Контрразведчики пришли к выводу, что, скорее всего, этого бойца следует искать в 194-м запасном полку, куда поступали солдаты по мобилизации и после ранений, перед отправкой в боевые части. И вскоре, действительно, нашли там и вещмешок, и его хозяина. Подозрения усилило то, что скрепки в красноармейской книжке бойца были сделаны из нержавейки, как на немецких документах.
А далее, по рассказу генерала Иванова, дело обстояло так:
«Солдат заявил на допросе, что находился в военном госпитале в Тамбове, где лечился после осколочного ранения в ногу. Следы от ранения действительно были. Поинтересовались, что собой представляет здание госпиталя в Тамбове, на каком этаже он лежал. Предложили назвать номер палаты, имена медсестёр и тому подобное. На все вопросы подозреваемый дал ответы. Срочно по ВЧ запросили сведения из Тамбова. Как и ожидалось, всё рассказанное „красноармейцем“ было вымыслом…»[330]
Разоблачённый агент рассказал и про других членов группы. Причём одного из них ни он, ни прочие диверсанты не видели — он был закрыт от всех них плащ-палаткой. Хотя было известно его имя — Михаил и звание — капитан.
Но, как вспоминал Леонид Георгиевич, и этого оказалось достаточно:
«Мы отправились в отдел кадров нашей 5-й ударной армии: „Да, — подтвердили нам, — капитан Михаил такой-то…“ — и приметы назвали, добавив: „Часа два назад он уехал к месту назначения!“ Оказалось, его назначили офицером в оперативный отдел 32-го корпуса! Там он вполне мог получить данные о предстоящем наступлении — сроки, силы и т. д., потом выехать на передний край под видом рекогносцировки и перейти линию фронта. Мы туда, к штабу корпуса — смотрим, он едет на подножке… Ну и схватили его! А двоих оставшихся, это были диверсанты, взяли в засаде в районе важного стратегического объекта. Они отстреливались, одного мы ранили и захватили обоих. Вот так, всего за восемь дней! Командующему доложили — он меня наградил орденом Отечественной войны I степени. Сам пришёл в отдел, вручил, расцеловал, поздравил, чуть-чуть отметили»[331].
Всё это происходило где-то в августе 1944-го, в то самое время, о котором блистательно написал Владимир Богомолов[332] в своём знаменитом романе…
А в сентябре в жизни Леонида Иванова произошло событие совершенно иного плана… Началось наступление, на станции Весёлый Гай он — усталый, несколько дней небритый, страдавший от приступа малярии — стоял у теплушки, в которой ехал особый отдел, охраняя доски, которые раздобыли в качестве нар. И вдруг подходит младший лейтенант и говорит: «Дяденька, а дяденька! Мы едем в товарном вагоне, а нар нет. Дайте нам кусочек, нары сделать!» Леонид так растерялся, что пробормотал что-то типа: «Вы что, Устав забыли? Как обращаетесь к старшему по званию?», а младший лейтенант показала ему язык, сказала: «Подумаешь, майор!» — и убежала…
И так эта, как описал младшего лейтенанта Иванов, «симпатичная блондинка с добрым открытым лицом и необычно яркими голубыми глазами», запала ему в душу, что отыскал он её по дороге в Польшу, а поженились они с Полиной Ивановной в Берлине, уже в мае 1946 года, и счастливо прожили вместе более шестидесяти лет.
…Но пока ещё была война — освобождение Польши, бои на территории фашистской Германии, штурм Берлина… Как начальник отделения, майор Иванов возглавлял оперативную группу сотрудников ОКР «Смерш» 5-й ударной армии, задачей которой был поиск и задержание главных военных преступников в районе Рейхсканцелярии. Однако к тому времени эти главные преступники уже навсегда избежали земной ответственности. Контрразведчики обнаружили труп Геббельса, очень много важных документов и личных вещей главарей нацистского режима.
2 мая Леонид скромно расписался на стене рейхстага: «Л. Иванов из Тамбова». Но ещё до того он выполнил своё последнее боевое задание в Великую Отечественную войну — входил в оперативную группу контрразведки «Смерш» 1-го Белорусского фронта, обеспечивавшую безопасность процедуры подписания Акта о безоговорочной капитуляции фашистской Германии.
«В Карлхорсте я отвечал за внешнюю безопасность здания, где проходила торжественная процедура подписания капитуляции. Хоть и недолго, ведь я был при исполнении, но и мне посчастливилось быть в том зале, где проходило подписание. Был я в тот психологически очень яркий момент, когда в зал вошёл фельдмаршал Кейтель[333] и его делегация. Я обратил внимание, что при входе в зал члены немецкой делегации быстро переглянулись. Дело было, наверное, в том, что выразительный ковёр, которым был покрыт зал, был взят из кабинета Гитлера. Они, конечно, сразу его узнали и соответственно среагировали. Сам Кейтель пристально вглядывался в волевое лицо маршала Жукова, наверное, пытаясь запомнить своего победителя. Г. Жуков был абсолютно спокоен, внимателен, точен в движениях и эмоциях»[334].
