В 1942 году он стал Заслуженным работником НКВД, в 1958 году — Почётным сотрудником госбезопасности.
Скончался Пётр Иванович Ивашутин 4 июня 2002 года в Москве и похоронен на Троекуровском кладбище.
ВРЕМЯ СУРОВЫХ ИСПЫТАНИИ Николай Андрианович Королёв
Николай Королёв родился 26 июля 1907 года в деревне Подольно Боровичского района Новгородской губернии, в семье обжигальщика кирпича — и это, как чаще всего бывает, на первых порах определило его судьбу. С четырнадцати лет, с 1921 года, он уже трудился на заводе «Красный керамик», что находится в Боровичах, и с 1910 года по сей день исправно выпускает кирпичи для нужд промышленности и населения. Правда, по малолетству Коля работал не у печей, а учётчиком и табельщиком, да к тому же ещё учился в школе ФЗУ, чтобы получить образование, дававшее главную возможность «выйти в люди».
Второй возможностью было участие в комсомольской работе — не то чтобы юноша сразу попадал в «номенклатуру», но получал опыт общения с людьми и сам становился человеком более заметным. Вот и Королёв в 1925 году стал на своём заводе секретарём комитета комсомола, исполняя при том ещё и обязанности формовщика и нормировщика.
Затем была служба в РККА. В Советском Союзе, как и во многих странах Европы, в тот период бурно развивалась авиация, и Николай получил назначение в этот самый молодой тогда вид вооружённых сил. Но, как известно, авиация — это не только те, кто летают, но в гораздо большем количестве те, кто полёты обеспечивают. Вот и Королёв принялся с марта 1929 года осваивать техническую специальность на курсах инструкторов 1-й Военной школы авиационных техников в Ленинграде. Так как дело это было новое и перспективное, а Николай успешно освоил курс обучения, то уже через два года он стал инструктором, затем — инспектором сектора штаба своей 1-й школы. Ещё через два года, в декабре 1933-го, Королёв стал слушате-лем инженерного факультета Военно-воздушной академии РККА им. профессора Н. Е. Жуковского.
Получение высшего образование было тогда делом долгим, и всё же по специальности Королёву работать не пришлось — его ожидали другие горизонты. В январе 1939 года он был приглашён на службу в НКВД, но и с авиацией расстался не сразу, потому как уже в начале февраля того же года был назначен начальником особого отдела 1 — й армии особого назначения. Сегодня мало кто знает, что это такое, а потому можем уточнить, что это — «авиационная армия резерва Главнокомандования, высшее оперативное объединение советских Вооружённых Сил в 1930-е годы, предназначавшееся для выполнения самостоятельных оперативных и стратегических задач. АОН состояла из управления с частями обеспечения, нескольких отдельных бригад бомбардировочной авиации, крейсерских истребительных эскадрилий и полка стратегической воздушной разведки… Командующий АОН подчинялся непосредственно наркому обороны и пользовался правами командующего войсками округа. С февраля 1936 до июня 1938 было создано 3 АОН с боевым составом 340–360 самолётов каждая…»{235}.
Силы большие, однако, участвуя в войне с Финляндией, 1-я армия своего «особого назначения» не оправдала, а потому вскоре после завершения кампании все три АОН были упразднены, их соединения вошли в состав вновь образованной Дальней бомбардировочной авиации.
28 марта 1940 года капитан госбезопасности Королёв был назначен начальником особого отдела по Одесскому военному округу, но в сентябре его сменил майор госбезопасности Тутушкин[187], очевидно — как гораздо более опытный сотрудник, начинавший службу в ЧК в 1921 году и с 1930 года работавший в особых отделах.
Королёв же был направлен в Северо-Кавказский военный округ, меньший по размерам и по численности войск. Если в Одесском округе к началу войны было, кроме всего прочего, тринадцать стрелковых, четыре танковые, две моторизованные, три кавалерийские и пять авиационных дивизий, то в Северо-Кавказском — всего только одиннадцать стрелковых и две кавалерийские. К тому же округ был не приграничный, да и ехал туда Николай заместителем начальника особого отдела. Ну и что? Какие его годы! Тридцать три! Вряд ли он кому говорил, что это «возраст Иисуса Христа» (товарищи могли не так понять), но, очевидно, сознавал, что всё ещё впереди…
С началом Великой Отечественной войны на базе приграничных военных округов создавались фронты (исключением стал Одесский военный округ, где была сформирована 9-я армия, вскоре включённая в состав Южного фронта), а на базе «тыловых» округов — армии. Уже в июле 1941-го на Московское направление, на дальние подступы к столице — в районы Витебска, Рудни, Смоленска, стали прибывать из Северо-Кавказского округа соединения и части 19-й армии, которой командовал генерал-лейтенант Конев, недавний командующий войсками округа. 19-я армия вошла в состав Западного фронта.
