Тихоокеанский флот активно содействовал войскам 25-й армии, наступавшим на корейском приморье. К исходу 10 августа части армии овладели городом Кейко (Кён-хын) и начали преследовать противника, отходившего по дорогам вдоль восточного побережья Кореи. Командующий флотом адмирал И.С. Юмашев[227] принял решение, одобренное Маршалом Советского Союза А.М. Василевским[228], на высадку десантов в Юки, Расин и Сейсин, чтобы помешать отходившим войскам противника переправиться морем в Японию»{292}.
Вместе с десантами следовали оперативные группы ОКР «Смерш» Тихоокеанского флота — их задачей был розыск сотрудников и агентуры японских спецслужб, захват оперативных документов.
Михаил Крыгин входил в состав оперативной группы, которой была поставлена задача захватить японскую военно-морскую миссию в Сейсине <ныне — Чхонджин, Северная Корея> и её руководителя капитана 1 ранга Ми-нодзума[229]. Группа была включена в первый эшелон десанта.
«Особенно ожесточённые и кровопролитные схватки развернулись за порт Сейсин — укреплённую с моря и оборудованную в инженерном отношении военно-морскую базу японского флота. Первая группа советских десантников (около 200 человек) смогла захватить лишь небольшой плацдарм на побережье. Японцы провели мощную контратаку, которая едва не достигла успеха. Лишь мужество советских морских пехотинцев спасло положение. Бои продолжались здесь ещё несколько дней. Но в конечном итоге Сейсин был освобождён. Японскому командованию так и не удалось эвакуировать на территорию метрополии сколько-нибудь значительные контингенты войск»{293}.
Старший лейтенант Михаил Крыгин погиб в первые сутки боёв за Сейсин.
«13 августа 1945 года началась высадка десанта. Катер, на котором находился Крыгин, в силу сложившихся обстоятельств подошёл к берегу в стороне от основных сил десантников.
Михаилу вместе с бойцами пришлось прорываться к своим через хорошо оборудованный укрепрайон японцев. Силы были неравные, и Крыгин приказал оставшимся в живых десантникам отходить к гавани, а сам, собрав оружие и боеприпасы погибших, остался прикрывать отход. В неравном бою он пал смертью храбрых. Контрразведчик с честью выполнил долг чекиста и своими действиями обеспечил успех операции по овладению военно-морской базой противника. Хотя Михаил Крыгин погиб в первый же день боёв за Сейсин, задание по захвату миссии и аресту Минодзумы было выполнено. Выполнено его товарищами. Прах героя покоится в братской могиле на одной из центральных улиц Сейсина»{294}.
В наградном листе написано так: «Тов. Крыгин принимал непосредственное участие в высадке десантного разведывательного отряда в порт Сейсин. Вместе с отрядом принимал участие в боях против японских захватчиков. В бою тов. Крыгин показал пример бесстрашия и мужества, увлекая за собой бойцов разведотряда, 12 раз ходил в атаку на врага. В боях с японскими захватчиками, борясь за свободу и независимость нашей Родины, тов. Крыгин пал смертью героя 14 августа 1945 года».
…Известно, что японцы (есть у них такие «боевые» традиции) искололи тело погибшего штыками, вырезали на нём кровавые звёзды…
В биографическом словаре «Герои Советского Союза» допущена неточность — там написано:
«…старший лейтенант Крыгин во главе разведгруппы 13 августа 1945 года высадился в порту Сейсин… Группа заняла разведывательный центр противника и захватила ценные документы. Увлекая за собой бойцов, Крыгин 12 раз водил их в атаку на врага»{295}.
Нет, к сожалению, никаких разведцентров группа Кры-гина не занимала и документы не захватывала — просто эти парни геройски дрались и погибли в неравном бою, отвлекая на себя силы противника и тем самым помогая десанту. Оперативную работу за них выполнили другие, их товарищи. Эти ребята — такие же молодые, как Михаил Крыгин, которому всего-то было двадцать семь лет, сумели обнаружить, задержать и полностью изобличить аса шпионажа Минодзуму и всю его «команду». А ведь никто не знал не только того, где искать этого таинственного резидента, но даже и то, как он выглядел.
«Как классической пример розыскной работы можно привести масштабные оперативные мероприятия по розыску начальника японской венно-морской миссии в городе Сейсине капитана 1 ранга Минодзумы Дзюндзи. Работавшая в Сейсине опергруппа не обнаружила ни одного документа, проливающего свет на работу миссии и лично Минодзумы. Однако при осмотре принадлежащей ему квартиры, среди мусора, было обнаружено несколько частных писем…»{296}
Найденные письма прямого отношения к Минодзуме не имели, их писала официантка, его обслуживавшая, но это оказалось той «ниточкой», потянув за которую контрразведчикам постепенно удалось раскрутить весь «клубок». Одного за другим задерживали они сотрудников миссии, получали информацию, уверенно шли по следу — и, в конце концов, капитан 1 ранга, остриженный и обритый, переодетый в штатское, с документами на чужое имя, был опознан в лагере для беженцев в Гензане… Чтобы облегчить свою участь, «потомственный самурай» поспешил «сдать» находящихся вместе с ним в лагере двух агентов японской разведки и пятерых сотрудников своей миссии — в том числе шифровальщицу… Но это, в конечном итоге, не спасло его от вполне заслуженной «высшей меры» по приговору советского трибунала.
