Герои, почитание героев и героическое в истории — страница 130 из 156

Аристократии

Предсказывать Будущее, управлять Настоящим не было бы так невозможно, если бы с Прошлым не обращались столь святотатственно дурно, если бы его так не отвергали и, что еще хуже, не искажали! Прошлое не может быть видимо. Прошлое, когда на него в наше время смотрят сквозь «Философскую Историю», даже не может быть невидимо. Оно ложно видимо; про него утверждают, что оно существовало и – что оно было безбожной Невозможностью. Эти ваши Нормандские Завоеватели, истинно царственные души, короли, коронованные как таковые были хищные, безумные тираны. Этот ваш Бекет был шумливый эгоист и лицемер. Он разбрызгал свой мозг по полу Кентерберийского Собора, чтобы добиться собственной выгоды, – несколько неясно, как именно! «Политика, Фанатизм» или, скажем, «Энтузиазм», даже «добросовестный Энтузиазм», – о да, конечно:

Пес, выгоды свои преследуя, взбесился

И человека укусил¹¹⁶!

Ибо, по правде, глаз видит во всем то, «видеть что он наделен средством». Безбожный век, смотря назад, на века, которые были божественными, создает образы самые удивительные, какие только возможно. В Прошлом все было бессмысленным раздором. Грубая Сила правила повсюду. Глупость, дикое Неразумие, более годное для Бедлама, чем для человеческого Мира! Благодаря этому, конечно, совершенно естественно, что подобные же качества, в новых, более блестящих одеждах, могут продолжать править и в наше время. Миллионы, зачарованные в Бастилиях Работных домов; Ирландские Вдовы, доказывающие свое родство тифом: чего вы хотите? Так было всегда и даже еще хуже. История человечества, не состояла ли она всегда в следующем – поджаривании и съедании глупого Простофильства удачливым Шарлатанством; борьбе различными оружиями хищного Шарлатана и Тирана против хищного Тирана и Шарлатана? Бога в Прошлом не было. Ничего, кроме Механики и Хаотических Животнобогов. Как может бедный «Историк-философ», для которого его собственный век совершенно безбожен, усмотреть какого-нибудь Бога в другие века?

Люди верят в Библии и не верят в них. Но изо всех Библий ужаснее всего не верить в «Библию Всеобщей Истории». Это – вечная Библия и Божья Книга, и каждый смертный, пока душа и зрение его не потухли, «может и должен собственными глазами видеть, как Перст Божий пишет в ней!» Сомневаться в этом есть неверие, которому нет подобного. Такое неверие следует наказывать если не огнем и костром, применять которые в наше время трудно, – то, во всяком случае, самым категорическим приказанием молчать, пока оно не сумеет сказать чего-нибудь более умного. К чему нарушать криками благословенное Молчание, если они могут возвещать только что-нибудь подобное? Если в Прошлом нет Божественного Разума, ничего, кроме Дьявольского Неразумия, – то пусть Прошлое будет навеки забыто. Не упоминайте о нем более. Все наши предки были повешены; зачем нам говорить о веревках?

Коротко сказать: неверно, будто люди, с тех самых пор как стали обитать на нашей Планете, жили всегда Бредом, Лицемерием, Несправедливостью или иными формами Неразумия. Неверно, будто они когда-нибудь жили или могут жить чем-нибудь иным, кроме как противоположностью всего этого. Люди должны будут снова научиться этому. Их живая История будет тогда опять Героизмом. Их писаная История – тем, чем она некогда была, – Эпосом. Да, она всегда будет таковой, или же она в существе своем есть Ничто. Будь оно написано в тысяче томов, Негероическое этих томов непрестанно спешит навстречу забвению. Действительное содержание Александрийской Библиотеки Негероического остается и в конце концов всегда выкажет себя нулем. У какого человека может быть интерес помнить это? Нет ли у всех людей, во все времена, самого живого интереса забыть это?

«Откровения», если не небесные, то адские, научат нас, что Бог есть; и тогда, если понадобится, мы без труда усмотрим, что Он всегда был! Драйасдестовское Философствование и просвещенный Скептицизм XVIII столетия, исторический и иной, проживут еще некоторое время у Физиологов как достопамятный Кошмар. Вся эта безумная эпоха с ее призрачными учениями и мертвоголовыми Философиями, «учащими на примерах» или еще как-нибудь, – сделается со временем тем, чем являются для наших Мусульманских друзей их века безбожия, – «Периодом Невежества».

Если судорожная борьба последнего Полустолетия научила бедную, борющуюся в судорогах Европу какой-нибудь истине, то только, может быть, следующей как выводу из бесчисленных других: Европа нуждается в действительной Аристократии, Священстве, или она не может продолжать существовать. Громадная Французская Революция, Наполеонизм, затем Бурбонизм с его «тремя днями» в заключение, заканчивающийся в весьма неокончательном Луи-Филиппизме, – все это должно было бы быть поучительно! Все это могло бы научить нас, что Ложные Аристократии – невыносимы; Не-аристократии, Свобода и Равенство – невозможны; истинные Аристократии – одновременно неизбежны и нелегко достижимы.

Аристократия и Священство, Правящий Класс и Учащий Класс, оба они, иногда раздельные и стремящиеся согласоваться один с другим, иногда соединенные в одно, так что Король является Первосвященником-Королем: ни одно Общество не существовало без этих двух жизненных элементов; ни одно не будет существовать. Это лежит в самой природе человека: вы не найдете ни одной самой отдаленной деревни в самой республиканской стране мира, где бы вы не встретили, в возможности или действительности, работу этих двух сил. Человек, сколь мало бы он это ни предполагал, необходимо должен повиноваться высшим. Он – общественное существо в силу этой необходимости; иначе он не мог бы быть даже стадным существом. Он повинуется тем, кого почитает лучшими, чем он сам, более мудрыми, мужественными; и он всегда будет им повиноваться; и даже будет всегда готов и счастлив это делать.

Более Мудрые, более Мужественные, они – всегда и везде Возможная Аристократия. Во всех Обществах, достигших какого-нибудь определенного устройства, развиваются в правящий класс, Действительную Аристократию, с установленными приемами действования то, что мы называем законами и даже частными законами, привилегиями и так далее. Явление, весьма достойное замечания в нашем мире. Аристократия и Священство, говорим мы, бывают иногда соединены. Ибо поистине самые Мудрые и самые Мужественные составляют собственно только один класс. Нет мудрого мужа, которому не надо было бы прежде всего быть мужественным мужем; без этого он никогда не был бы и мудрым. Благородный Священник всегда был прежде всего благородным Aristos¹¹⁷, а в заключение – кое-чем и большим. Лютер, Нокс, Ансельм, Бекет, Аббат Самсон, Сэмюэл Джонсон, если бы они не были достаточно мужественны, каким образом могли бы они быть когда-нибудь мудры? Если, случайно или преднамеренно, эта Действительная Аристократия разделится на Два Класса, то нет сомнения, что Священнический Класс будет более почетным, высшим над другим, как правящая голова выше действующей руки. Но вот на практике более вероятным оказывается обратное устройство – знак, что в нем уже есть изъян; уже проникла трещина, которая будет расширяться и расширяться, пока не рушится все.

В Англии, да и вообще в Европе, следует сказать, эти две Возможности раскрылись в Действительность гораздо более разнообразным образом, чем можно было видеть когда-нибудь где-либо на земном шаре. Духовное Руководство, практическое Управление – плод великих сознательных забот или, лучше сказать, неизмеримых бессознательных инстинктов и потребностей людских – прочно утвердились здесь и представляют собой очень странное зрелище. Везде, в то время как столь многое было забыто, найдете вы Дворец Короля или Замок Вице-Короля, Палаты, Господские дома. От моря до моря нет ни пяди земли, которая не имела бы своего Короля, Вице-Короля, длинных соответствующих рядов Вице-Королей, Помещика, Графа, Герцога или какой там у него ни будь титул, – которому вы передали землю, чтобы он мог править на ней вами.

И что еще более трогательно, нет ни одной деревушки, где собраны бедные крестьяне, в которой тем или другим способом не было бы устроено все нужное для Прихода: крытое здание, с доходами и колокольнями; кафедра, аналой с Книгами и Уставами. Словом, возможность и строгое предписание: чтобы здесь стоял человек и говорил людям о духовных вещах. Это великолепно; даже при большом помрачении и падении это принадлежит к числу великолепнейшего и наиболее трогательного, что только можно видеть на Земле.

Правда, этот Говорящий Человек в настоящую минуту страшно удалился в сторону. Он, увы, так сказать, совершенно потерял из виду настоящую точку; и тем не менее кого можно было, в конце концов, сравнить с ним? Изо всех общественных чиновников, получающих от Промышленности Современной Европы стол и квартиру, есть ли хоть один, более достойный стола, который он получает? Человек, который берется и даже делает кое-какие, хотя бы самые слабые, усилия спасать души людей! Сопоставьте его с человеком, который не берет на себя почти ничего, кроме как стрелять принадлежащих людям куропаток! Мне хотелось бы, чтобы он снова мог найти настоящую точку, этот Говорящий Человек, и держаться за нее с упорством, с энергией не на жизнь, а на смерть; ибо мы все еще нуждаемся в нем.

Задачи Речи, то есть Истины, доходящей до нас в живом голосе, даже в живом виде и как конкретный, практический пример, эти задачи, несмотря на все наши задачи Письма и Печатания, имеют вечное значение. Если б только он мог снова найти настоящую точку; снять с носа старые очки и, взглянув, увидеть, почти непосредственно около себя, что такое теперь действительный Сатана и пожирающий душу, пожирающий мир Дьявол! Первородный Грех и тому подобное очень дурно, я в этом не сомневаюсь; но очищенный Джин, мрачное Невежество, Глупость, мрачный Хлебный закон, Бастилия и компания – что это такое? Узнает ли он нового действительного Сатану, с которым должен бороться, или же он будет по-старому брюзжать сквозь свои старые очки на старых, исчезнувших Дьяволов – и не увидит настоящего, пока не почувствует его у своего собственного горла и у нашего? Вот вопрос для Вселенной! Но не будем с ним здесь возиться.

Сколь ни печально, сколь ни призрачно выглядит теперь эта самая Двойная Аристократия Учителей и Правителей, – всем людям надо знать, что задача ее есть и всегда будет благородна, в высшей степени действительна. Драйасдест, смотря только поверхностно, находится в большом заблуждении относительно этих древних Королей. Вильгельм Завоеватель, Вильгельм Руфус, или Рыжая Борода, сам Стефан Кертоз, а еще более Генрих Боклерк и наш мужественный Генрих Плантагенет! Жизнь этих людей не была хищной Борьбой. Она была доблестным Правлением, к которому лишь случайно присоединялась Борьба и должна, увы, присоединяться и теперь, хотя гораздо реже, как некоторое добавление, печальная, мешающая прибавка. Борьба была также необходима, чтобы убедиться, кто над кем имеет власть, право. Посредством долгой, упорной борьбы «не-действительность, разбитая в прах, постепенно разлетелась». Она оставила чистую действительность, факт: «Ты – сильнее меня; ты – мудрее меня; ты – король, а подданный – я» – в несколько более ясном виде.

Поистине, мы не можем достаточно налюбоваться в эти времена Аббата Самсона и Вильгельма Завоевателя, как они устроили свои Правящие Классы. В высшей степени интересно наблюдать, как искреннее с их стороны внимание к тому, что должно было быть исполнено в силу первой необходимости, привело их к способу его исполнения и с течением времени к достижению его! Никакая выдуманная Аристократия не могла бы сослужить им здесь службы; и вследствие этого они добились настоящей. Самые Мужественные люди, которые, – это надо всегда повторять и напоминать, – в общем, суть также самые Мудрые, Сильные, во всех отношениях Лучшие, были ими выбраны со значительной степенью точности. Посажены каждый на своем клочке земли, который был сперва им предоставлен, а потом постепенно и совсем отдан, чтобы они могли править им. Эти Вице-Короли, каждый на своем участке общей земли Англии, с Верховным Королем над всеми, были «Возможностью, развившейся в Действительность» поистине в удивительной степени.