Маршал Советского Союза Конев не любил вспоминать события тех дней. Даже в своих мемуарах он их обходит молчанием. Но мы можем сказать, что «в начале Смоленского сражения (до 20 июля) гитлеровцы добились серьёзного успеха. Войска Западного фронта (за исключением левофланговой 21-й армии), оказавшиеся в крайне тяжёлом положении, вынуждены были отступить… 19-я армия генерала И.С. Конева, ещё не успевшая сосредоточиться и развернуться, не смогла сдержать удары противника под Витебском, отошла к Смоленску и там вела бои совместно с 16-й армией. Дивизии 3-й немецкой танковой группы продвинулись на 150 км… В то же время 2-й немецкой танковой группе удалось продвинуться до 200 км…
19, 20 и 16-я армии Западного фронта оказались в оперативном окружении в обширном районе западнее, севернее и восточнее Смоленска»{236}.
В общем, ситуация сложилась такая, что генерал Конев, с остатками своих войск, с трудом сумел выйти из окружения, и армию спешно формировали вновь. Вот тогда, 2 августа, особый отдел 19-й общевойсковой армии возглавил полковник Королёв — это звание он получил в июне, когда военная контрразведка ещё входила в состав НКО на правах 3-го Управления. В сентябре же он будет переименован в майоры госбезопасности. Уточним, что по штату в особом отделе общевойсковой армии было 56 сотрудников — коллектив немалый.
Старинная пословица гласит, что «за одного битого двух небитых дают». 16 августа войска Конева начали наступление на Духовщинскую группировку противника. «Действия 19-й армии были частью фронтовой операции, разработанной штабом маршала Тимошенко[188]. Одновременно с наступлением в районе Духовщины войска Резервного фронта под командованием маршала Жукова проводили Ельнинскую наступательную операцию. Обе они закончатся в сентябре. Потери обеих сторон были примерно равны. Немцы уступят Ельню, Ярцево, Батурино и другие населённые пункты. Продвижение фронтов окажется незначительным. Немцы удержат оборону, но потеряют нечто бблыпее — уверенность в том, что война в России завершится, как обещал фюрер, быстро и триумфальной победой в Москве»{237}.
Но и для Красной армии решающие победы были ещё впереди…
«Войска 30, 19, 16 и 20-й армий 1 сентября перешли в наступление, но у них не хватило сил и средств, чтобы сломить сопротивление врага. За девять дней упорных боёв они продвинулись лишь на несколько километров. 10 сентября маршал Б.М. Шапошников[189] передал командованию фронта указание Ставки прекратить атаки и перейти к обороне на занимаемых рубежах»{238}.
А чем в то самое время занимался начальник особого отдела армии? Как мы уже говорили, одной из важнейших задач, решаемых в то время военными контрразведчиками, была борьба с дезертирами — точнее, с дезертирством, как явлением. И вот — уникальный документ, свидетельствующий о том, что относительно этого вопроса мы имеем весьма смутное представление — разъяснение Главного военного прокурора о порядке ареста дезертиров и лиц, вернувшихся из плена:
«Дезертиров и лиц, вернувшихся из плена, особые отделы вправе арестовывать без предварительной санкции прокурора. Однако при дальнейшем производстве следствия аресты эти должны оформляться санкцией ВП[190], разумеется, при наличии к тому оснований.
Лица, сдавшиеся в плен без сопротивления, являются изменниками, и только поэтому подлежат строжайшей ответственности, не говоря уже о том, что среди возвращающихся из плена немало завербованных фашистами для шпионской и диверсионной работы.
Лица, вернувшиеся из плена, могут быть освобождены от ответственности лишь в том случае, если следствием будет доказано, что они попали в плен, находясь в беспомощном состоянии, и не могли оказать сопротивления и что они из плена не были отпущены противником, а бежали или были отбиты нашими войсками (партизанами)»{239}.
В общем, всё должно было осуществляться в рамках закона. Хотя и сурового, но всё равно… Часто говорится о том, что подвергались репрессиям все попавшие в плен, однако из этого документа, подписанного дивизионным военным юристом — специальное звание, соответствующее званию комдива или старшему майору госбезопасности — Носовым[191], следует, что не «попавшие», но сдавшиеся в плен. Есть разница? А таковых людей, к сожалению, в начале войны оказалось огромное количество.
Но вот что пишет в своей книге «На рубеже исторических перемен» участник тех самых событий генерал-лейтенант Иван Лаврентьевич Устинов:
«В армейской среде, в том числе у командного состава, ещё длительное время сохранялось состояние неуверенности в способности вести успешные бои с сильным и наглым противником, в правильности принимавшихся решений. Только ожесточённые, а потом и победные бои под Москвой придали советским воинам уверенности в разгроме захватчиков»