«Правда о СМЕРШе» генерала ИвановаЛеонид Георгиевич Иванов
Младший лейтенант госбезопасности (это соответствовало армейскому званию «старший лейтенант») Леонид Иванов, заместитель начальника отделения секретно-политического отдела Черновицкого областного управления НКВД Украины, встретил Великую Отечественную войну на границе с Румынией, страной, которая ещё в ноябре 1940 года присоединилась к оси Рим — Берлин — Токио. На пограничную заставу в Галиции Иванов прибыл для подготовки к переброске на ту сторону агента. Надо же было знать, что происходит у союзника агрессивной гитлеровской Германии.
Вечером 21 июня Леонид сказал начальнику заставы, что у него тут одновременно и служба, и курорт — красота и тишина. Пограничник отвечал, что, к сожалению, тишина эта ненадолго, и действительно, ранним утром следующего дня застава вступила в бой. Контрразведчик тоже стрелял по пытавшимся перейти границу румынским солдатам, вместе с пограничниками вжимался в землю при налётах бомбардировочной авиации противника. Застава дралась несколько дней и ночей, не пуская врага на советскую территорию…
К сожалению, ни номера той заставы, ни фамилии начальника, ни даже её местоположения сегодня уже не узнать. Зато в документах сохранилось описание боевых действий 79-го пограничного отряда НКВД с 22 июня по 2 июля 1941 года — отряд этот также дислоцировался на румынской границе, в легендарном Измаиле. В общем-то, везде было примерно одинаково:
«22 июня 1941 г. в 4 час. 30 мин. по пограничным нарядам и всем подразделениям отряда с румынской стороны внезапно был открыт ружейно-пулемётный, миномётный и артиллерийский огонь.
Немедленно перед всеми подразделениями границы была поставлена задача занять оборону и до выяснения обстановки огня не открывать. <…>
В 5.00 с румынских пунктов … по подразделениям отряда, а также по населённым пунктам … дополнительно был открыт артиллерийский огонь из орудий крупного калибра.
В ответ на огонь противника пограничные подразделения, части КА <Красной армии> и ДВФ <Дунайской военной флотилии> открыли ответный огонь по огневым точкам противника, а также по румынским пикетам, румынской погранохране и войскам. С этого времени завязался бой на советско-румынской границе на участке 79-го пограничного отряда.
Несмотря на поддержку с воздуха и бомбёжку с самолётов противника, огневые точки противника, румынские пикеты, расположенные в непосредственной близости к границе, нашим огнём были уничтожены, а уцелевшие небольшие группы войсковых частей противника обратились в бегство, найдя себе убежище в плавнях…»[293].
Примерно так… Иванов готов был и дальше сражаться в рядах пограничников, но из Черновцов ему пришёл приказ возвращаться в управление. Пришлось подчиниться. Однако сразу по прибытии он подал рапорт с просьбой перевести его в военную контрразведку, на фронт, чтобы быть на передовой, продолжать своими руками бить врага. Просьба его была уважена, и Леонид получил предписание прибыть в особый отдел Одесского военного округа. 14 июля он приехал в Одессу, которая тогда, до первой бомбёжки, что произойдёт очень скоро, казалась совершенно мирным городом и очень ему понравилась. Хотя городов за свои без малого 23 года он повидал совсем немного, потому как парень был деревенский, из бедной семьи.
Подробности своего рождения Леонид Георгиевич описал в книге «Правда о Смерше», которую мы будем неоднократно цитировать:
«Я родился при форс-мажорных обстоятельствах, во время налёта банды Антонова[294] на село Чернавка в Тамбовской губернии 18 августа 1918 года. Мать моя, заслышав крики и выстрелы, поспешила с поля домой, но не дошла — я помешал ей своим появлением на свет прямо во дворе отцовского дома.
Село Чернавка — одно из крупнейших сёл Тамбовской губернии…»[295]
Был он в семье шестым ребёнком — кроме него, у родителей было ещё две дочери и три сына. Тамбовская земля была «оскудевшая», урожаи давала очень небольшие, хотя народ и трудился от восхода до заката, так что и Леонид, насколько он себя помнил, всё время работал на земле — и в Чернавке, и позже, когда в середине 1920-х годов семья перебралась в райцентр Инжавино, бывший, по сути, большим селом. Тяжело было, голодно: конфеты он первый раз в жизни увидел в подарке, который всем школьникам вручали 7 ноября 1927 года, в честь 10-летия Октябрьской революции. А школьникам стали бесплатно давать чечевичный суп и сладкий чай… Но главное, что в школе можно было получать знания, заниматься спортом и посещать драмкружок — то есть реально готовиться к новой жизни.
Окончив с отличием школу, Иванов поехал в Москву и без экзаменов был зачислен в Академию связи имени В. Н. Подбельского[296]: связь казалась делом новым и перспективным. Однако закончить обучение не удалось: в январе 1939 года Леонид был приглашён на беседу к оперработнику НКВД, который сказал, что органам требуются образованные и идейно убеждённые молодые люди. Тогда было принято решение призвать в НКВД порядка восьмисот коммунистов и комсомольцев с высшим образованием и студентов, причём Москва по этой разнарядке должна была набрать сто человек.