Ибо то были грубые, сильные века, полные значительности, суровой Божьей правды, – и, во всяком случае, оболочка у них была несравненно тоньше, чем у нас. Факт быстро действовал на них, если им когда-нибудь случалось подчиниться Призраку! «Холопы и Трусы» должны были быть, до некоторой степени, «заключаемы под стражу»; или иначе мир нашел бы, что не может существовать в течение какого-нибудь года. В соответствии с этим Холопы и Трусы и были заключаемы под стражу. Трусы даже на самом троне должны были быть заключены под стражу и низведены с трона – теми способами, которые тогда существовали; самым грубым способом, если случайно не попадалось более мягкого. Несомненно, тогда было много жестокости в приемах, суровости, как и вообще правление и хирургия часто бывают суровы. Гурт, прирожденный раб Седрика, кажется, получал удары так же часто, как и свиные объедки, если нехорошо себя вел. Но Гурт принадлежал Седрику; тогда не существовало ни одного человеческого существа, которое не было бы с кем-нибудь связано. Никому не предоставлено идти своей дорогой в Бастилию или куда-нибудь еще хуже, по системе Laissez faire. Никто не был вынужден доказывать свое родство смертью от тифа! Приходят дни, когда не будет Царя во Израиле, но когда каждый человек будет сам себе царь и будет делать, что праведно в очах его; и когда зажгутся смоляные бочки в честь «Свободы», «Десятифунтового Избирательного права» и тому подобного – с значительным, в разных отношениях, эффектом!

Эта Феодальная Аристократия, говорю я, не была воображаемой. В значительной степени ее Jarls, то, что мы теперь называем Earls, Графы, были сильными в действительности столько же, сколько и в этимологии; ее Duces, Герцоги, – Вождями; ее Lords, Лорды, – Law-wards, Хранителями Закона. Они исполняли все военные и полицейские обязанности в стране, все обязанности Суда, Законодательства, даже Расширения Церкви – словом, все, что могло быть сделано в области Правления, Руководства и Покровительства. Это была Земельная Аристократия; она распоряжалась Управлением Английского Народа и получала в обмен плоды от Земли Англии. Это во многих отношениях Закон Природы, этот самый Закон Феодализма: нет истинной Аристократии, кроме Земельной. Любопытствующие приглашаются поразмышлять об этом в наши дни. Военная служба, Полиция и Суд, Расширение Церкви, вообще всякое истинное Управление и Руководство – все это было действительно исполняемо Держателями Земли в обмен за их землю. Сколь многое из этого исполняется ими теперь, исполняется кем бы то ни было?

Благие Небеса, «Laissez faire, не делайте ничего, проедайте ваше вознаграждение и спите» – это повсюду страстный, полуразумный крик нашего времени. И они не ограничиваются желанием ничего не делать, они хотят еще издавать Хлебные законы! Мы собираем Пятьдесят два миллиона со всех нас, чтобы иметь Управление или, увы, чтобы убедить себя, что мы его имеем. И «специальный налог на Землю» должен оплатить не все это, но оплатить, как я узнал, одну двадцать четвертую часть всего этого. Наш первый Чартистский Парламент, или Оливер Redivivus¹¹⁸, скажете вы, будет знать, на кого возложить новые налоги Англии! – Увы, налоги! Если вы заставите Держателей Земли оплачивать до последнего шиллинга расходы по Управлению Землей, – что из этого? Земля не может быть управляема одними только наемными Правителями. Нельзя нанять людей, чтобы управлять Землей: не по полномочию, обусловленному Биржевым Контрактом, а по полномочию, небесное происхождение которого сознается в собственном сердце, могут люди управлять Землей. Полномочие Земельной Аристократии священно, в обоих смыслах этого старинного слова. Основание, на котором оно стоит в настоящее время, может вызвать мысли иные, чем о Хлебных законах!

Но поистине «Сияние Божие», как в грубой клятве Вильгельма Завоевателя, сияло в эти старые, грубые, искренние века. Оно все более и более озаряло небесным благородством все отрасли их труда и жизни. Призраки не могли еще тогда разгуливать в одних только Портновских Нарядах. Они были по меньшей мере Призраками «на краю небосклона», начертанными на нем вечным Светом, сияющим изнутри. В высшей степени «практическое» Почитание Героев, бессознательно или полусознательно, было распространено повсюду. Какой-нибудь Монах Самсон, maximum с двумя шиллингами в кармане, мог без баллотировочного ящика быть сделан Вице-Королем, раз увидели, что он того достоин.

Тогда сознавали еще, что разница между хорошим человеком и дурным человеком, – какова она всегда и есть, – неизмерима. Кто осмелился бы в те дни избрать Пандаруса Догдраута¹¹⁹ на какую-нибудь должность, в Карлтонский клуб¹²⁰, Сенат или вообще куда-нибудь. Тогда сознавали, что Архисатана, и никто другой, имеет право собственности на Пандаруса; лучше было бы не иметь никакого дела с Пандарусом, избегать соседства Пандаруса! Это и до настоящего часа – очевидный факт, хотя в настоящее время, увы, забытый факт! И я думаю, что это были сравнительно благословенные времена в своем роде. «Насилие», «война», «неустройство»; однако что такое война и сама смерть в сравнении с такою постоянной жизнью в смерти и с «миром, миром там, где нет мира»! Если только не может снова возникнуть какое-нибудь Почитание Героев в новой, соответствующей форме, то этот мир не очень-то обещает быть долго обитаемым!

Старый Ансельм, изгнанный Архиепископ Кентерберийский, один из наиболее чистых умом «гениальных людей», отправился, чтобы принести в Рим жалобу на короля Руфуса, – человека с грубыми приемами, в котором «внутренний Свет» сиял весьма тускло. Прекрасно читать, у Монаха Идмера, как народы Материка приветствовали и почитали этого Ансельма, как нигде во Франции народ не почитает теперь Жан-Жака или убийственного Вольтера; как даже Американское население не почитает теперь Шнюспеля, выдающегося Романиста¹²¹! С помощью воображения и истинной проницательности они получили самое твердое убеждение, что Благословение Божье почиет на этом Ансельме, – каково также и мое убеждение. Они теснились вокруг него, коленопреклоненные и с горящими сердцами, дабы получить его благословение, услышать его голос, увидеть свет лица его. Мое благословение да будет над ними и над ним!

Но наиболее замечателен был некий нуждающийся, или жадный, Герцог Бургундский, находившийся, будем надеяться, в стесненных обстоятельствах. Он сообразил, что, по всей вероятности, этот Английский Архиепископ, отправляясь в Рим для жалобы, должен был взять с собою некоторый запас денег, чтобы подкупать Кардиналов. Вследствие чего этот Бургундец со своей стороны решился лечь в засаду и ограбить его. «На одном открытом месте в лесу», – в каком-нибудь «лесу», который зеленел и рос восемь веков тому назад в Бургундской земле. Этот свирепый Герцог, со свирепыми вооруженными спутниками, волосатый, дикий, как Русский медведь, бросается на слабого, старого Ансельма, который едет себе на своей маленькой, спокойно идущей лошадке, сопровождаемый только Идмером и другим бедным монахом на лошадках. Он не имел с собою ни одной золотой монеты, кроме небольшого количества денег на дорогу. Закованный в железо Русский медведь выскакивает с молниеносным взглядом; а старик с седой бородой не останавливается. Он едет себе спокойно дальше и смотрит на него своими ясными, старыми, серьезными глазами, со своим почтенным, озабоченным, изборожденным от времени лицом.

Никто и ничто не должно его бояться, и он также никого и ничего сотворенного не боится. Огненные глаза Его Бургундской Светлости встречают этот ясный взор, и он быстро проникает ему в сердце. Он соображает, что, может быть, в этом слабом, бесстрашном, старом Облике есть нечто от Господа Всевышнего. Вероятно, он будет осужден, если тронет его; – что вообще ему лучше этого не делать. Он, этот грубый дикарь, опускается со своего боевого коня на колени. Он обнимает ноги старого Ансельма и также просит его благословения, приказывает своим людям сопровождать его, охранять от нападения разбойников и – под страхом ужасных наказаний! – смотреть, чтобы он был безопасен на своем пути. Per os Dei¹²², как обыкновенно восклицал Его Величество!

Ссоры Руфуса с Ансельмом, Генриха с Бекетом не лишены назидательности и для нас. В сущности, это были великие ссоры. Ибо если допустить, что Ансельм был полон божественного благословения, он никоим образом не совмещал в себе всех форм божественного благословения. Существовали совершенно иные формы, о которых он даже и не грезил, и Вильгельм Рыжая Борода бессознательно был их представителем и глашатаем. По правде, если бы этот божественный Ансельм, этот божественный Папа Григорий были свободны в своих поступках, то последствия этого были бы весьма замечательны. Наш Западный мир обратился бы в Европейский Тибет с одним Великим Ламой, восседающим в Риме, и нашей единственно почетной обязанностью было бы служить обедни по целым дням и ночам, – что ни малейшим образом не подходило бы для нас. Высшие Силы соизволили иначе.

Это было, как если бы Король Рыжая Борода бессознательно сказал, обращаясь к Ансельму, Бекету и другим: «Ваше Высокопреподобие, ваша Теория Вселенной не может быть оспариваема ни человеком, ни дьяволом. До глубины сердца чувствуем мы, что то божественное, что вы называете Матерью-Церковью, наполняет весь доселе известный мир. И в ней есть, и должно быть, все наше спасение и все наше желание. И тем не менее посмотрите: хотя это еще – невысказанная тайна, тем не менее – мир обширнее, чем кто-нибудь из нас думает, Ваше Высокопреподобие! Посмотрите: есть еще много неизмеримо священного в том, что вы называете Язычеством, Мирским! Вообще я смутно, но очень твердо чувствую, что не могу согласиться с вами. Западный Тибет и постоянное служение обеден, – нет! Я, так сказать, в ожидании; я чреват не знаю чем, но несомненно, чем-то весьма отличным от этого! Я, per os Dei, я ношу в себе Манчестерскую Хлопчатобумажную торговлю, Бирмингемскую торговлю Железом, Американскую Республику, Индийскую Империю, Паровые Машины и Шекспировы Драмы; и я не могу разрешиться, Ваше Высокопреподобие!»

И соответственно с этим и было постановлено; и Саксонец Бекет потерял свою жизнь в Кентерберийском Соборе, подобно тому как Шотландец Уоллес на Тауэр-Хилле¹²³ и как вообще должен это делать всякий благородный муж и мученик. Не понапрасну, нет; но из-за чего-то божественного, иного, чем он сам рассчитывал. Мы расстанемся теперь с этими жестокими органическими, но ограниченными Феодальными Веками и робко взглянем в необъятные Промышленные Века, до сих пор совершенно неорганические и в совершенном состоянии слизи, отчаянно стремящиеся отвердеть в какой-нибудь организм!

Так как наш Эпос теперь есть Орудие и Человек, то более чем когда-либо, невозможно предсказывать Будущее. Безграничное Будущее предустановлено и даже уже существует, хотя и невидимо, тая в своих Хранилищах Тьмы «радость и горе». Но и высочайший человеческий ум не может заранее изобразить многое из грядущего – соединенный ум и усилия Всех Людей во всех будущих поколениях, только они постепенно изобразят его и очертят и оформят в видимый факт! И как бы мы ни напрягали сюда наше зрение, наивысшее усилие ума открывает только брезжащий свет, малую тропу в его темные, необъятные Глубины. Лишь крупные очертания неясно светятся перед взором, и луч пророчества потухает уже на коротком расстоянии. Но не должны ли мы сказать здесь, как и всегда: довлеет дневи злоба его¹²⁴! Упорядочить все Будущее не наша задача, а только упорядочить добросовестно малую часть его, согласно правилам, уже известным. Вероятно, можно каждому из нас, если только он спросит с подобающей серьезностью, вполне уяснить себе, что он со своей стороны должен делать. И пусть он это от всего сердца и делает, и продолжает делать. Окончательный вывод предоставим, как это в действительности всегда и происходило, Уму более Высокому, чем наш.

