По возвращении в Ташкент он, разумеется, окунулся в ту же самую рутину тылового округа — формирование частей и соединений для действующей армии. Хотя насчёт «рутины», это ещё как сказать… Войск на территории САВО формировалось много, в том числе и национальные воинские части. К примеру, в Казахстане были созданы 3 кавалерийские и 2 отдельные стрелковые бригады, в Киргизии — по 3 кавалерийских и стрелковых дивизии, в Туркмении — 2 кавалерийские дивизии и 2 стрелковые бригады, а в Узбекистане — 5 кавалерийских дивизий и 10 стрелковых бригад. И ведь в любом из этих соединений, среди тысяч патриотов, мог оказаться какой-нибудь негодяй, который начнёт подзуживать сослуживцев — мол, зачем нам ехать воевать за Россию, что русские сделали для нас, чтобы нам за них умирать? Национализм никогда не был конструктивной идеей, хотя порой выглядит достаточно привлекательно и кружит слабые головы, а потому гитлеровские спецслужбы делали на него особую ставку — кстати, не без успеха.
«Противник также обратил повышенное внимание на национальные районы СССР, где им были запланированы мероприятия по провокации вооружённых выступлений в тылу. Немцами были осуществлены переброски вооружённых отрядов и групп в Калмыкию, Казахстан, на Северный Кавказ, в Крым…»[216]
Но, насколько нам известно, подобных вооружённых выступлений в период Великой Отечественной войны не произошло, в чём, очевидно, основная заслуга принадлежит военной контрразведке тыловых округов и территориальным органам безопасности…
Гитлеровцы, стремившиеся к мировому господству и повсеместному установлению своего «нового порядка», пытались использовать и достаточно, скажем так, «нестандартные» методы войны. Поэтому летом 1941 года на всей территории СССР развернулась операция с экзотическим названием «Войсковая юрта». В таковой связи дивизионный комиссар Железников давал сотрудникам особого отдела САВО следующие указания:
«Имеющиеся в распоряжении НКГБ СССР агентурные и следственные данные свидетельствуют о том, что иноразведки, особенно германская и японская, в своей подрывной работе против СССР большое внимание уделяют вопросам бактериологической диверсии.
В то же время агентурно-оперативная работа особых отделов по этой линии до сих пор не организована так, чтобы своевременно вскрывать замыслы и предупреждать действия шпионско-диверсионных групп и организаций, насаждаемых иноразведками для осуществления бактериологической диверсии»[217].
Сегодня всё это может показаться экзотикой (ведь не произошло же тогда ничего подобного!), но в то время имелись реальные оперативные данные о подготовке немцев к использованию отравляющих веществ и бактериологического оружия. Например, перед самой войной, в июне 41-го, из НКГБ и НКВД Украины шли в Москву такие сообщения:
«…известно, что германская разведка снабжает свою агентуру культурами бактерий эпидемических болезней, которые заделываются в различные лекарственные препараты и средства для тайнописи. <…>
В районе Сажина имеются заводы, вырабатывающие отравляющие вещества. <…>»[218]
А вот несколько более поздние сведения, относящиеся, можно сказать, к другой эпохе — к октябрю 1941 года, когда война была уже в полном разгаре. Разведчики Особого отдела НКВД 16-й армии сообщали:
«Со слов населения, немцы заявляют, что если советские войска не перестанут стрелять из орудий „РС“[219], то они будут пускать газы.
Последнее время все немецкие солдаты имеют при себе постоянно противогазы, чего раньше не наблюдалось <…>»[220].
Можно понять, что вермахт и спецслужбы рейха готовились даже к такому развитию событий — с применением средств, давно уже запрещённых всяческими международными конвенциями.
Готовились, но ни газы, ни отравляющие вещества применить не решились. Помешали советские спецслужбы. Сначала ими была получена вышеприведённая информация (здесь она представлена далеко не вся!). Естественно, в войсках Красной армии была проведена соответствующая работа для организации защиты от этих средств. А затем, через возможности внешней разведки, эта информация была доведена до сведения англо-американской прессы, в которой появились соответствующие материалы о — простите за этот штамп! — «коварных планах гитлеровцев». Это вызвало возмущение не только широких слоёв населения, но и предупреждение со стороны «верхушки» наших союзников, что в случае применения отравляющих веществ на советско-германском фронте они, те же англичане, расконсервируют свои склады ядовитых газов, что сохранились со времён Первой мировой войны. Предупреждение было принято к сведению. Рисковать гитлеровцы не стали, а потому и операция «Войсковая юрта» была постепенно свёрнута — за ненадобностью…
Всё-таки главные испытания для генерал-майора Железникова были ещё впереди — 29 апреля 1943 года он был назначен начальником Управления контрразведки «Смерш» Брянского фронта. Войсками фронта тогда командовал генерал Рейтер[221], но в начале июня его сменил генерал Попов[222].
