Тот, кто не сдружился с невидимым и молчанием, никогда не создаст видимого и способного говорить. Ты должен спуститься к матерям, теням усопших и, как Геркулес, терпеть и трудиться, если ты хочешь победоносно вернуться к солнечному сиянию. Как в бою, сражении – потому что это действительно бой – должен ты презреть и страданья, и смерть. Радостные голоса из утопических стран изобилия, как и рев жадного Ахерона, должны умолкнуть под твоими победоносными шагами. Твоя работа должна, как труд Данте, «заставить тебя похудеть на многие годы». Мир и его награда, приговор, советы, поддержка, препятствия должны быть как дикий морской прилив, хаос, сквозь который тебе приходится пробираться и плыть. Не дикие волны и их смешанные с морской травой течения должны указывать тебе путь, а одна лишь звезда твоя должна руководить тобой – «Se tu segui tua Stella!» Одной лишь звезде своей, то ярко сияющей над хаосом, то на миг угасающей или зловеще темнеющей, одной ей должен ты постараться следовать.
Нелегкая, я думаю, задача таким образом прокладывать себе путь сквозь хаос и адскую тьму! Зеленоглазые драконы подстерегают тебя, трехглавые Церберы – не без своего рода сочувствия! «Eccovi l’uom ch’e stato all’Inferno»4. Ведь, в сущности, как сказал поэт Драйден, ты действительно идешь всю дорогу рука об руку с чистейшим безумием, которого никак нельзя назвать приятным спутником! Пристально вглядываешься ты в безумие, в его неисследованное, безграничное, бездонное, мраком ночи окутанное царство и стараешься извлечь из него новую премудрость, как Эвридика из преисподней. Чем выше премудрость, тем теснее ее близость, родство с чистым безумием. Это верно в буквальном смысле слова. В немом удивлении и страхе придешь ты к заключению, что высшая премудрость, пробираясь на свет Божий, часто приносит с собой приставшие к ней остатки безумия.
Все творения, каждое в своем роде, – превращение безумия в нечто осмысленное. Это, несомненно, религиозное дело, немыслимое без участия религии. Иначе ты не создал ничего настоящего, а лишь заботился о том, что приятно для глаз, жадно гонялся за наградой, быстрейшим изготовлением мнимых ценностей с целью получить вознаграждение. Вместо хороших фетровых шляп, которыми можно было бы прикрыть голову, ты создал лишь большие из дерева и гипса изготовленные шляпы для рекламы, как те, что развозят по улицам на колесах. Вместо земного и небесного руководства душами людей ты занимаешься прениями о черных или белых стихарях. Перед тобой набитые волосом кожаные чучела пап, земные законодатели, «организующие труд», разрабатывая законы о хлебе. Увы, наша измученная земля полна таких явлений до того, что готова взорваться. Все это показное, гладко, чтобы не оскорбить ни чувства, ни зрения, но тем не менее все это достойно проклятия, гибельно для тела и души. Видимости, будь то скверно вытканное сукно или дилетантское законодательство, нельзя считать действительной шерстью или сущностью, а лишь ничтожной пылью, проклятой Богом и людьми! Ни один человек никогда не творил иначе как религиозно. Ни один, не исключая бедного ремесленника, ткача, соткавшего твое платье, сапожника, тачавшего твои сапоги. Все люди, если они работают не так, как на глазах у Великого Наблюдателя, работают неправильно и на свое собственное и чужое несчастье.
7. «Трудиться значит молиться». В этих словах скрыт высокий смысл, при теперешнем положении молитвы и всякого поклонения понятный лишь немногим. Но кто понимает их истинное значение, тому понятно пророчество относительно всего будущего, последнее Евангелие, заключающее в себе все остальные. Его собор – купол неизмеримого, – видел ли ты его? Его кровля – Млечный Путь, под ногами у него – зеленая мозаика лугов и морей; алтарем ему служит звездный трон Вечного! Его молебны и псалмы – великие дела, героические поступки и муки и искренние, от всего сердца идущие речи смелых сынов человеческих. Хоровые песни поют старые ветры и океаны и низкие, неясные, но красноречивые голоса судьбы и истории.
8. Труд – призвание человека на земле. Обстоятельства так складываются, что настанет день, когда человеку, не имеющему работы, нельзя будет показаться в пределах нашей Солнечной системы и ему придется искать другую, ленивую планету.
9. Задача человека на земле, назначение всякого отдельного человека – быть попеременно то учеником, то работником, или, вернее, быть одновременно учеником, учителем и исследователем. От природы одарен человек силой не только учить и подражать, но и действовать, и познавать себя. Разве мир, в котором мы живем, не бесконечен, и разве мы не видим, что самые близкие, друг от друга зависящие отношения постоянно изменяются последними открытиями связей между предметами? Если бы когда-нибудь удалось превратить человека в простого ученика, так что ему ничего не оставалось бы исследовать и исправлять… Если бы когда-нибудь можно было установить теорию мироздания, окончательную и совершенную, которую оставалось бы только выучить наизусть, тогда человек был бы духовно мертвым, род людской перестал бы существовать.