Одно большое «очертание», или даже два, сумеют, может быть, в настоящем положении дела представить себе заранее многие серьезные читатели – и извлечь отсюда некоторое руководство. Одно предсказание, или даже два, уже возможны. Ибо Древо жизни Иггдрасиль, во всех его новых проявлениях, есть то же самое, древнее, как мир, Древо жизни, найдя в нем элемент или элементы, текущие от самых корней в Царстве Хели, источнике Мимира¹²⁵ и Трех Норн, или Времен, вплоть до настоящего часа, наши собственные сердца, – мы заключаем, что так это будет продолжаться и впредь. В собственной душе человека сокрыто Вечное: он может прочитать там кое-что о вечном, если захочет посмотреть! Он уже знает то, что будет продолжаться, и то, чего никакими средствами и приемами нельзя побудить продолжаться.

Одно обширное и обширнейшее «очертание» могло, во всяком случае, сделаться для нас действительно ясным. «Сияние Божье», в той или другой форме, должно раскрыться также и в сердце нашего Промышленного Века. Иначе он никогда не сделается «организованным», но по-прежнему будет хаотичным, несчастным, все более расстроенным, – и должен будет погибнуть в безумном, самоубийственном распаде. Второе «очертание», или пророчество, более узкое, но также достаточно обширное, представляется не менее достоверным: будет снова Царь в Израиле; система Порядка и Управления; и каждый человек увидит себя до некоторой степени принужденным делать то, что праведно в очах Царевых. И это также можно назвать твердым элементом Будущего, ибо это также от Вечного. Но это также и от Настоящего, хотя и скрыто от большинства; и без этого не существовала никогда ни одна частица Прошлого. Действительно новая Власть, Промышленная Аристократия, подлинная, не воображаемая Аристократия, для нас необходима и бесспорна.

Но какая Аристократия! На каких новых, гораздо более сложных и более искусно выработанных условиях, чем эта старая, Феодальная, воюющая Аристократия! Ибо мы должны помнить, что наш Эпос теперь действительно уже не Оружие и Человек, а Орудие и Человек, бесконечно более обширный род Эпоса. И кроме того, мы должны помнить, что теперь люди не могут быть привязаны к людям медными ошейниками – ни малейшим образом! Эта система медных ошейников, во всех ее формах, навсегда исчезла из Европы!

Громадная Демократия, толпящаяся повсюду на улицах в своем Платье-Мешке, утвердила это нерушимо, не допуская никаких возражений! Безусловно, верно, что человек есть всегда «прирожденный раб» некоторых людей, прирожденный хозяин некоторых других людей, равный по рождению некоторым третьим, признает ли он этот факт или нет. Не является благом для него, если он не может признать этого факта. Он в хаотическом состоянии, на краю гибели, покуда не признает этого факта. Но ни один человек, отныне и впредь, не может быть рабом другого человека с помощью медного ошейника. Его надо привязывать иными, гораздо более благородными и тонкими способами. Раз навсегда он должен быть освобожден от медного ошейника; его свобода должна быть настолько же обширна, насколько обширны теперь его способности; и не будет ли он для вас гораздо более полезен в этом новом состоянии? Отпустите его с доверием как свободного – и он вернется к вам к ночи с богатой жатвой! Гурт мог только стеречь свиней; а этот построит города, покорит обширные области. Каким образом в соединении с неизбежной Демократией может существовать необходимая Власть, это, несомненно, величайший вопрос, когда-либо предложенный Человечеству! Разрешение его – дело долгих годов и веков. Года и века, кто знает, сколь сложные, – благословенные или не благословенные, сообразно с тем, будут ли они с серьезным, мужественным усилием двигаться в этом отношении вперед или, в ленивой неискренности и дилетантизме, только говорить о том, чтобы двигаться вперед. Ибо отныне необходимо или такое движение вперед, или быстрое, и все более быстрое, движение к распаду.

Важно, чтобы эта великая реформа началась; Прения о Хлебном законе и всякая иная болтовня, немного меньше чем безумные, в настоящее время далеко отлетели и предоставили бы нам свободу начать! Ибо зло уже перешло в практику, стало в высшей степени очевидно. Если оно не будет замечено и предупреждено, то самый слепой глупец почувствует его в скором времени. Много есть такого, что может ждать. Но есть также нечто, что не может ждать. Когда миллионы бодрых Рабочих Людей заключены в «Невозможность» и в Бастилии по Закону о бедных, то наступило время постараться сделать «возможными» какие-нибудь средства поладить с ними. Правительству Англии, всем членораздельно говорящим чиновникам, действительной и воображаемой Аристократии, мне и тебе, – повелительно предлагается вопрос: «Как думаете вы распорядиться этими людьми? Где найдут они сносное существование? Что станется с ними, – и с вами!»

Вожди промышленности

Если бы я думал, что Маммонизм с его приспешниками должен и впредь быть единственно серьезным принципом нашего существования, я бы признал совершенно праздным искать у какого-нибудь Правительства целительных средств, так как болезнь эта не поддается лекарствам. Правительство может сделать многое, но оно отнюдь не может сделать всего. Правительство как наиболее видная часть Общества призвано указывать на то, что должно быть сделано, и, во многих отношениях, председательствовать, способствовать и распоряжаться самим исполнением. Но Правительство, несмотря на все свои указания и распоряжения, не может сделать того, чего Общество коренным образом не расположено делать. В конечном выводе всякое Правительство есть точный символ своего Народа, с его мудростью и безумием. Мы можем сказать: каков Народ, таково Правительство.

Весь громадный вопрос об Организации Труда, и прежде всего об Управлении Трудящимися Классами, должен быть, что весьма ясно, в его главной сути разрешен теми, кто практически стоит в его центре. Теми, кто сам работает и стоит во главе работы. Зародыши всего, что может постановить в этом отношении какой бы то ни было Парламент, должны уже потенциально существовать в этих двух Классах, ибо они должны и повиноваться такому постановлению. Напрасно было бы стараться осветить Человеческий Хаос, в котором нет света, светом, падающим на него извне; порядок здесь никогда не возникнет.

Но вот в чем я твердо убежден: «Ад Англии» перестанет заключаться в «ненаживании денег»; у нас будет более благородный Ад и более благородное Небо! Я предвижу свет в Человеческом Хаосе, мерцающий, сияющий все более и более, вследствие многоразличных верных сигналов изнутри, повелевающих, чтобы Этот свет воссиял. И когда наше Божество не будет более Маммоной! О, Небеса, всякий скажет тогда себе: «К чему такая смертельная поспешность в наживании денег? Я не попаду в Ад, даже если не наживу денег! Существует другой Ад, я это знаю!» Тогда ослабеет соревнование на всех парах, всех отраслях торговли и труда. Окажется возможным найти хорошие во всех отношениях касторовые шляпы для головы, вместо семифутовых шляп из драни и глины, на колесах! Периоды дутых дел, с их паникой и торговыми кризисами, снова сделаются нечастыми; неустанный скромный труд займет место спекулятивной игры. Быть благородным Хозяином среди благородных Работников сделается снова главным честолюбием некоторых; быть богатым Хозяином – отойдет на второй план. И как сумеет Изобретательный гений Англии, отодвинув в уме шум катушек и прядильных валов более или менее на задний план, как сумеет он заняться не тем, чтобы только производить как можно дешевле, а тем, чтобы справедливо распределять продукты при их теперешней дешевизне! Мало-помалу у нас снова возникнет Общество с чем-то вроде Героизма в себе, Благословения Неба над собою. У нас снова будет, как уверяет наш Германский друг, «вместо Феодализма Маммоны с ее непроданными бумажными рубашками и Охраной Охоты, благородный, истинный Индустриализм и Правительство Мудрейших!»

И вот, в надежде, что удастся разбудить того или другого Британца, дабы он познал в себе человека и божественную душу, – мы можем теперь обратиться с несколькими словами прощального наставления ко всем лицам, которым Небесные Силы передали власть в нашей стране. И прежде всего – к этим самым Хозяевам-Работникам, Руководителям Промышленности, ибо они стоят ближе всего к ней и действительно пользуются наибольшей властью. Хотя они и не более других на виду, так как до сих пор во многих отношениях представляют скорее Возможность, чем Действительность…

…Глубоко скрытая под гнуснейшим, забывающим Бога Ханжеством, Эпикуреизмом, Обезьянством с Мертвого Моря, забытая как бы под самым гнилым илом и тиной мутной Леты, – все-таки во всех сердцах, рожденных в Божьем Мире, дремлет искра Божественного. Проснитесь, о полуночные сонливцы! Проснитесь, встаньте или оставайтесь навсегда повергнутыми! Это – не поэзия театральных подмостков; это – трезвый факт. Англия, мир не могут жить такими, каковы они теперь. Они снова соединятся с Богом или низринутся вниз, к Дьяволам, с неописуемыми муками и огненной гибелью. Ты, который чувствуешь, как в тебе шевелится нечто из этого Божественного, некое слабейшее напоминание о нем, как бы сквозь тяжкие сновидения, – последуй за ним, заклинаю тебя. Встань, спаси себя, будь одним из тех, которые спасают твою страну.

Буканьеры, Индейцы Чактау¹²⁶, высшая цель которых в борьбе – получить скальпы и деньги, набрать кучи скальпов и денег, – из них не вышло никакого Рыцарства и никогда не выйдет! Из них вышли только кровь и разрушение, адское бешенство и бедствия; отчаяние, потухшее в уничтожении. Посмотри на это, прошу тебя, посмотри и обдумай! Что тебе из того, что у тебя есть сотня тысячефунтовых билетов, сложенных в твоем несгораемом шкафу, сотня скальпов, повешенных в твоем вигваме? Я не наделяю ценой ни тебя, ни их. Твои скальпы и твои тысячефунтовые билеты пока еще ничто, если их не освещает внутреннее благородство, если в них нет рыцарства, всегда борющегося, в действии или в зачатках рождения и действия.

Любовь людей не может быть куплена наличным платежом; а без любви люди не могут выносить совместной жизни. Нельзя руководить Воюющим Миром, не разбив его на полки, не сделав его рыцарским. С первого же дня это окажется невозможным; все в нем, сперва высшие, под конец самые низшие, понимают, сознательно или при помощи благородного инстинкта, эту необходимость. Но нельзя ли руководить Работающим Миром, не распределив его на полки, оставляя его в анархии? Я отвечаю, и Небеса и Земля отвечают ныне: нет! Правда, это оказывается невозможным не «с первого же дня», но это окажется таковым через каких-нибудь два поколения. Да, если отцы и матери, в Стокпортских голодных подвалах, начинают есть своих детей, а Ирландские вдовы вынуждены доказывать свое родство смертью от тифа. И при Управлении «Класса Лучших и Достойнейших», занятого охранением своей охоты и запущением лесов, темные миллионы сотворенных Господом людей восстают в безумном Чартизме, неисполнимых Священных Месяцах¹²⁷ и Манчестерских Восстаниях. И возможная Промышленная Аристократия все еще лишь наполовину жива, зачарована среди денежных мешков и гроссбухов. А действительная Праздная Аристократия, по-видимому, близка к смерти в сонных фантазиях, нарушениях права охоты и двуствольных ружьях. Она «скользит» как бы по наклонной плоскости, которую ежегодно, средь Божьего мира, намыливает новой Хенсардовской болтовней¹²⁸ и, таким образом, «скользит» все быстрее и быстрее к тарифу и чаше весов, на которых написано: «Ты была найдена очень легкой»¹²⁹.