Время это было самое напряжённое — противостоящие стороны готовились к решающей битве.
В июне 1943 года командующий группой армий «Центр» генерал-фельдмаршал фон Клюге[223] писал в телеграмме, адресованной в ОКХ:
«…нам не избежать на Восточном фронте русского наступления. Так или иначе мы должны будем когда-нибудь покончить с ними. Для этого имеются три возможности…»[224]
Далее, соответственно, фельдмаршал рассматривает эти варианты действий вверенных ему войск — «чисто оборонительные на всём Восточном фронте», «отражение русского наступления группой армий „Юг“ и нанесение отвлекающего удара из Орловской дуги» и, наконец, приоритетный вариант: «проведение наступления по плану „Цитадель“ группировкой сил, установленной приказом и в основном уже созданной. Это решение является, по моему мнению, наилучшим. Оно вынудит противника попасть под удар наших клещей. Само наступление будет развиваться быстро благодаря наличию крупных танковых сил в обеих группах армий. Имея большой размах, оно неизбежно вовлечёт в свою орбиту основные силы всех русских войск, в том числе находящиеся севернее Орла. В случае удачи оно должно принести максимальный успех…»[225].
План операции «Цитадель» «фюрер германской нации» Адольф Гитлер утвердил ещё 15 апреля. Фельдмаршал фон Клюге не был сторонником этого решения, но что теперь он мог сделать? Приказы, как известно, не обсуждаются.
Кстати, в том самом оперативном приказе германской ставки от 15 апреля 1943 года особый интерес для нас представляют следующие положения:
«2. Необходимо:
а) Как можно надёжнее обеспечить внезапность и прежде всего оставить противника в неведении относительно дня наступления. <…>
7. В целях сохранения тайны ознакомить с намерениями только абсолютно необходимых лиц, расширяя их круг лишь постепенно и как можно позже. На этот раз в любом случае надо добиться, чтобы в результате неосторожности или небрежности противнику не стало что-либо известно о наших намерениях»[226].
Но скрыть свои грандиозные планы гитлеровскому командованию не удалось. Маршал Советского Союза Василевский[227], тогдашний начальник Генерального штаба, вспоминал:
«Советской военной разведке удалось своевременно вскрыть подготовку гитлеровской армии к крупному наступлению в районе Курского выступа с использованием в массовом масштабе новейшей танковой техники, а затем и установить время перехода противника в наступление. <…>
Анализируя многочисленные разведывательные данные о характере предстоящих действий врага и о его подготовке к наступлению, фронты, Генеральный штаб и Ставка всё больше склонялись к идее перехода к преднамеренной обороне…»[228]
Прочее нас в данный момент не очень интересует. Главное, что противник пытался утаить свои замыслы, но не сумел. Однако хотелось бы уточнить: информация о планах гитлеровского командования поступала не только от военной разведки, но и от внешней разведки НКВД.
Генерал-лейтенант Вадим Алексеевич Кирпиченко[229], первый заместитель руководителя советской внешней разведки, рассказывал нам, что «Джон Кернкросс[230] в конце апреля, за два с лишним месяца до начала Курской битвы, передал в Москву полную информацию о том, что немецкое наступление начнётся в начале июля. Это была дешифровка телеграммы в Берлин немецкого генерала фон Вейхса[231], который готовил немецкое наступление на юге от Курска, в районе Белгорода. В телеграмме было совершенно точно указано, какими силами немцы предпримут наступление, когда, какие силы будут действовать от Орла, какие — от Белгорода, какая новая техника будет введена. Было обозначено расположение немецких полевых аэродромов и т. д., и т. п. …
Но информация проверялась десятки и десятки раз! Начальник Генерального штаба Василевский дал указание проверять её через резидентуры ГРУ, войсковую разведку, Центральный штаб партизанского движения, 4-е Управление НКГБ, занимавшееся разведывательно-диверсионной работой в тылу у немцев»[232].
В общем, наше командование знало о планах гитлеровского командования и готовилось выдержать удар чудовищной силы, остановить неприятельские войска, а затем самим перейти в контрнаступление. Однозначно, наши спецслужбы переиграли противника… Но тут возникает вопрос: а так ли благополучно было всё у нас самих? Имел ли противник какое-то представление о планах и намерениях советского командования? И вот — свидетельство историка: