждения нижних чинов орденом Святого Георгия за выдающиеся подвиги личной храбрости». Да и на цветных плакатах рядом с портретом Крючкова часто помещалось изображение именно ордена Святого Георгия, а не Георгиевского креста.)
В конце августа 1914 года подвиг Крючкова быстро получил широчайшую известность в России. Имя героя было увековечено в песнях, его биография была растиражирована в виде небольших брошюр — их известно как минимум 20 (и не только на русском, существовало даже эстонское издание). Поэт, работавший под псевдонимом Дэг, посвятил казаку поэму «Подвиг казака Крючкова», вышедшую в Петрограде отдельным изданием. Портреты героя печатались на обложках журналов, в цирках ставились конные представления «Подвиг Козьмы Крючкова», во всех музыкальных магазинах появилис