В такие дни, через поколение или два, говорю я, это оказывается, даже для простых и низких, вполне ощутимо невозможным! Трудящийся Мир, столько же, сколько и Воюющий Мир, не может быть руководим без благородного Рыцарства Труда, законов и определенных правил, из него вытекающих, – гораздо более благородного, чем всякое Рыцарство Войны. Если мы – только находящаяся в анархии толпа, основанная лишь на Спросе и предложении, тогда в страшных, самоубийственных конвульсиях и самоистязаниях мы неизбежно опустимся – ужасно для воображения! – до Рабочих-Чактау. С вигвамами и скальпами, дворцами и тысячефунтовыми билетами; дикостью, уменьшением населения, хаотическим отчаянием. Благие Небеса, неужели нам недостаточно одной Французской Революции и Господства Террора, а нужно их две? Их будет две, если понадобится; их будет двадцать, если понадобится; их будет ровно столько, сколько понадобится. Законы Природы будут исполнены. Для меня это – бесспорно.

Ты должен добиться искренней преданности твоих доблестных военных армий и рабочих армий, как это было и с другими. Они должны быть, и будут, упорядочены. За ними должна быть закономерно укреплена справедливая доля в победах, одержанных под твоим водительством, – они должны быть соединены с тобою истинным братством, сыновством, совершенно иными и более глубокими узами, чем временные узы поденной платы! Как стали бы простые полки в красных мундирах, не говоря уже ничего о рыцарстве, сражаться за тебя, если бы ты мог рассчитываться с ними в самый вечер битвы уплатой условленных шиллингов, – и если бы они могли рассчитываться с тобою в день битвы утром!

Челсийские инвалидные дома, пенсии, повышения по службе, строго соблюдаемый и продолжительный договор с той и с другой стороны необходимы даже для наемного солдата. Тем более Феодальный Барон, как мог бы он существовать, окруженный только одними временными наемниками по шести пенсов в день, готовыми перейти на другую сторону, если будут предложены семь пенсов? Он не мог бы существовать, – и его благородный инстинкт спас его от необходимости даже испробовать это! Феодальный Барон обладал Душой Мужа, для которой анархия, смута и другие плоды временного наемничества были бы невыносимы. Иначе он никогда бы не был Бароном, а оставался бы Чактау и Буканьером. Окруженный людьми, которые от всего сердца любили его, за чьей жизнью он наблюдал со строгостью и любовью. Они готовы отдать за него свою жизнь, если бы это понадобилось, – все это он сперва высоко ценил. Потом это сделалось для него обычным и вошло в его плодотворно расширившееся существование как необходимое условие. Это было великолепно; это было человечно! Нигде и никогда человек, при других условиях, не жил и не мог жить удовлетворенным.

Обособленность есть сумма всех видов несчастья для человека. Быть отрезанным, покинутым в одиночестве; окруженным миром чуждым, не твоим миром; все для тебя – вражеский лагерь; нет у тебя дома, нет сердец и лиц, которые бы тебе принадлежали, которым бы ты принадлежал! Это – самые страшные чары; истинно – дело Дьявола. Не иметь ни высшего, ни низшего, ни равного, который был бы мужественно соединен с тобой. Без отца, сына, брата. Человек не знает более печальной судьбы. «Как одинок каждый из нас, – восклицает Жан Поль, – на обширном лоне Всего!» Каждый заключен как бы в своем прозрачном «ледяном дворце». Мы видим, как наш брат в своем дворце делает нам знаки и жесты. Мы его видим, но никогда не будем в состоянии прикоснуться к нему. Ни мы никогда не будем покоиться на его груди, ни он на нашей. Не Бог создал это, нет!

Проснитесь вы, благородные Работники, воины единой истинной войны: все это должно быть исправлено. Ведь вы уже наполовину ожили, и я готов благословить вас в жизнь; я готов заклинать вас, во имя Бога, чтобы вы стряхнули ваш заколдованный сон и жили полной жизнью! Перестаньте считать скальпы, кошельки с золотом; не в них заключается ваше и наше спасение. Даже и они, если вы будете считать только их, ненадолго вам будут оставлены. Отгоните далеко прочь от себя буканьерство; измените, отмените немедленно все законы буканьеров, если вы хотите одержать какую-нибудь победу, которая была бы прочна. Пусть Божественная справедливость, жалость, благородство и мужественная доблесть, с большим или меньшим количеством кошельков золота, засвидетельствуют о себе в этот краткий миг вашего Жизненного перехода к Вечности, Богу и Молчанию. К вам я взываю, ибо вы не мертвы, но уже почти наполовину живы. В вас есть недремлющая, непокоренная энергия, первооснова всякого благородства в человеке. Честь вам и слава в вашем призвании! К вам я взываю! Вы знаете по крайней мере, что повеление Бога к созданному им человеку было: «Трудись!» Будущий Эпос Мира останавливается не на тех, кто почти мертв, но на тех, кто жив и кто должен войти в жизнь.

Взгляните вокруг себя! Ваши мировые армии все в восстании, смятении, распаде. Они накануне огненной гибели и безумия! Они не пойдут далее для вас за шесть пенсов в день, по принципу Спроса и Предложения. Они не пойдут, они не смеют, они не могут. Вы должны привести их в порядок, начать упорядочивать их. Приводить в порядок, в справедливое подчинение; благородная верность в возмездие за благородное руководство. Их души почти доведены до безумия; пусть ваша будет здорова, все здоровее. Не как озверевшая, озверяющая толпа, но как сильное, устроенное войско, с истинными вождями во главе, будут впредь выступать эти люди. Все человеческие интересы, соединенные человеческие стремления и общественный рост в этом мире, на известной ступени своего развития, требовали организации; и Труд, величайший из человеческих интересов, требует ее теперь.

Богу известно, задача будет тяжела; но ни одна благородная задача никогда не была легка. Эта задача измучит вашу жизнь и жизнь ваших сыновей и внуков; но с какою же целью, если не для задач, подобных этой, дана жизнь людям? Вы должны перестать считать ваши десятифунтовые скальпы; благородные среди вас должны перестать считать их! Да и самые скальпы, как я уже сказал, ненадолго будут вам оставлены, если вы будете считать только их. Вы должны совершенно перестать быть варварскими, кровожадными Чактау и сделаться благородными Европейцами XIX столетия. Вы должны знать: Маммона, сколько бы у него ни было карет и какою бы дворней он ни был окружен, – не есть единственный Бог. Сам по себе он – только Дьявол и даже Животно-бог.

Трудно? Да, это будет трудно. Хлопок с короткими волокнами – это тоже было трудно. Большой куст хлопчатника, долго бесполезный, непокорный, как чертополох при дороге, – разве вы не покорили его; разве вы не превратили его в великолепную бумажную ткань, белые тканые рубашки для людей, ярко-воздушные одежды, в которых порхают богини? Вы взорвали горы, вы твердое железо сделали послушным себе, как мягкую глину! Исполины Лесов, Ётуны Болот приносят золотые снопы хлеба! Сам Эгир, Демон моря, подставляет вам спину, как гладкую большую дорогу, – и на Конях огня и ветра носитесь вы. Вы – самые сильные. Тор рыжебородый, со своими голубыми солнечными очами, веселым сердцем и тяжелым молотом грома, вы и он одержали верх. Вы – самые сильные, вы, сыны ледяного Севера, дальнего Востока, шествующие издали, из ваших суровых Восточных Пустынь, от бледной Зари Времени и доныне! Вы сыны Ётуна земли, земли Побежденных Трудностей. Трудно? Вы должны попытаться сделать это. Попытаться когда-нибудь с сознанием, это должно и будет сделано. Попытайтесь сделать это, как вы пытаетесь сделать нечто, гораздо более жалкое: наживать деньги! Я еще раз буду биться за вас об заклад против всех Ётунов, Портновских богов, двуствольных Лордов и каких бы то ни было Обитателей Хаоса!

Владеющие землею

Человек с пятьюдесятью, пятьюстами, тысячью фунтов в день, данными ему свободно, без всякого условия и на условии, чтобы он сидел спокойно, засунув руки в карманы, и не делал никакого зла, не проводил Хлебных законов и тому подобного, – и он также является или может быть чрезвычайно сильным Работником! Он – Работник, употребляющий такие орудия, каких никогда еще не имел ни один человек в этом мире. Но на практике, что весьма удивительно и имеет весьма зловещий вид, он не оказывается сильным Работником. Большое счастье, если он оказывается только Не-работником, если он ничего не делает и не является Зло-работником.

Вы спрашиваете его в конце года: «Где твои триста тысяч фунтов? Что осуществил ты с помощью их для нас?» Он отвечает с негодующим удивлением: «Что я с их помощью сделал? Кто вы, что спрашиваете меня? Я проел их. Я, мои холопы, прихлебатели, рабы, двуногие и четвероногие, – очень изящным образом. Вот я, благодаря этому, жив; благодаря этому я осуществлен для вас!» Это, как мы неоднократно говорили, такой ответ, какого никогда доселе не было дано под этим Солнцем. Ответ, который наполняет меня пророческим страхом, предчувствием отчаяния. О глупые Нравы и Обычаи атеистического Полувека, о, Игнавия, Божество Портных, убивающее душу Ханжество, к каким крайностям ведешь ты нас! Из-за громко завывающего вихря, совершенно внятно для того, кто имеет уши, Бог Всевышний опять возвещает в наши дни: «Да не будет праздности!» Бог изрек это; человек не может этому противоречить.

О, какое бы это было счастье, если бы этот Аристократ-Работник подобным же образом увидел свое дело и исполнил его! Ужасно искать другого, который бы делал за него его дело! Гильотины, Медонские Кожевни и полмиллиона умерщвленных людей уже явились результатом этих поисков, и все-таки они далеко еще не окончены. Этот человек также есть нечто; он даже – нечто великое. Вот, посмотрите на него: человек мужественного вида; что-то вроде «веселья гордости» еще светится в нем. Свободный вид изящного стоицизма, непринужденного молчаливого достоинства, чрезвычайно идет к нему. В его сердце, если бы мы только могли заглянуть в него, заложены элементы великодушия, самоотверженной справедливости, истинного человеческого достоинства. Зачем ему при таких условиях быть помехой в Настоящем, горестно погибать для Будущего! Ни для какой эпохи Будущего не желали бы мы утратить эту благородную вежливость, неосязаемую, но все направляющую; эту достойную сдержанность, царственную простоту. Утратить что-нибудь из того, напоминание о чем еще видно в этом человеке как наследие плодотворного Прошлого. Не можем ли мы спасти его? Он – также достойный человек, в нем Сплетен, Разговоров без мыслей. В нем нет Ханжества, тысячеобразного Ханжества. Ни в нем самом, ни вокруг него, облекающего его подобно удушливому газу, непроницаемой тьме Египетской, приведшей его душу к асфиксии, так сказать, угасившей его душу, так что он не видит, не слышит, и Моисеи, и все Пророки напрасно к нему обращаются.

Проснется ли он, оживет ли он снова и будет ли у него душа, или этот смертельный припадок есть действительная смерть? Это – вопрос вопросов для него самого и для всех нас! Увы, неужели и для этого человека нет благородного труда? Разве у него нет крепколобых, невежественных крестьян, ленивых, порабощенных фермеров заглохших земель? Земель! Разве у него нет утомленных, отягощенных пахарей земли, бессмертных душ человеческих, пашущих, копающих, поденно работающих; с голыми спинами, пустыми желудками, почти с отчаянием в сердце, – и никого на земле, кроме него, кто мог бы помочь им мирным путем? Разве он не находит со своими тремястами тысячами франков ничего благородного, затоптанного на перепутьях, чему было бы божественно помочь подняться? Разве он ничего не может сделать для своего Бернса, кроме как поставить его акцизным чиновникам? Ухаживать за ним, кормить его обедами на одно безумное мгновение и затем выгнать его на все четыре стороны, к отчаянию и горькой смерти? – Его труд так же тяжел в наш современный развинченный век. Но он может быть исполнен; надо попытаться его исполнить; он должен быть исполнен.