А далее — годичная учёба в школе НКВД, которую Иванов, как и среднюю школу, окончил с отличием. Приказом наркома Берии он, как единственный отличник, получил звание младшего лейтенанта госбезопасности, на ступень выше прочих — другие вышли сержантами госбезопасности (это соответствовало лейтенанту РККА), и получил предложение работать в Управлении НКВД по Москве и Московской области. Чувствовал он, что ли, что в столице ещё наслужится в будущем, или хотелось «боевой романтики», но вскоре он, практически вместе с нашими войсками, совершавшими освободительный поход на территории Бессарабии и Северной Буковины, прибыл в Черновцы. Службу в областном управлении НКВД начал помощником оперуполномоченного, через два месяца стал старшим опером, а в конце того же 1940 года — заместителем начальника отделения. За это время Леониду не раз приходилось сталкиваться и с боевиками ОУН, Организации украинских националистов, и с тесно сотрудничавшими с оуновцами агентами и сотрудниками Абвера, немецкой военной разведки и контрразведки. То, как свистят над головой пули, он услыхал задолго до 22 июня 1941-го. Правда, тогда чаще стреляли из-за угла, а вот в первый день войны Иванов вступил уже в открытый бой…
В сторону Одессы с территории Румынии наступала 4-я румынская армия, которая ни по своей подготовленности, ни по уровню боевого духа не могла сравниться с «немецкими товарищами» — войсками группы армий «Юг» вермахта. Румыны отставали. По этой причине «5 августа в глубоком тылу противника началась оборона Одессы. Город защищали войска Отдельной Приморской армии и часть сил Черноморского флота, объединённые 19 августа в Одесский оборонительный район…
Приморская армия в начале обороны города была малочисленной. В августе она состояла лишь из двух стрелковых и одной кавалерийской дивизий. Затем была сформирована ещё одна — 421-я стрелковая дивизия. В состав армии вошли также два полка морской пехоты и несколько отрядов моряков-черноморцев общей численностью 8 тыс. человек. На 20 августа войска района насчитывали 34,5 тыс. человек…
Захват Одессы немецко-фашистское командование возложило на 4-ю румынскую армию, в составе которой на 10 августа имелось 12 дивизий и 7 бригад. К 20 августа она была усилена ещё пятью румынскими пехотными дивизиями.
Противник пытался взять город с ходу, но все его атаки были отражены. После 15 августа враг перешёл от наступления по всему фронту к нанесению ударов на флангах — с северо-востока и северо-запада. Однако контрударами защитники Одессы сорвали и эти его атаки»[297].
Численность 4-й румынской армии со всеми усилениями составляла порядка 340 тысяч человек. По законам войны один обороняющийся солдат равен трём наступающим, но даже и при таком условии перевес в силах у противника был просто чудовищный.
Зато, как мы уже сказали, боевой дух румынского воинства был невысок.
Вот информация, полученная Особым отделом НКВД Южного фронта:
«…было установлено, что румынские солдаты переживают острую нехватку хлеба и что общее настроение румынские солдат — в бой не ходить.
Среди румынских солдат, и главным образом командного состава, имеются факты разложения, мародёрства, грабежа.
В разговоре румынские солдаты высказывают большую боязнь вступать в бой с советскими войсками…»[298].
Одесса менялась на глазах. В результате немецких бомбардировок были уничтожены и повреждены несколько важных для жизнедеятельности города зданий и объектов, в том числе выведен из строя водопровод, так что возникли трудности с питьевой водой. На улицах появились баррикады и противотанковые ежи, витрины магазинов были закрыты мешками с песком. Там, где недавно фланировали беззаботные одесситы, теперь строем проходили пехотинцы, моряки, ополченцы.
Когда возникла угроза окружения города, было принято решение об эвакуации особого отдела округа, зато в Одессе формировался особый отдел Приморской армии, в составе которого было предложено остаться добровольцам. Иванов вызвался одним из первых. В этом особоргане он оперативно обеспечивал узел и полк связи. Вот что вспоминал Леонид Георгиевич:
«Мне, как имевшему незаконченное образование связиста, довелось заниматься диверсантами, активно нарушавшими связь. Устойчивая радиосвязь в то время ещё не была широко распространена, гораздо шире использовалась связь проводная, когда телефонный кабель поддерживался шестами. Что стоило человеку пройти вдоль кабеля и повалить поддерживающие его шесты? Это не требовало ни особого умения, ни специальных инструментов, ни ловкости. А воинская часть, оставшаяся без связи, представляет из себя боевую единицу весьма условно. Приходилось задерживать и диверсантов-одиночек, и группы, работавшие и под крестьян-косцов, и под военнослужащих, и под связистов. Большинство из них не ждало от задержания ничего хорошего и оказывало вооружённое сопротивление»