«УКР „Смерш“ Брянского фронта изучало в июне 1943 г. причины „утечки“ информации о предстоящих наступательных операциях. Результаты расследования начальник фронтового управления контрразведки генерал-майор Н. И. Железников незамедлительно сообщил Военному совету и в ГУКР НКО „Смерш“. Судя по тексту докладной записки, наблюдалась плохая маскировка в районах сосредоточения войск, особенно это касалось артиллерии. В итоге противник подверг авиаудару боевые позиции 7-го и 2-го артиллерийских корпусов. Контрразведчики установили и явные просчёты в работе штаба фронта. В частности, вопрос о скрытности всех подготовительных действий решался формально, не было даже разработано плана маскировки. Вместе с тем Н. Железников признал и недостатки в оперативном обслуживании штабов, а также факты, когда не удалось предотвратить переход на сторону врага некоторых военнослужащих — изменников Родины»[233].
Вот что конкретно писалось по этому поводу в донесении Железникова:
«Как установлено (агентурным путем), противнику стало известно о подготовляемой операции из допросов наших перебежчиков (изменников Родине) и захваченных пленных (красноармейцев) при проведённой им частной операции на участке 63-й армии, где разведкой боем противником было захвачено 11 человек красноармейцев»[234].
Пусть не смутит это читателя: мол, что за нелепость, Красная армия наступает, гонит врага с родной земли, а кто-то из её бойцов переходит на сторону противника? Пока ещё не обречённого, но близкого к тому… Так вот, случаи дезертирства и даже перехода на сторону противника происходили до самого финала войны. Причин тому много, они разные — хотя бы надежда попасть в плен к союзникам, чтобы скрыться от ответственности за преступления, совершённые на советской земле. Примеры тому можно увидеть в сообщении, направленном генерал-майором Железниковым в ГУКР «Смерш» НКО 3 августа 1943 года, в то время, когда войска Брянского фронта участвовали в Орловской стратегической наступательной операции, известной под кодовым наименованием «Кутузов»:
«Арестован бывший старшина 16-й гв. танковой бригады — Монаенко Александр Фёдорович, 1906 г. рождения.
В 1938 г., работая на Рыбинском авиазаводе, Монаенко был связан с резидентом немецкой разведки Васениным, которому передавал ценные сведения о количестве выпущенных авиамоторов, за что получил вознаграждение — 2500 руб.
В 1942 г., будучи призванным в РККА, добровольно перешёл к немцам, был перевербован и с разведцелью заброшен в тыл Красной армии.
Выполняя задание, устроился на службу в гвардейскую танковую часть, где собирал сведения о наличии танков, их боеспособности и готовился перейти к противнику, но был арестован. <…>
Арестован Сафронов Дмитрий Макарович, 1908 г. рождения. В 1941 г., находясь в Красной армии в 420-м артполку 13-й армии, добровольно сдался в плен противнику, бежал из лагеря к своей семье в дер. Кривцово Брянского района и через некоторое время добровольно поступил на службу в немецкую полицию.
Будучи полицейским, притеснял гражданское население, заставлял выполнять все грабительские налоги немецкого командования. <…>»[235]
В том же сообщении говорится, что за время «активных боевых действий», начавшихся 10 июля, из частей Брянского фронта дезертировало 32 человека, арестовано «за изменнические намерения — 81, за дезертирство — 86».
Можно предположить, что «за изменнические намерения» задерживали в основном не самых умных и опытных, но тех, кто посвящал в свои сомнения чуть ли не всех и каждого. Люди же тёртые и битые хранили всё в себе, общались лишь с себе подобными… Нет смысла объяснять, насколько опасен переход бойца на сторону противника. Контрразведчики понимали, что следует действовать на упреждение — и так возникла идея проведения оперативно-чекистских мероприятий под кодовым названием «Измена Родине».
Об итогах их проведения начальник УКР «Смерш» Брянского фронта докладывал 19 июня 1943 года комиссару госбезопасности 2 ранга Абакумову. Объектами для проведения операции были выбраны 415-я и 356-я стрелковые дивизии 61-й армии и 5-я стрелковая дивизия 63-й армии, «наиболее поражённые изменой Родине» (суровая формулировка!), из которых только в мае 43-го перешли на сторону противника 23 военнослужащих.
Для операций, которые проводились 2 и 3 июня в полосе обороны сначала 415-й, а затем 356-й дивизий (операция в полосе обороны 5-й дивизии проходила 2 июля), были отобраны наиболее надёжные люди из разведчиков и штрафников, а также офицеров Смерша. В спецсообщении приводятся даже характеристики некоторых из них — в подтверждение тщательности отбора:
«Юрин, 1917 г.р., уроженец Челябинской обл., русский, б/п, образование среднее, женат. В Красной армии с 1938 г., имеет два ранения. В окружении и плену не был. В штрафную роту направлен после суда за членовредительство в декабре 1942 г. (взрывом модернизированного взрывателя оторвало один палец). Проявил себя как один из лучших красноармейцев, дисциплинированный и инициативный. При личном знакомстве произвел впечатление серьёзного, умеющего выполнить ответственное здание».