Некий Герцог Веймарский, наш современник, вовсе не бог, но человек, получал, как я считаю, процентами, налогами и всякими доходами менее, чем получает иной из наших Английских герцогов одними процентами. Герцог Веймарский должен был, с помощью этих доходов, управлять, судить, защищать и во всех отношениях заведовать своим герцогством. Он делает это так, как мало кто. И кроме всего этого он улучшает земли, исправляет берега рек, содержит не только солдат, но и Университеты, различные учреждения. При его дворе жили следующие четыре человека: Виланд, Гердер, Шиллер, Гете. Не как прихлебатели, что было невозможно, не как застольные остряки, но как благородные Мужи Духа, действующие под покровительством благородного Мужа Практики, защищаемые им от многих невзгод, может быть, от многих ошибок гибельных уклонений. Небо послало, еще раз, Небесный свет в мир, и честь этого мужа была в том, что он приветствовал его. Новый благородный вид Духовенства, под покровительством старинного, но все еще благородного вида Короля! Я считаю, что один этот Герцог Веймарский сделал для Просвещения своего Народа больше, чем сделали для своих все Английские Герцоги, Дюки и Duces, ныне существующие или которые существовали с тех пор, как Генрих VIII дал им на съедение Церковные Земли! – Я стыжусь, я в тревоге за моих Английских герцогов, – что могу я сказать?

Если наша Действительная Аристократия, признанные «Лучшие и Мужественнейшие», захочет быть мудрой, какое это будет невыразимое счастье для нас! Если нет, – голос Бога из вихря весьма внятен для меня. Да, я буду благодарить всемогущего Бога за то, что Он сказал, наиболее ужасным образом и в справедливом гневе против нас: «Да не будет более Праздности!» Праздность? Пробужденная душа человека, всякая, кроме омертвелой души человека, отвращается от нее, как от чего-то худшего, чем смерть. Это – «Жизнь в смерти» поэта Колриджа. Басня об Обезьянах Мертвого Моря перестает быть басней. Бедный Работник, умерший с голоду, не есть самое печальное зрелище. Вот он лежит, мертвый, на щите своем, упавший на лоно своей древней Матери. С изможденным, бледным лицом, измученным заботой, но просветленным ныне, обращенным в божественный мир, и молчаливо взывает к Вечному Богу и ко всей Вселенной, – наиболее молчаливый, наиболее красноречивый из людей.

Исключения, – о да, благодарение Небу, мы знаем, что есть исключения. Наше положение было бы слишком тяжело, если бы не было исключений, и немало частичных исключений, о которых мы знаем и о которых мы не знаем. Честь и слава имени Эшли, честь и слава ему и другому доблестному Авдиилу¹³⁰, которые доселе оказались верными, были бы счастливы, делом и словом, убедить свое Сословие не стремиться к разрушению! Вот кто если не спасет свое Сословие, то отсрочит его гибель. Благодаря ему, при благословении Высших Сил, для многого могла бы быть достигнута «спокойная эвтаназия, разлитая над поколениями, вместо мучительной смерти, стесненной в немногие годы». Честь им, слава и всяческого им успеха. Благородный муж еще может благородно стремиться к тому, чтобы служить и спасать свое Сословие; по меньшей мере он может помнить наставление Пророка: «Выходи из среды его, народ мой, выходи из среды его!»¹³¹.

Праздно сидеть наверху, подобно живым статуям, бессмысленным богам Эпикура, в пресыщенном уединении, отчуждении от славных, роковых битв Божьего мира! Это – жалкая жизнь для человека, хотя бы все Обойщики и все Французские повара сделали для нее со своей стороны все возможное! И что это за легкомысленное заблуждение, в которое мы все попали, – будто какой-нибудь человек должен или может обособляться от людей, не иметь с ними «никакого дела», кроме «дела» расчета по платежам! Это – самая глупая сказка, которую какое-либо несчастное поколение людей когда-либо рассказывало друг другу. Люди не могут жить обособленными. Мы все связаны друг с другом для взаимного добра или даже для взаимных огорчений, как живые нервы одного и того же тела. Ни один наиболее высоко стоящий человек не может разъединить себя ни с одним, стоящим наиболее низко. Обдумайте это. Несчастный «Вертер, кончающий самоубийством свое бессмысленное существование потому, что Шарлотта не захотела о нем позаботиться». Это вовсе не особенное состояние; это – просто наивысшее выражение состояния, наблюдаемого везде, где только одно человеческое существо встречается с другим!

Стоит ничтожнейшему горбатому Терситу объявить высочайшему Агамемнону, что он его в действительности не уважает, – и глаза высочайшего Агамемнона мечут ответный огонь, действительное страдание и частичное безумие охватывают Агамемнона. Удивительно странно: многоопытный Улисс приведен в волнение тупоумным негодяем; начинает играть, как шарманка, при прикосновении тупоумного негодяя – вынужден схватить свой скипетр и исполосовать горбатую спину ударами и колотушками! Пусть вожди людей хорошенько подумают об этом. Не в том, чтобы «не иметь никакого дела» с людьми, но в том, чтобы не иметь с ними несправедливого дела. Иметь с ними всякое хорошее и справедливое дело, – только в этом и может быть признано достижимым его и их счастье, и этот обширный мир может сделаться для обеих сторон домом и населенным садом.

Люди уважают людей. Люди почитают в этом «единственном храме мира», как его называет Новалис, Присутствие Человека! Почитание Героев, истинное и благословенное, или даже ошибочное, ложное и проклятое, имеет место всегда и везде. В этом мире есть только одно божественное, сущность всего, что было и когда-нибудь будет божественным в этом мире: уважение, оказываемое Человеческому Достоинству сердцами людей. Почитание Героев, в душах героических, ясных и мудрых людей, – это постоянное присутствие Неба на нашей бедной Земле. Если его здесь нет, Небо закрыто от нас; и все тогда под Небесным запрещением и отлучением, и нет тогда более ни почитания, ни достойного, ни достоинства, ни счастья на Земле!

Независимость, «владыка с львиным сердцем и орлиным взором!» – увы, да! Мы познакомились с ним за последнее время; он совершенно необходим, чтобы подшпоривать с должной энергией бесчисленные лжевласти, созданные Портными: честь ему и слава, и да будет ему полный успех! Полный успех обеспечен за ним. Но он не должен останавливаться здесь, на этом малом успехе, со своим орлиным взором. Он должен достигнуть теперь следующего, гораздо большего успеха: он должен разыскать действительные власти, которых не Портные поставили выше его, а Всемогущий Бог, – и посмотреть, что он с ними сделает? Восстать также против них? Пройти, когда они появятся, мимо них с угрожающим орлиным взглядом, спокойно фыркающей насмешкой или даже без всякой насмешки и фырканья? Обладающему львиным сердцем никогда и во сне не приснится чего-нибудь подобного. Да будет это всегда далеко от него! Его угрожающий орлиный взор окутается мягкостью голубки; его львиное сердце сделается сердцем ягненка, все его справедливое негодование сменится справедливым почтением, растворится в благословенных потоках благородной, смиренной любви, насколько более небесной, чем всякая гордость, и даже, если хотите, насколько более гордой! Я знаю его, с львиным сердцем, орлиным взором; я встречал его, когда он мчался с обнаженной грудью растерянный, с всклокоченными волосами, ибо времена были тяжкие, – и я могу сказать и ручаться своей жизнью, что в нем нет духа восстания. В нем – противоположное восстанию, должная готовность к повиновению. Ибо если вы предполагаете повиноваться поставленным от Бога властям, то ваш первый шаг есть – низвергнуть власти, созданные Портными; повелеть им, под страхом наказания, исчезнуть, готовиться к исчезновению!

Более того, и это лучше всего, он не может восстать, если бы и захотел. Властям, которых дал нам Бог, мы не можем повелеть удалиться! Никоим образом. Сам Великий Могол, наиболее богато расшитый, созданный портным Брат Солнца и Луны, не может сделать этого. Но Аравийский Муж, в одежде, собственноручно заштопанной, с черными горящими глазами, пылающим сердцем повелителя прямо из центра Вселенной, а равно с грозной «подковообразной жилой» вздымающегося гнева на челе, вспышками молнии (если вы хотите принять это за свет), которая бьется в каждой его жиле, – он восстает. Он говорит властно: «Богато расшитый Великий Могол, созданный портным Брат Солнца и Луны! Нет, Я не удаляюсь! Ты должен повиноваться мне или удалиться!» И так это и происходит: богато расшитые Великие Моголы и все их потомство, до настоящего часа, повинуются этому мужу самым удивительным образом; и предпочитают не удаляться.

О, брат, бесконечным утешением для меня в этом неорганическом мире, который до сих пор столь сильно гнетут шарлатаны и, так сказать, гнетут кошмары, гнетет ад, является то, что непослушание Небесам, когда они направляют какого бы то ни было посланника, было и остается невозможным. Этого нельзя сделать. Никакой Могол, великий или малый, не может этого сделать. «Покажите самому глупому комку земли, – говорит мой неоцененный Германский друг, – покажите самой тщеславной голове в перьях, что здесь – душа, более высокая, чем его; если даже его колени отвердели, как лед, он должен сдаться и почитать».

Поучительная глава

Несомненно, было бы безумной фантазией ожидать, чтобы какая бы то ни было моя проповедь могла уничтожить Маммонизм; Бобус из Хаундсдича, вследствие каких бы то ни было моих проповедей, стал менее любить свои гинеи и более – свою несчастную душу! Но есть один Проповедник, проповедь которого действительна и постепенно всех убеждает. Его имя – Судьба, Божественное Провидение, и его Проповедь – непоколебимый Ход Вещей. Опыт взимает страшно высокую плату за учение; но он учит как никто¹³²!

Я возвращаюсь к отказу доброго Квакера, Друга Прюденса, от «семи тысяч фунтов в придачу»¹³³. Практическое заключение Друга Прюденса сделается постепенно заключением всех разумных людей практики. По теперешнему плану и принципу Работа не может продолжаться. Рабочие Стачки, Рабочие Союзы, Чартизм; смута, грязь, ярость и отчаянное возмущение, становящееся все более отчаянным, будут идти своим путем. По мере того как мрачная нужда укореняется среди нас и все наши прибежища лжи одно за другим распадаются в клочки, сердца людей, ставшие теперь наконец серьезными, обращаются к прибежищам правды. Вечные звезды снова начинают светить, коль скоро становится достаточно темно.

Мало-помалу можно будет слышать, как многие Промышленные Хранители законов, не позаботившиеся, однако, о том, чтобы составлять законы и хранить их, окруженные отчаянным Тред-юнионизмом и анархическими Бунтами, станут говорить сами себе: «К чему скопил я пятьсот тысяч фунтов? Я рано вставал и поздно ложился; морил себя работой и в поте лица моего и души моей стремился нажить эти деньги, для того чтобы стать у всех на виду и пользоваться каким-нибудь почетом среди моих людей-братьев. Мне надо было, чтобы они почитали меня, любили меня. И вот – деньги, собранные всей кровью моей жизни; а почет? Я окружен грязью, голодом, яростью и закоптелым отчаянием. Меня никто не почитает; мне даже едва завидуют; лишь безумцы да холопская порода самое большее, что завидуют мне. Я у всех на виду, – как мишень для проклятий и камней. Благо ли это? Пятьсот скальпов висят у меня в вигваме. О, если бы Небу было угодно, чтобы я искал чего-нибудь другого, а не скальпов; о, если бы Небу было угодно, чтобы я был Борцом Христианским, а не Чактауским! О, если бы я правил и боролся не в духе Маммоны, а в духе Божьем! Если бы я был окружен сердцами народа, которые бы благословляли меня, как истинного правителя и вождя моего народа! Если бы я чувствовал, что мое собственное сердце благословляет меня и что меня благословил Господь горе вместо Маммоны низу, – вот это действительно было бы что-нибудь. Прочь с глаз моих, вы, нищенские пятьсот скальпов в тысячных банковских билетах. Я хочу заботиться о чем-нибудь другом – или признать мою жизнь трагическим ничтожеством!»

