.
Подобный рассказ в различных вариациях можно найти и у ряда других авторов, но вот что смущает: тренировки перед поездкой в Тегеран лучше было бы проводить не в Виннице, а где-нибудь на территории Турции, союзной Германии — условия и обстановка гораздо более соответствуют «оригиналу»; за персидскими коврами совсем не обязательно ехать в Иран — их можно найти у состоятельных людей, проживающих гораздо ближе… Ладно, не будем вдаваться в подробности, об этом и без нас много написано, но всё же «Длинный прыжок» напоминает большую «страшилку», в которую в качестве главного «пугала» приплели «человека со шрамами», только что сумевшего похитить из рук восставших итальянцев их неудачливого «дуче» — Бенито Муссолини[503]. Можно полагать, что «страшилка» подействовала…
Вот только не нужно считать, что на иранской территории в то время царили «тишь да гладь да Божья благодать». Там и без Скорцени головорезов хватало.
«В середине 1943 года резидентура информировала Центр, что в результате оперативных мероприятий, в том числе путём внедрения в профашистские организации надёжной агентуры, „выявлено более 200 наиболее значительных членов ‘Голубой партии’, вскрыты основные её филиалы в Тегеране, Резайе, Миане, Тавризе, Керман-шахе, Ардебиле“. Конкретную помощь в этом деле, наряду с другими, оказал иранский полковник, будущий генерал, наш агент Хан, который по заданию резидентуры внедрился в „Голубую партию“ и во многом содействовал выявлению её членов, разоблачению их деятельности. В августе того же года были арестованы 167 активистов этих организаций, но до конца 1943 года „Голубая партия“ и „Меллиюне-Иран“ оставались мощной силой, враждебной антигитлеровской коалиции и союзнической политике в Иране»[504].
И вот о чём можно сказать. «Большую роль в ликвидации агентурной сети гитлеровских тайных служб в Иране сыграли действующие с нелегальных позиций помощники наших кадровых разведчиков. Благодаря им к осени 1943 года было обезврежено несколько сот гитлеровских шпионов, диверсантов и террористов, ликвидированы пункты радиосвязи резидентур Абвера и службы безопасности с их центрами в Берлине. Особенно отличилась группа из семи-девяти юных подпольщиков, которую в тегеранской резидентуре назвали „лёгкая кавалерия“. Её возглавлял выдающийся разведчик-нелегал Геворк Андреевич Вартанян[505], ставший Героем Советского Союза.
Это Г. Вартанян и его „лёгкие кавалеристы“ обнаружили в конце лета 1943 года сброшенную на парашютах гитлеровской службой безопасности в районе города Кум (семьдесят километров от Тегерана) и пробравшуюся в иранскую столицу группу из шести радистов-диверсантов и помогли её обезвредить. Считают, что провал этого авангарда команды, предназначенной для проведения террористических акций, заставил впоследствии отказаться Канариса и Кальтенбруннера[506] от попытки организовать нападение на „Большую тройку“ в Тегеране»[507].
«Архивные дела внешней разведки беспристрастно свидетельствуют о результативности работы „семёрки“: за пару лет с её помощью было выявлено не менее 400 лиц, так или иначе связанных с германскими разведслужбами. Понятно, что „кавалеристы“ действовали по наводкам резидентуры, однако иной раз они самостоятельно выходили на немецких пособников и сообщали о них своим кураторам из резидентуры.
Примитивное снаряжение и юный возраст участников группы сослужили неплохую службу: объекты наблюдения, как правило, не обращали внимания на велосипедистов и уж никак не могли предположить, что какие-то мальчишки следят за ними. Между тем было именно так. Военное время, помимо прочего, диктовало свои, подчас жестокие требования, и „кавалеристам“ не раз приходилось идти на риск и участвовать в острых акциях»[508].
Так что в Иране было очень неспокойно…
А чем в это время занимались бойцы 131-го полка? Можно сказать, они выполняли «демонстративно-представительские» функции — и это было очень важно для решения общей задачи. Объясняем подробнее, и вот выдержки из того же отчёта Шестого управления — раздел первый «Работа по охране в Тегеране»:
«Охрана на аэродроме
Охрана на аэродроме была осуществлена силами оперативного состава Шестого управления НКГБ и офицерским и красноармейским составом 131-го полка войск НКВД.
Охрана на трассе
<…> На каждый участок был назначен начальник из начальствующего состава Шестого управления НКГБ, помощником начальника каждого участка был назначен офицер 131-го полка.
Сотрудники негласной охраны были одеты в штатское платье и выставлялись на посты по тротуарам улиц, у переулков, выходящих на трассу, и на углах перекрёстков и площадей с интенсивным движением транспорта.
Главная войсковая охрана выставлялась парными постами в военной форме с повязкой на руке „КП“ („комендантский патруль“) на всех перекрёстках с интенсивным движением транспорта, а также между перекрёстками по тротуарам с интенсивным движением публики.