Вот так судьба у человека повернулась… Ну, это для примера. А далее следует конкретное описание операций, представляющих интерес как «малоизвестные страницы войны»:
«2 июня 1943 г. в районе обороны 415-й сд действовали первая и вторая <группы>. 3 июня с.г. в районе обороны 356-й сд действовала третья группа.
Операция первой группы (разведчики) 415-й сд.
2 июня с.г. в 4.00 группа после сосредоточения на исходном рубеже подползла к немецкому проволочному заграждению, встала и, подняв руки, начала искать проход в проволочном заграждении.
Немцы сразу же заметили идущих и стали звать их к себе. Три немца во главе с офицером вышли навстречу разведчикам, сблизившись с группой у проволочного заграждения на 30 м. Разведчики забросали подошедших немцев гранатами, уничтожив трёх немцев, без потерь вернулись обратно.
Отход группы поддерживался огнём из всех видов оружия.
Операция второй группы 415-й сд (штрафники).
2 июня с.г. в 3.00 группа сосредоточилась на исходном рубеже в 100 м от противника, недалеко от нашего проволочного заграждения.
В 4.00 двумя партиями по два человека, с поднятыми руками, пошли к проволочному заграждению, один из первых держал в руках белый лист бумаги, означавший немецкую листовку.
При входе к проволочному заграждению немцев группа увидела двух немецких солдат, которые начали указывать место для прохода через заграждение.
Группа, пройдя немецкое проволочное заграждение, заметила, что от последнего к немецким траншеям идут два хода сообщения и в траншеях группу ожидают около 20 немецких солдат.
При подходе к скоплению немцев на 30 м группа забросала немецких солдат гранатами. И после использования всего запаса гранат, под прикрытием артиллерийского и минометного огня, отошла в наши окопы.
При отходе два человека из группы получили лёгкие ранения и сейчас находятся в строю.
Операция третьей группы 356-й сд (разведчики).
3 июня с.г. в 3.00 группа вышла с исходного рубежа и дошла до проволочного заграждения немцев, где была встречена одним немецким солдатом, который их остановил словом „хальт“.
Когда старший группы назвал пароль для перехода — „штыки в землю“, немец стал показывать дорогу к проходу, находясь от группы в 20 м.
В это время он был забросан гранатами, а группа вернулась в свои траншеи.
По группе был открыт противником огонь, однако никто из неё ранен не был.
Все группы поставленные перед ними задачи выполнили отлично, никаких происшествий за время операций не случилось.
Поставлен вопрос перед Военным советом 61-й армии о награждении участников операций, а также о снятии судимости с группы красноармейцев штрафной роты 415-й сд…»[236]
Опыт был, что называется, взят на вооружение, а информация о «коварных большевиках» мгновенно разлетелась по всему германскому фронту. В результате этого гитлеровцы нередко встречали подлинных изменников автоматным огнём, что серьёзно поубавило количество желающих «искать счастья» за линией фронта.
Понятно, что и у спецслужб противника были свои хитрости. К примеру, они достаточно активно использовали в своих интересах детей, проживающих на оккупированных территориях — где-то в возрасте от 8 до 14 лет. Для выполнения разведывательных заданий отбирали отнюдь не юных пионеров, но разного рода беспризорников, отдавая предпочтение «уголовно-хулиганскому элементу». «На сознательность», естественно, не давили, зато использовали принцип материальной или какой-то личной заинтересованности.
Вот — типичный тому пример, хотя и относящийся ещё к 1941 году:
«5 августа с.г. в районе скопления наших войск во время выбрасывания ракет были задержаны 12-летний Хомиков Петр и 15-летний Андреев Иван, которые на допросе показали, что ракеты им дали немцы, показали, как их пускать, предварительно угостили вином и сладостями, а затем указали место перехода на территорию расположения Красной армии.
Хомиков и Андреев заявили, что немцы обещали им по возвращении дать деньги, угостить сладостями, вином и катать на машине, а если они не выполнят их поручения, то арестуют их родителей»[237].
Почему мы сейчас о том вспоминаем? А потому, что Николаю Ивановичу не раз пришлось иметь дело с подобными юными диверсантами — в ходе войны их уже стали готовить в абверовских разведшколах. Известен случай, как вскоре после окончания сражения под Курском, 1 сентября 1943 года, в Управление контрразведки «Смерш» Брянского фронта заявились два мальчишки, 13-летний Петя Маренков и 15-летний Миша Кругликов, сказавшие, что они — немецкие диверсанты, пришли сдаваться и в качестве доказательства представили парашюты, на которых были сброшены в советский тыл. Задача у них была простая: подбрасывать взрывчатку, закамуфлированную под куски угля, в тендеры паровозов. А так как в разные районы, прилегающие к железной дороге, были сброшены три