«Скалистый уступ» Друга Прюденса, как мы это назвали, постепенно откроется для многих людей, для всех людей. Постепенно, теснимый снизу и сверху, Стигийский грязный потоп Laissez faire, Спроса и Предложения, Наличного платежа, как единственной Обязанности, будет убывать со всех сторон. И вечные горные вершины, и безопасные скалистые основания, которые достигают центра мира и покоятся на самой сущности Природы, снова выступят из воды, дабы люди могли основываться на них и строить на них. Когда поклонники Маммоны начнут мало-помалу делаться поклонниками Бога, а двуногие хищники – делаться людьми и Душа вновь почувствуется в сильно бьющемся слоновом механическом Анимализме нашей Земли, это будет снова благословенная Земля¹³⁴…

Но поистине прекрасно видеть, как грубое царство Маммоны трещит со всех сторон; дает верное обещание умереть или быть измененным. Странная, холодная, почти призрачная заря занимается даже в самой стране Янки. Мои Трансцендентальные друзья¹³⁵ возвещают внятным, хотя несколько длинноволосым, неуклюжим образом, что Демиург-Доллар низвергнут с престола. Новые, неслыханные Демиургства, Священства, Аристократии, Возникновения и Разрушения уже видятся в заре наступающего Времени. Кронос низвергнут с престола Юпитером; Один – святым Олафом; Доллар не может вечно править на Небе. Да, я считаю, что не может. Социнианские Проповедники¹³⁶ покидают свои кафедры в стране Янки, говоря: «Друзья, все это обратилось в разноцветную паутину, должны мы, к сожалению, сказать!» – и удаляются в поле, чтобы возделывать гряды лука и жить воздержанно растительной пищей. Это весьма замечательно.

Старый божественный Кальвинизм заявляет, что его старое тело распалось ныне в лохмотья и умерло. Его печальный призрак, лишенный тела, ищет новых воплощений, снова завывает в ветре – все еще призрак и дух, но предвозвещающий новый Духовный мир и лучшие Династии, чем Династия Доллара.

Да, Свет местами проникает в мир. Люди любят не тьму; они любят свет. Глубокое чувство вечной природы Справедливости проглядывает всюду среди нас, – даже сквозь мрачные глаза Эксетер-Холла¹³⁷, невысказанная религиозность борется, хотя и очень беспомощно, чтобы высказаться в Пюзеизме и тому подобном. В нашем Ханжестве, которое в целом достойно осуждения, сколь многое не может быть осуждено без сострадания; мы едва не сказали: без уважения! Нечленораздельное достоинство и истина, которые заключаются в Англии, все еще простираются вниз, до Оснований¹³⁸…

…Эту благородную упавшую или еще не рожденную «Невозможность», – ты можешь воздвигнуть ее. Ты можешь, трудом души твоей, возвести ее в светлое бытие. Эта крикливая пустая Действительность, с миллионами в карманах; слишком «возможная», несущаяся мимо с расшитыми трубачами, трубящими вокруг нее, и со всем миром, сопровождающим ее в качестве немых или громогласных холопов, – ты не сопровождай ее. Или не говори ей ничего, или скажи глубоко в своем сердце: «Громкотрубящее Небытие! Никакая сила труб, платежей, Лонгакрского искусства или всего человеческого холопства не сделают тебя Бытием; ты – Небытие и обманчивый Призрак, проклятый более, чем это кажется. Проходи, во имя Дьявола, непочитаемое по крайней мере одним человеком, и оставь путь свободным!»

Не на равнинах Илиона или Лациума, совершенно иных равнинах или местах могут отныне быть совершаемы благородные дела. Не на равнинах Илиона, насколько менее – в гостиных Мейфэра¹³⁹! Не в победе над несчастным братом-Французом или над Фригийцами; но в победе над ётунами Мороза, Исполинами Болот, Демонами Раздора, Праздности, Несправедливости, Неразумия и Хаоса, вновь воцарившимися. Ни один из древних Эпосов более не возможен. Эпос Французов или Фригийцев был сравнительно невысоким Эпосом. А эпос Ухаживания и Кокетства, что это такое? Нечто, что исчезает при пении петуха, начинает чуять утренний воздух! Охраняющая охоту Аристократия, как бы успешно она ни «запускала свои леса», не может избежать Искусного Ловчего. Охота может быть хороша; затем она может быть безразлична, и мало-помалу ее совсем не будет. Последняя Куропатка Англии, Англии, где миллионы людей не могут добыть хлеба на пропитание, будет застрелена и прикончена. Аристократы с обросшими подбородками найдут себе иную работу, чем забавляться игрой в серсо.

Но к вам, Труженики, к тем, которые уже трудятся и стали как бы взрослыми мужами, благородными и почтенными в своем роде, вот к кому взывает весь мир о новом труде и благородстве! Победите смуту, раздор, широко распространившееся отчаяние мужеством, справедливостью, милосердием и мудростью. Хаос темен, глубок, как Ад. Дайте свет, – и вот вместо Ада – зеленый, цветущий Мир. О, это величественно, и нет иного величия. Сделать какой-нибудь уголок Божьего Творения немного плодороднее, лучше, более достойным Бога; сделать несколько человеческих сердец немного мудрее, мужественнее, счастливее – более благословенными, менее проклятыми! Это – труд ради Господа. Закоптелый Ад смуты, дикости, отчаяния может, при помощи человеческой энергии, быть сделан некоторого рода Небом. Он может быть очищен от копоти, смуты, потребности в смуте. И над ним также раскинется вечный свод Небесной Лазури; и его хитрые машины и высокие трубы станут как бы созданием Неба; и Бог, и все люди будут взирать на них с удовольствием¹⁴⁰.

Не оскверненный гибельными отклонениями, пролитыми слезами, или кровью человеческого сердца, или какими-нибудь искажениями Преисподней, благородный производительный Труд будет, становясь все благороднее, идти вперед, – великое единственное чудо Человека, с помощью которого Человек поднялся с низин Земли, совершенно без преувеличения, до божественных Небес. Пахари, Ткачи, Строители, Пророки, Поэты, Короли, Бриндлеи и Гете, Одины и Аркрайты; все мученики, благородные мужи, боги, все они – одно великое Воинство; неизмеримое, шествующее непрестанно вперед, с самого начала Мира. Громадное, всепобеждающее, венчанное пламенем Воинство. Всякий воин в нем благороден. Пусть скроется тот, кто не от него; пусть он трепещет за себя. Звезды на каждой пуговице не могут сделать его благородным; этого не сделают ни целые груды орденов Бани и Подвязки, целые бушели Георгов¹⁴¹, никакие иные уловки, а лишь мужественное вступление в него, отважное пребывание в нем и шествие в его рядах. О, Небеса, неужели он не одумается! Ведь и он столь необходим в этом Воинстве! Это было бы таким благословением для него и для всех нас! В надежде на Последнюю Куропатку и на какого-нибудь Веймарского Герцога среди наших Английских Герцогов мы будем еще некоторое время терпеливо ожидать.

И Радость, и Горе

В Грядущем таятся;

И люди стремятся

Вперед, не бояся

Того, что в нем скрыто.

Примечания

¹Закон о бедных – принятый в Англии в 1834 году закон, который был призван упорядочить систему помощи бедным и сиротам. В соответствии с этим законом бедняки, обращавшиеся за помощью, направлялись в дома призрения – работные дома, где царил жестокий, полутюремный режим. Предусматривалась обязательная работа в пользу благотворительных обществ, приходов, в ведении которых находились эти дома.

²Потоси – месторождение серебра в Боливии, в XVII–XVIII веках на него приходилось около половины мировой добычи серебра.

³Башня Голода Уголино. – Граф Уголино делла Герардеска, родом из знатной феодальной семьи, в 1284–1285 годах стал правителем Пизы. В 1288 году он был свергнут своими политическими противниками во главе с архиепископом Руджери дельи Убальдини и вместе с двумя сыновьями и двумя внуками замурован в башне, где все они умерли от голода в начале 1289 года. Этот исторический факт был использован Данте. В тридцать второй и тридцать третьей песнях «Ада» Уголино изображен гложущим затылок заточившего его Руджери. Гаддо – малолетний сын Уголино.

⁴ Плач Иеремии, 4:10.

⁵Хлебные законы – законы, принятые в Англии в XV–XIX веках с целью регулировать ввоз и вывоз зерна и других сельскохозяйственных продуктов. Действовали они в интересах землевладельцев и усугубляли бедственное положение масс. Особенно сильно это сказалось в «голодные сороковые годы» XIX века, когда усилился экономический кризис, выросла безработица, произошли массовые выступления (чартизм). В 1846 году законы были отменены. Их отмена считалась крупной победой промышленной буржуазии над земельной аристократией.

⁶Мидас – в греческой мифологии славившийся своим богатством царь Фригии, попросивший у богов превращать в золото все, к чему он ни прикасался, но в золото стала превращаться и пища, что грозило ему голодной смертью. За проступок перед Аполлоном он был наделен ослиными ушами, о которых, как ни старался он их прятать, знали все.

⁷ Здесь и далее Карлейль обыгрывает практику рекламирования сильнодействующих лекарств, чреватых нередко смертельным исходом, что нашло отражение в печати.

⁸Даунинг-стрит – улица в центральной части Лондона, где находятся резиденции премьер-министра и канцлера казначейства (в переносном смысле это название означает английское правительство).

⁹ Билль о реформе был принят в 1832 году и означал первую реформу английского парламента (вторая парламентская реформа – в 1867 году, третья – в 1884 году). Он внес изменения в систему парламентского представительства, предоставил право голоса средней и мелкой торгово-промышленной буржуазии. Это право получили новые промышленные центры, и вместе с тем были упразднены некоторые т. наз. «гнилые местечки» (безлюдные избирательные округа в небольших населенных пунктах, где депутатами фактически назначались угодные местным лендлордам люди). Был снижен также имущественный ценз, в результате чего число избирателей увеличилось вдвое и достигло 30 % населения.

¹⁰Вопрос Сфинкса. – О нем Карлейль говорит в гл. «Сфинкс» первой части книги. Он сравнивает со сфинксом природу, в которой проявляется мудрость и наряду с этим нечто темное, хаотическое. Отсюда и вопросы, которые она задает человеку: «Понимаешь ли ты смысл нынешнего дня? Что можешь ты сегодня сделать? Что можешь ты попытаться сделать, проявив благоразумие?» Сфинкс-природа ставит свои вопросы как перед человеком, так и перед каждой эпохой, каждым народом. Человек, неверно отвечающий на них, попадает в его звериные лапы (см. отрывок из этой главы в «Этике жизни», разд. I, 10).

¹¹Зауэртейг – персонаж, придуманный Карлейлем, что характерно для его писательской манеры. На немецком языке это слово означает «кислое тесто, закваска, зануда». На протяжении книги Зауэртейг выступает в основном как персонаж-резонер и критик.

¹² Так называли хартию чартистов.