На случай необходимости вмешательства вооружённой силы были созданы резервные войсковые группы (по отделению автоматчиков на автомашинах), дислоцировавшиеся в переулках вблизи охраняемой трассы. <…>
Охрана территории посольства СССР в Иране
Охрана территории посольства СССР в Иране осуществлена также силами негласного оперативного состава Шестого управления НКГБ с привлечением сержантского и красноармейского состава войск НКВД. <…>
У главных ворот с внутренней стороны охраняемого объекта был дислоцирован один парный круглосуточный оперативный пост в штатском… В помощь оперативному составу были выделены два парных красноармейских поста с внешней и внутренней сторон главных ворот и один парный офицерский пост с внешней стороны. <…>»[509]
Нет сомнения, что рослые, физически крепкие, да ещё и с красными повязками (на Востоке ценят символы!) бойцы-пограничники, стоящие на улицах, у ворот посольства и т. д. оказывали успокаивающее воздействие на всякого рода «нестабильный элемент» — и это была их главная задача. Вспомним, как в том же Тегеране толпой фанатиков был убит Грибоедов[510]! Если бы у ворот посольства толпу встретил жандармский пост, то всё, возможно, могло быть по-иному…
Или ещё проще: когда шпана видит постового милиционера, она обычно успокаивается. Вот и здесь — бойцы 131-го полка исполняли роль «постовых». А по более серьёзным противникам профессионально сработали бы сотрудники охраны, которые были в штатском и окружающим в глаза не бросались. Охрана первых лиц — дело тонкое! И… закрытое.
Но что в то время делал и где был подполковник Николай Кравченко?
Этого никто не знает.
Зато известно, что Постановлением Совета народных комиссаров № 190 от 21 февраля 1944 года ему было присвоено воинское звание «генерал-майор». Хотя, вроде, генеральский мундир Кравченко, по распоряжению Сталина, надел уже в Тегеране. Иосиф Виссарионович, как председатель Совнаркома, мог давать такие распоряжения, понимая, что наркомы поддержат его единогласно.
«Существует версия, что благодаря деятельности Н. Г. Кравченко удалось установить реальный источник проникновения ещё не задержанных немецких диверсантов через водоотводные каналы английского посольства, расположенного по соседству с нашим представительством.
Такое положение создавало возможность быстрой атаки со стороны террористов на троицу, часто гулявшую по территории советского дипломатического представительства или восседавшую на лавочках для фотографирования или отдыха после дискуссий на конференции.
Как бы там ни было, по одним данным, за одну ночь подполковника переодели в генеральский мундир — то ли пошили, то ли подогнали по фигуре, по другим — доставили самолетом из Москвы через двое суток»[511].
Честно говоря, версия эта (равно как и прочие, время от времени появляющиеся) вызывает большое сомнение. Мы читали подробный отчёт, подписанный заместителем начальника Шестого управления НКГБ (фамилия не указана) — там во все тонкости вникали, вплоть до системы регулирования уличного движения! А потом приходит подполковник из Смерша и заявляет: «Ребята, а вы что, про люки на территории посольства забыли?» И все тут же «прозревают», спешно докладывают товарищу Сталину (иначе как бы он узнал про допущенную ошибку и заметил Кравченко?) — вот, мол, мы прохлопали! — и вождь принимает беспрецедентное решение, сопоставимое с последующим присвоением звания «майор» старшему лейтенанту Гагарину.
Верховный ни орденами, ни генеральскими звёздами не разбрасывался. Значит, подполковник действительно совершил нечто выдающееся. Но что?
Узнать об этом очень хотел и генерал-лейтенант Устинов. Впрочем, когда он делал первые «подходы» к генералу Кравченко, он был всего только майором, а Николай Григорьевич, приметив его как толкового сотрудника, понемногу ему «ворожил». Иван Лаврентьевич вспоминает:
— В начале 1950-х годов мы вместе трудились в Управлении контрразведки МГБ по Группе войск в Германии. Я был секретарём партийной организации, а он — первым заместителем начальника Управления. Порядочный человек был! Осталось у меня о нём очень положительное впечатление… Общение у нас постоянно было, доверительное. Но когда я хотел добыть у него хоть какие-то материалы по Тегеранской конференции — ничего не получилось! Убеждал его: «Вы хоть расскажите мне, как партийному руководителю — чего вы от меня скрываете?» — «Иван Лаврентьевич, не могу! Нельзя!» Тот же вопрос я ему задавал, будучи уже руководителем 3-го управления, но и тогда не добился откровенного с ним разговора… Видимо, он давал письменное обязательство скрыть истину. Когда он незаслуженно пострадал — я его выручал, даже возглавил комиссию по реабилитации, — мне бы после этого его ещё раз спросить, да вот, не успел! Не получилось… Потом я связывался с его сестрой — не оставил ли он каких-либо записей? Нет, ничего не оставил… А ведь всё знал!