Можно также уточнить, что «с августа 1945 г. по январь 1946 г. оперативными сотрудниками ОКР “Смерш” ТОФ в Корее было задержано и проверено 1695 человек, из них 62 арестовано, 62 передано органам “Смерш” НКО и 33 — органам НКГБ СССР»{297}.
Но всё это было уже потом, после той скоротечной войны и после капитуляции Японии. Однако разгром войск агрессивного дальневосточного соседа отнюдь не был бы таким молниеносным, если бы не героизм личного состава Красной Армии и Красного Военно-Морского Флота. А первые подвиги в этой войне — такие, как подвиг старшего лейтенанта Михаила Крыгина, — явились тем камертоном, что сразу настроил советских воинов на быструю и решительную победу, скорейшее завершение Советско-японской и всей Второй мировой войны.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 2 сентября 1945 года был установлен День победы над Японией — 3 сентября.
А менее чем через две недели, 14 сентября, старшему лейтенанту Михаилу Петровичу Крыгину было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
«ПОСЛЕДНИЙ БОЙ — ОН ТРУДНЫЙ САМЫЙ» Александр Иванович Матвеев
Утром 22 июня 1941 года первому секретарю Запорожского горкома комсомола Украины Александру Матвееву позвонили из областного комитета — и звонок этот напрочь изменил всю его жизнь. Нет, разумеется, всё переменила война, а вызов в обком являлся следствием того. Матвееву было приказано немедленно прибыть в Одессу, в особый отдел Одесского военного округа…
Пять дней спустя, после короткой подготовки, он уже именовался старшим оперативным уполномоченным особого отдела 253-й стрелковой дивизии.
30 июля Матвеев впервые увидел немцев. Так получилось, что из-за поломки транспорта они с комиссаром полка и политотдельцем из дивизии оказались посреди степи, а мимо шли прорвавшиеся танки, затем — колонна мотоциклов. Гитлеровцы сидели по трое, в расстёгнутых мундирах с засученными рукавами, и у них был вид победителей. Александр упёр свой ППШ диском в кочку и, подпустив передний мотоцикл метров на 30–40, прицелился. Очередь! Мотоцикл перевернулся, на него наскочил другой, на дороге образовалась «куча мала» — кто-то падал, кто-то в испуге бежал прочь… Всё произошло за считанные секунды, ведь в бою диск на 71 патрон расходуется очень быстро.
Потом они укрылись на поле посреди подсолнухов, а немцы стреляли наугад, но видеть их не могли и никого не задели… В тот день Матвеев понял, что фашистов можно бить. Но главные бои были, разумеется, ещё впереди.
Вот что когда-то рассказывал нам Александр Иванович:
«Ещё в августе на Днепре, когда мы занимали оборону в районе населённого пункта Балки, был получен приказ любой ценой задержать продвижение противника. Ежедневно шли исключительно тяжелые бои, наши позиции непрерывно атаковали танки, самоходки, артиллерия, пехота… В конце концов мы выдохлись, противник обнаглел: немцы подошли к нашим позициям вплотную, началась рукопашная. “Ну что ж, Саша, теперь настала наша очередь”, — сказал мне комиссар полка Слесаренко. Он поднял Боевое Знамя полка — и нас всех как ветром вынесло из окопов, была такая драка, что трудно себе представить. Всё перемешалось! Дрались, чем могли — винтовками, автоматами, сапогами, кулаками, душили друг друга, били головой о камни… Наконец немцы не выдержали, побежали, а мы их преследовали километров, наверное, 6–7. Причём они бежали, мы — за ними и не стреляли, вот что интересно! Стремились догнать и доколотить… Но потом они выдвинули танки, и нас немножко отрезвило. Как видите, мы и в 41-м году не всегда драпали…»{298}
Так начиналась для него война. А ведь был Александр человеком сугубо штатским. Родился он 28 июня 1916 года в бедной крестьянской семье в деревне Верховине Новоладожского уезда Петроградской губернии — в то время, когда ещё гремела Первая мировая война, а Российская империя, ведомая слабым «кормчим», шла к своему неизбежному концу… Революция открыла новые возможности для широких народных масс — нужно было хотеть и не лениться, чтобы этими возможностями пользоваться.