Вот так — приняв свой первый бой на западной границе в первую военную ночь, Леонид Георгиевич присутствовал при том моменте, когда была официально поставлена последняя точка в Великой Отечественной войне.
Впрочем, для него самого война продолжалась ещё долго — разве что пули над головой пролетали гораздо реже, но и такое впоследствии случалось. До 1950 года он служил на территории Германии — по линии военной контрразведки, затем получил назначение в Управление контрразведки МГБ по Киевскому военному округу, после чего проходил службу в центральном аппарате 3-го Главного управления МГБ — МВД — КГБ. С августа 1959 года руководил особыми отделами КГБ по Прибалтийскому военному округу, Южной группе войск, Киевскому и Московскому военным округам — важнейшим структурным подразделениям Советских Вооружённых сил. Об этой работе есть что рассказать интересного, но, к сожалению, до сих пор нельзя — по многим объективным причинам. Кстати, в мае 1962 года Леониду Георгиевичу было присвоено звание «генерал-майор».
С сентября 1980 года по июль 1986-го он проходил службу в представительстве КГБ СССР при МВД Народной Республики Болгарии. По возвращении в Союз вышел в отставку. За время своей службы он был награждён орденом Красного Знамени, двумя орденами Отечественной войны I степени и орденом Отечественной войны II степени, четырьмя орденами Красной Звезды и орденом «За службу Родине в Вооруженных Силах СССР» III степени. Ему было присвоено звание «Почётный сотрудник госбезопасности».
В начале 2000-х годов генерал-майор Иванов написал книгу воспоминаний «Правда о Смерше», предварив её в качестве эпиграфа словами А. С. Пушкина из письма П. Я. Чаадаеву: «Ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог её дал».
Леонид Георгиевич Иванов ушёл из жизни 19 февраля 2015 года.
Вот что вспоминает генерал-майор Василий Афанасьевич Кириллов:
— Леонид Георгиевич был человеком исключительно принципиальным, профессионально хорошо подготовленным… И, кстати, он был изумительный собеседник! Всегда находил тему для разговора. Когда мы, Совет ветеранов, приходили к нему на день рождения — его сыновья накрывали стол, он каждый раз обязательно нам что-нибудь новое рассказывал. Какой-нибудь маленький эпизодик, что-то, что не вошло в его книгу «Правда о Смерше». Но, к сожалению, он очень много унёс с собой — не всё рассказывал, не обо всём говорил…
Помню, когда ему уже было лет 95, мы с ним встречались с курсантами — будущими военными контрразведчиками. Полный зал курсантов был, он поднялся на трибуну — он с палочкой ходил в последнее время — и ровно час им рассказывал, как он воевал, где был, что делал… «Вы — будущие военные контрразведчики, и на вас будут смотреть, как на представителей органов государственной безопасности», — это он подчёркивал особо. Ровно час он простоял около трибуны, в 95 лет, и ни разу даже не присел, хотя ему и предлагали стул. Такие у него были воля и настойчивость…
И ещё — это был очень добрый человек по своей натуре, доброжелательный, и люди к нему относились не только с большим уважением, но и по-настоящему его любили. Такого человека нельзя было не любить!
Двенадцатое апреляОлег Генрихович Ивановский
Помните пронзительную фразу из романа Константина Симонова[335] «Живые и мёртвые», определившую его название: «Никто из них ещё не знал, что вынужденная остановка у моста, разрезавшая их колонну надвое, в сущности, уже разделила их всех, или почти всех, на живых и мёртвых»[336]?
В судьбе Олега Ивановского такой разделительной чертой оказалось направление на учёбу 12 апреля 1941 года.
Вообще, эта дата, 12 апреля, имела в жизни Олега Генриховича особое значение. Во-первых, как он сам вспоминал, «этот день подарил ему жизнь»; во-вторых, как известно, это День космонавтики… Но обо всём по порядку.
Родился Олег в Москве, 18 января 1922 года. Отец его происходил из семьи обрусевших поляков, у матери мама была русской, а папа — финн. Такой вот «интернационал». Его детство и юность проходили в посёлке Тайнинке, близ Мытищ, в кооперативе «Пролетарий»; при доме был участок с огородом, на котором приходилось работать по-серьёзному. Однако гораздо больше, нежели крестьянский труд, мальчика привлекали конструирование, моделирование и тому подобные «созидательные» занятия. В 7-м классе он записался в авиамодельный кружок, мечтая стать авиационным конструктором, в 9-м — в аэроклуб, желая подняться в воздух, однако близилось окончание школы, следовало готовиться к сдаче выпускных и вступительных экзаменов…
Но поступать тогда не пришлось: по окончании школы Олегу было уже 18 и он подлежал призыву в ряды РККА — никаких отсрочек не было. Впрочем, тогда служ