10. Сколько правды в старинной басне о сфинксе, что лежал на большой дороге, задавал путникам загадку и разрывал их на части, если они не могли ее решить. Таким сфинксом является наша жизнь для всех людей, людских обществ. Природа, как сфинкс, божественна, мила и нежна. У нее лицо и грудь богини, но в то же время когти и тело львицы. В ней что-то небесно-прекрасное – порядок и мудрость – и темная роковая жестокость – порождение ада. Она – богиня, но богиня, лишь наполовину освобожденная из темницы, наполовину еще заточенная в тюрьме, – отчетливое, милое переплетено еще с невысказанным, хаотическим.
Как это верно! И разве не предлагает нам жизнь загадок? Каждого человека она ежедневно вопрошает ласковым тоном, но страшно многозначительно: «Знаешь ли ты назначение сегодняшнего дня? Стараешься ли ты разумно сделать то, что ты в состоянии сделать сегодня?»
Природа, вселенная, судьба, существование, или как вы там называете великую неизъяснимую действительность, среди которой мы живем и боремся, разве не представляется она как божественная невеста или как клад человеку мудрому и храброму, способному понять и исполнить ее законы, и как губительный демон для тех, кто на это не способен? Разреши ее загадку – и будет благо тебе. Не разрешишь ее, пройдешь мимо, оставив ее без внимания, и она сама ответит тебе на свой вопрос, но ответит зубами и когтями, потому что природа – немая львица и яростно растерзает тебя, не внемля твоим мольбам. Ты уже не победоносный жених ее, а изуродованная, низвергнутая в пропасть жертва, как это неминуемо и должно случиться с уличенным в измене рабом.
С народами дело обстоит точно так же, как с отдельными лицами. Сумеют ли они разрешить предложенную им загадку или нет?..
В этом, в сущности, тайна всех несчастных людей и народов. Они забыли настоящую, внутреннюю правду, променяли ее на внешний блеск. Они неверно отвечают на вопрос сфинкса. Неразумные люди не могут правильно решить его вопроса! Неразумные люди принимают внешний, преходящий успех за вечную суть и запутываются все больше и больше.
Глупые люди полагают, что раз наказание за злое дело не последовало тотчас же, то здесь на свете нет справедливости, а если есть, то лишь случайная. Наказание за злое дело задерживается иногда на несколько дней, иногда на несколько столетий, но оно так же верно, как жизнь, так же неминуемо, как смерть! В центре мирового водоворота все еще живет и говорит Бог, Бог истинный, как в древние времена. Великая душа мира справедлива.
11. В произнесенном слове, написанном стихотворении сказывается, говорят, квинтэссенция человека; но насколько больше в сделанной работе? Вся нравственность человека, его ум, терпение, выдержка, порядочность, верность, проницательность, изобретательность, энергия – одним словом, все силы, которыми обладает человек, начертаны в выполненной им работе. Трудиться – значит испытать свои силы в борьбе с природой и ее никогда не обманывающими законами; они-то вынесут человеку правильный приговор. Столько-то добродетелей и способностей нашли мы в нем, столько-то – и больше ни одной! Столько-то способности было у него прийти в согласие со мной и с моими неизменными, вечно истинными законами, прилагать усилия и трудиться сообразно с ними, как я ему приказывала, и ему это удалось или не удалось, как вы видите!
12. Трудиться, как повелела великая природа, разве это не добродетель во всех отношениях? Хлопчатую бумагу можно прясть и продавать; можно достать рабочих, чтобы прясть ее, и, наконец, можно продавать сотканную материю, следуя в этом деле предписаниям природы. Если не будете следовать предписаниям природы, вы ее не получите; если же вы ее не получите, если не будет в продаже хлопчатобумажных тканей, то природа уличит вас в бессилии, сила ваша – не сила, ваш труд – бесплоден! Уважай способность до тех пор, пока она делает честь человеку. Я всегда уважаю человека, которому удается его труд.
Воистину, в сем мире нет ничего мертвого. То, что мы называем мертвым, на самом деле лишь изменено, силы его действуют лишь иным образом. «Лист, гниющий на сыром ветру, – как выразился кто-то, – имеет еще силу: иначе как мог бы он гнить?» Весь наш мир – бесконечно сложное, запутанное соединение сил, разнообразнейших сил, начиная с тяготения и кончая мыслью и волей. В свободе человека, непреложности законов природы, во всем мире ничто не дремлет ни на одно мгновенье; все бодрствует и деятельно творит. Нигде ты не увидишь предмета в одиночном бездействии, начиная с медленно распадающихся со времен сотворения мира гранитных гор вплоть до рассеивающегося дыма, живого человека; вплоть до поступка, слова человека. Мы знаем, что сказанного не вернешь; тем более не вернешь сделанного. «Сами боги, – говорит Пиндар, – не могут уничтожить содеянного поступка». Да, что случилось однажды, то случилось навек, ввергнуто в бесконечное время и независимо от того, остается ли оно надолго видимым для нас или быстро исчезает, вечно действует и растет, как