¹³Расширение Церкви. – Возможно, речь идет о тех процессах, которые происходили в церковной жизни в первой половине XIX века. Это прежде всего более либеральное отношение к диссентерам – представителям религиозных направлений, не придерживающихся догматов официальной англиканской Церкви (например, т. наз. «эмансипация католиков» – отмена парламентом в 1829 году ограничений их прав: занимать государственные должности, быть избранным и т. п.). Все это увеличивало ту часть верующих в самой церкви, которая не связывала себя строгим исполнением догматов англиканства. В узком смысле слова (и, по всей вероятности, Карлейль и имеет его в виду) – это произведенное перераспределение приходов, с тем чтобы в связи с указанными процессами не снижались, а, напротив, повышались доходы англиканского духовенства.

¹⁴Nec plus ultra – самый лучший, непревзойденный (лат.).

¹⁵Радамант, Эак и Минос – в греческой мифологии (согласно версии, восходящей к Платону) судьи в подземном Царстве мертвых (Аиде).

¹⁶Laissez faire, laissez passer – позволяйте делать, позволяйте идти (фр.) (лозунг свободы экономической деятельности, невмешательства в нее государства).

¹⁷ Этим эпитетом Карлейль характеризует праздную (занимающуюся охотой) аристократию, намекая также на двойные аристократические фамилии.

¹⁸Apage, Satanas – Прочь, Сатана! (Отойди, Сатана!) (лат.) (см. Мф. 4:10; Лк. 4:8).

¹⁹ Карлейль имеет в виду кровавые события 1819 года, когда был разогнан митинг (в нем участвовали в основном рабочие-ткачи) в поддержку избирательной реформы, происходивший на Питерсфельде в Манчестере (т. наз. «Манчестерская резня», другое название этих событий – «Питерлоо», поскольку в разгоне принимали участие войска, сражавшиеся под Ватерлоо).

²⁰Трисмегист («Трижды величайший») – в греческой мифологии эпитет бога Гермеса.

²¹ В основе этой части книги лежит изданная в Лондоне в 1840 году «Хроника» Джоселина Бракелондского (XII век), монаха монастыря Св. Эдмунда (Сент-Эдмундсберийского монастыря (аббатства)).

²²Методизм – течение в англиканской Церкви, зародившееся в XVIII веке. Чтобы как можно более эмоционально воздействовать на слушателей, методистские проповедники главное внимание уделяли описанию будущего Страшного суда и адских мук, претерпеваемых нераскаявшимися грешниками. Для структуры методистской Церкви характерны авторитаризм, строгая централизация и дисциплина.

²³Pitancerna – здесь – приют, убежище (лат.).

²⁴Tacendo – то, о чем не говорят, умалчивают (лат.).

²⁵Каюс, врач-француз – персонаж комедии У. Шекспира «Виндзорские проказницы» (1602), которому так и не удается обвенчаться с красавицей Анной Пейдж.

²⁶Акра – крепость в Иерусалиме, которая вместе с городом находилась в руках крестоносцев в XI–XII веках. Однако не исключено, что здесь речь идет не об иерусалимской Акре, а о сирийской крепости Акка (Акко), расположенной на побережье Средиземного моря, которая дольше удерживалась крестоносцами (1104–1187 и 1191–1291); служила местопребыванием членов ордена святого Иоанна (отсюда ее название: Сен-Жан д’Акр – Saint-Jean d’Acre), поэтому сюда съезжались паломники из западных стран.

²⁷…monachus noster – нашего монаха (лат.).

²⁸ Карлейль здесь сравнивает Джоселина с Дж. Босуэллом («Боззи»), автором жизнеописания С. Джонсона, который слыл образцовым, дотошным биографом.

²⁹Дионисово ухо. – Это выражение связано с именем сиракузского тирана Дионисия Старшего (432–367 до н. э.), отличающегося крайней подозрительностью и, согласно легенде, соорудившего в своем дворце специальное устройство для подслушивания.

³⁰Роговая дверь снов – образ, взятый из «Энеиды» Вергилия (кн. 6, 893–896).

³¹Prater — брат (лат.).

³²Homo literatas – ученый человек (лат.).

³³Велиар (Велиал) – в Библии обозначение сатаны. Выражение «сыны Велиара» означает «низкие, подлые, нечестивые люди» – так оно передано, например, в русском переводе Библии (см. Втор. 13:13).

³⁴Sochemanni (сокмены) – категория крестьян в средневековой Англии. Оставаясь свободными собственниками своих наделов, они вместе с тем несли некоторые повинности в пользу лордов, занимая тем самым промежуточное положение между вилланами (крепостными) и фригольдерами (свободными держателями наделов). В XV–XVI веках они постепенно присоединились к последней категории крестьян.

³⁵Dominus Rex – Государь, Его величество король (лат.).

³⁶Sacrosancta — букв. священное, неприкосновенное (святой престол) (лат.).

³⁷Драйасдест — сухой и педантичный человек, ученый педант и сухарь, вымышленное лицо, которому Вальтер Скотт посвятил ряд своих романов, в результате имя стало нарицательным.

³⁸Deus est cum eis — Господь с ними (лат.).

³⁹Те Deum laudamus – Тебя, Боже, хвалим (лат.) (начальные слова католического благодарственного гимна, автором которого считается Амвросий Миланский (340–397).

⁴⁰Dominus Abbas – господин (владыка) аббат (лат.).

⁴¹ Имеется в виду Ричард Гренвилл, герцог Бекингемский, маркиз Чандос, который защищал в парламенте хлебные законы, выступая против их отмены, был активным глашатаем интересов крупных землевладельцев.

⁴² Далее идет отрывок, включенный в «Этику жизни», разд. IV, 52.

⁴³Gaudeamus – возрадуемся (лат.).

⁴⁴Vadium, plegium — пени, обязательства, залоги, проценты (лат.).

⁴⁵Disputa tor est – толкователь (лат.).

⁴⁶Герцог Логвуд – вымышленное имя (от англ. log – «бревно, чурбан» и wood – «дерево»).

⁴⁷ Далее идет отрывок, начинающийся словами: «Вследствие этого мы, во всяком случае, согласны с рассудительной миссис Глесс [автором вышедшей в 1747 году поваренной книги]: «Прежде всего, поймайте зайца!» и включенный в «Этику жизни», разд. III, 14.

⁴⁸ Карлейль имеет в виду произведенную в 1828 году эксгумацию останков Дж. Хемпдена, с тем чтобы выяснить обстоятельства его смерти (по официальной версии, Хемпден скончался от смертельной раны, полученной в сражении с королевскими войсками).

⁴⁹Completorium – заключительная молитва после вечерни (лат.).

⁵⁰Caput — глава (лат.).

⁵¹Подглядывающий, или Любопытный, Том. Речь идет о событии, происшедшем в г. Ковентри в 1040 году и известном из рассказа английского хрониста XIII века Роджера Уэндоуэра. Леофрик, граф Честер (ум. 1057), наложил на жителей Ковентри тяжкие повинности. Откликаясь на их мольбу, жена графа леди Годива согласилась выполнить его условие – проехать обнаженной на коне через весь город. Она это сделала, причем жители города закрыли все ставни, за исключением портного Тома, решившего посмотреть на это зрелище и здесь же ослепшего. Повинности были сняты, и с тех пор это событие ежегодно отмечается в Ковентри процессией, а Годива считается покровительницей города. Прозвище Любопытный Том из Ковентри (Peeping Tom of Coventry) стало обозначением человека с нездоровым любопытством.

⁵²Ubi homines sunt modi sunt – где люди, там правила (лат.).

⁵³Лонгакр – квартал в Лондоне, где изготовлялись экипажи.

⁵⁴ См. далее отрывок, включенный в «Этику жизни», разд. II, 51.

⁵⁵Вестминстер-Холл (Дворцовый холл) – единственный зал, сохранившийся от старого Вестминстерского дворца, ныне входит в парламентский комплекс, размещенный в новом Вестминстерском дворце (построен в XIX веке). Ранее в Вестминстер-Холле проходили заседания различных судов.

⁵⁶ См. этот отрывок в другом переводе в «Этике жизни», разд. II, 52.

⁵⁷Пюзеизм (ритуалистское, или Оксфордское, движение) – религиозное течение, основанное английским теологом фламандского происхождения Эдвардом Бувери (псевдоним Пьюзи, 1800–1882), пытавшимся ввести в англиканство некоторые положения и обряды католицизма.

⁵⁸Вертящиеся калабаши (в другом случае Карлейль упоминает калмыцкие калабаши) – иначе говоря, вращающиеся тыквы. Вот как комментирует это место у Карлейля Ипполит Тэн: для него «это обозначение внешней и механической религии… Потому что калмыки кладут свои молитвы в тыкву, которую ветер заставляет вертеться, что производит, по их мнению, беспрерывное моление. Таковы же и молитвенные мельницы в Тибете» (Тэн И. История английской литературы. М., 1904. Т. 5. С. 173).

⁵⁹ Имеется в виду случай, когда епископ Кентерберийский У. Лод, исповедуя англиканство, совершил пышный ритуал в 1631 году при освящении церкви Святой Екатерины.

⁶⁰Уилл Скарлет – ближайший друг и сподвижник героя английских баллад Робина Гуда. Вэксфильдский Пиндар – имеются в виду безымянные певцы из Вэксфильда в графстве Йоркшир.

⁶¹Statutum de tallagio non concedendo (Статут о неналожении податей – лат.) был принят королем Эдуардом I в 1297 году. Он подтверждал Великую хартию вольностей (Magna Carta, или Magna Charta, 1215) (с дополнительными статьями, выдвинутыми баронами). Согласно этому статуту, никакой налог не мог взиматься королем без согласия парламента.

⁶²Четыре Суда – Карлейль, по всей вероятности, имеет в виду структуру английских судебных инстанций, связанную с двойной системой правосудия (правосудие по закону, опирающееся на нормы обычного права и судебные прецеденты, и правосудие по справедливости). В соответствии с этой системой существовали три высших Суда общего права (королевской скамьи, общих тяжб и государственного казначейства) и верховный Суд справедливости – Канцлерский суд, возглавляемый лордом-канцлером, формально не связанным парламентскими законами, обычаями или прецедентами.

«Кок о Литтлтоне» – такое название получил один из томов 4-томного труда известного английского юриста и политического деятеля Э. Кока «Основы английского права» («Institutes of the Laus of England») (1628). В этом томе он комментирует труд английского юриста XV века Т. Литтлтона о землевладении («On Tenures»).

Три парламентских сословия: духовные лорды (высшие иерархи англиканской Церкви), светские лорды (те и другие – члены палаты лордов) и члены палаты общин.

⁶³ В произведении Дж. Свифта «Битва книг» (полное ее название «Полное и правдивое известие о разразившейся в прошлую пятницу битве древних и новых книг в Сент-Джеймсской библиотеке») [изд. 1704] описывается сатирическая сценка встречи на ристалище Джона Драйдена, известного английского поэта и переводчика античных классиков (в том числе Вергилия), с самим Вергилием. Вергилий в сверкающих доспехах на сером в яблоках коне встречается с Драйденом, едущим на старой и тощей лошади.

⁶⁴Нора – мыс у устья Темзы.

⁶⁵Сатаническая школа. – По всей вероятности, речь идет о байронизме. Кокнийская школа объединяла группу критиков и поэтов, живших в Лондоне, – лондонских романтиков (в том числе П. Б. Шелли, Дж. Китса и др.). Название это было дано критиками-пуристами (защитниками «чистоты языка»), упрекавшими членов группы в использовании «простонародных» рифм и выражений: англ. «кокни» обозначает как лондонское просторечие, так и уроженца Лондона (коренного лондонца).

⁶⁶Арахна – в греческой мифологии искусная вышивальщица и ткачиха, из-за соперничества с Афиной была превращена последней в паука.

⁶⁷Джабеш Уиндбег – вымышленное имя, в переводе с английского означает «болтун, пустозвон».

⁶⁸Тейт (Тевтат) – в кельтской мифологии бог племенного коллектива, покровитель его военной и мирной деятельности.

⁶⁹Хенгст (Хенгист, Генгст) – предводитель германского племени ютов, высадившегося ок. 449 года на острове Тэнет, к востоку от современного Кента. Эта дата традиционно считается началом завоевания Британии англосаксами. Ок. 455–479 годов в бассейне реки Темзы было основано первое англосаксонское королевство Кент.

⁷⁰ Далее следует отрывок, включенный в «Этику жизни», разд. IV, 7.

⁷¹ «Триста лет она в бурлении (кипении сил), вот почему я ее почитаю» (фр.).

⁷²Corpus Christi – Тело Христово (Тело Господне) (лат.). Католический праздник Тела Господня отмечается в первый четверг после Троицына дня, установлен Папой Урбаном IV в 1264 году.

⁷³ Этот образ связан с бытующими в христианской теологии и иконографии представлениями о черепе Адама (якобы похороненного на Голгофе), который пробуждается к жизни при пролитии крови распятого Христа.

⁷⁴Оркус (Орк) – в римской мифологии божество смерти, а также само царство мертвых.

⁷⁵ Приводятся слова хозяина гостиницы, обращенные к Джини Дине, героине романа В. Скотта «Эдинбургская темница» (подлинное название романа «Сердце Мидлотиана» или «Сердце Средних земель»).

⁷⁶Друри-Лейн – театр в Лондоне, расположенный на улице того же названия, был открыт в 1663 году, время его наибольшего расцвета – середина и конец XVIII века, когда в нем играл и был его руководителем английский актер, драматург, реформатор сцены Дэвид Гаррик (1717–1779).

⁷⁷ Далее следует отрывок, включенный в «Этику жизни», разд. IV, 6.

⁷⁸ Об этом шляпнике, изготовившем шляпу в семь футов в качестве рекламы, см. в отрывке, включенном в «Этику жизни», о котором говорилось выше.

⁷⁹ См. далее «Этику жизни», разд. V, 17.

⁸⁰ См. далее «Этику жизни», разд. I, 11.

⁸¹Мистер Бум (Джон Булл) – простоватый фермер, персонаж сатиры Джона Арбетнота (1667–1735) «История Джона Булла». Это имя стало нарицательным для обозначения типичного англичанина.

⁸²Vis inertiae – сила инерции (лат.).

⁸³ См. прим. 13.

⁸⁴Бэконовская индукция – разработанный английским философом Ф. Бэконом метод логического доказательства (умозаключения) от частных фактов к общим выводам.

⁸⁵Солецизм (от «Сол» – древняя афинская колония, утратившая чистоту греческого языка) – неправильный языковой оборот, синтаксическая ошибка.

⁸⁶Берсеркер (берсеркеры) – так назывались древнескандинавские витязи, отличавшиеся особой неустрашимостью и одержимостью в бою, в переносном смысле – неистовый человек.

⁸⁷Голконда – государство, существовавшее в Индии в XVI–XVII веках, славилось добычей алмазов. О Потоси см. прим. 2.

⁸⁸ Клич Хенгста перед схваткой.

⁸⁹Трехдневное восстание – речь идет об Июльской революции 1830 года во Франции (массовое восстание произошло 27–29 июля). Революция свергла монархию Бурбонов.

⁹⁰ Персонажи романа В. Скотта «Айвенго». На шее у свинопаса Гурта было наглухо запаяно нечто вроде собачьего ошейника с начертанными на нем саксонскими буквами словами: «Гурт, сын Беовульфа, прирожденный раб Седрика Ротервудского».

⁹¹ См. далее «Этику жизни», разд. IV, 58.

⁹² Речь идет о событиях, связанных с нормандским завоеванием Англии.

Гируорд – один из руководителей англосаксов, оказавшись в болотистой местности на севере графства Кембриджшир, безуспешно сопротивлялся нормандцам во главе с Вильгельмом Завоевателем.

Граф Вальтер – представитель англосаксов, которого Вильгельм Завоеватель сначала помиловал, а потом приказал казнить. Йоркшир и северные графства были жестоко опустошены нормандцами.

⁹³Par la splendeur de Dieu – Божественным сиянием (фр.).

⁹⁴Etcetera – и так далее (лат.).

⁹⁵ Это выражение, состоящее из немецких слов «Wahngasse» и «Weissnichtwo», означает «воображаемый переулок, расположенный неизвестно где».

⁹⁶Тейфельсдрек (в переводе с немецкого – «чертово дерьмо») – главный персонаж романа Карлейля «Sartor Resartus» («Заштопанный портной») (Карлейль Т. Sartor Resartus. Жизнь и мысли герра Тейфельсдрека. М., 1902; 1904).

⁹⁷Mein Lieber – мой милый (нем.).

⁹⁸ Вымышленное имя.

⁹⁹Седан и Геддерсфильд – города, где были расположены суконные фабрики. На фабрике в Геддерсфильде изготовлялись дорогие сукна.

¹⁰⁰Бобруммелизм – термин образован от имени известного английского франта (денди), законодателя мод Джорджа Бруммеля (1778–1840), прозванного красавцем Бруммелем (фр. Beau Brummel).

¹⁰¹ Карлейль имеет в виду мусульманский рассказ о превратившихся в обезьян жителях Мертвого моря, который он взял из предисловия Дж. Сэла к переведенному им Корану. Этот рассказ помещен в гл. III «Евангелие дилетантизма» ч. III книги «Прошлое и настоящее» (см. в «Этике жизни», разд. IV, 8).

¹⁰² По всей вероятности, это выражение связано с английской пословицей «Nine tailors make a man» («Девять портных составляют одного человека»). В романе «Sartor Resartus» приводится рассказ о том, как английская королева Елизавета, принимая депутацию из восемнадцати портных, обратилась к ним со словами: «Здравствуйте, два джентльмена». «Повсюду распространилась и утвердилась как широко разветвляющееся, укоренившееся заблуждение идея, что портные суть особый физиологический вид, не люди, а дробная часть человека» (Карлейль Т. Sartor Resartus. M., 1904. С. 320–321).

¹⁰³Анимализм – здесь в смысле: животное состояние (от лат. animane – животное).

¹⁰⁴Тридцать девять пунктов (39 статей) – символ веры англиканской церкви, принятый английским парламентом в 1571 году.

¹⁰⁵Fanum – святилище, священное место, храм (лат.).

¹⁰⁶ См. прим. 67.

¹⁰⁷Кирхеровские зрительные образы. Немецкий иезуит, востоковед, ученый Атанасиус Кирхер (1601–1680) изучал световое излучение, используя принцип laterna magica (волшебного фонаря).

¹⁰⁸ См. далее «Этику жизни», разд. II, 8.

¹⁰⁹ См. далее «Этику жизни», разд. V, 3.

¹¹⁰ Иез. 8:13–14.

¹¹¹Flebile ludibrium – жалкая насмешка (лат.).

¹¹² См. этот отрывок в «Этике жизни», разд. IV, 17.

¹¹³Aestetische Springwurzeln – Эстетические источники (нем.).

¹¹⁴ Возможно, речь идет о немецком теологе и философе Давиде Фридрихе Штраусе (1808–1874), историке христианства.

¹¹⁵Талайпоны – буддийские монахи или священники.

¹¹⁶ Цитируется стихотворение О. Голдсмита «Элегия на смерть бешеной собаки», которое он опубликовал в своем романе «Векфильдский священник» (1766).

¹¹⁷Aristos – лучший, достойный (греч.).

¹¹⁸Redivivus – воскресший, оживший (лат.). Речь идет о Кромвеле.

¹¹⁹Пандарус Догдраут. Пандарус (Пандар) – персонаж пьесы У. Шекспира «Троил и Крессида» (1609), дядя Крессиды, сводник. Догдраут – словосочетание, образованное от английских слов «dog» – собака и «draught» («draft») – черновик, набросок.

¹²⁰«Карлтон-клуб» – главный клуб английских консерваторов в Лондоне. Основан в 1832 году герцогом Веллингтоном.

¹²¹ Это ироническое замечание относится к Ч. Диккенсу.

¹²²Per os Dei – через Бога (благодаря Богу) (лат.).

¹²³Томас Бекет, архиепископ Кентерберийский, был убит в Кентерберийском соборе в 1170 году по приказу короля Генриха II. Впоследствии он был причислен к лику святых. В Средние века совершались массовые паломничества к его гробнице в соборе. Уильям Уоллес, национальный герой шотландского народа, разгромив (в 1297 году) английскую армию Эдуарда I, был предательски захвачен в плен англичанами в 1305 году и казнен на площади около крепости Тауэр.

¹²⁴ Мф. 6:34.

¹²⁵Источник Мимира – в скандинавской мифологии источник мудрости, расположенный у корней мирового древа Иггдрасиль.

¹²⁶Буканьеры – флибустьеры, морские разбойники. В XVII веке на острове Сан-Доминго (ныне Гаити) они образовали свое государство.

Чактау – искаженное написание одного из индейских племен. Возможно, речь идет о чоктауса – индейцах группы куна.

¹²⁷Священные месяцы – речь идет о чартистском плане всеобщей стачки.

¹²⁸«Хенсард» («Hansard») – официальный стенографический отчет о заседаниях обеих палат английского парламента.

¹²⁹ См. Дан. 5:27.

¹³⁰Авдиил – библейское имя, означающее «раб Божий». Имеется в виду лорд Джеймс Грэхем, проявлявший заботу об образовании и улучшении условий труда детей на фабриках.

¹³¹ Ис. 52:11.

¹³² См. этот отрывок в другом переводе в «Этике жизни», разд. IV, 31373.

¹³³ В гл. V «Постоянство», ч. IV книги «Прошлое и настоящее» Карлейль рассказывает о том, что в «Отчете об обучении бедных детей» за 1841 год он прочитал анонимные заметки одного фабриканта (он назвал его Прюденс, от англ. «prudence», что значит «благоразумие, предусмотрительность»), в которых тот пишет, какую заботу он проявляет о своих рабочих, об их досуге, времяпрепровождении, поняв, что такая забота – «превосходное вложение капитала». Он сравнивает своих рабочих с рабочими других фабрикантов, которые только получают жалованье, не чувствуя к себе человеческого отношения, и поэтому устраивают забастовки, воруют и бездельничают. Я не взял бы за этих рабочих в обмен на своих, заявляет он, и «семи тысячи фунтов в придачу».

¹³⁴ Далее см. «Этику жизни», разд. IV, 36.

¹³⁵ Речь идет о представителях американской радикальной и романтически настроенной интеллигенции, участниках литературного и философского течения 30—50-х годов XIX века, объединившихся вокруг основанного в Бостоне «Трансцендентального клуба». Трансценденталисты (прежде всего Р. У. Эмерсон) поддерживали постоянные связи с Карлейлем.

¹³⁶Социниане – протестантская рационалистическая секта, отвергавшая догмат о Троице, Откровение и божественную природу Христа.

¹³⁷Эксетер-Холл – большой зал в Лондоне, предназначенный для проведения религиозных, политических, благотворительных и т. п. собраний. Построен в 1831 г.

¹³⁸ См. далее «Этику жизни», разд. I, 26.

¹³⁹Мейфэр – фешенебельный район в Уэст-Энде в Лондоне.

¹⁴⁰ См. этот отрывок в «Этике жизни», разд. I, 16.

¹⁴¹Святой Георгий (Георг Английский) – христианский мученик (кон. III в.). Считается главным покровителем Англии. Орден Святого Георгия – орден Подвязки является высшим английским орденом. Учрежден в 1350 году королем Эдуардом III для награждения узкого круга приближенных.

Этика жизни. Трудиться и не унывать