Из всех стихийно появившихся крестьянских заступников, умевших договариваться с «панами», прославился «хатунской мужик» (крестьянин Хатунской дворцовой волости) Иван Салков. Все знали его даже не по имени, а только по прозвищу. Он сумел сколотить небольшое войско, с которым охранял своих же крестьян как от карательных отрядов царя Василия, так и от мародеров, ездивших без дозволения из тушинского войска. Своей славой Салков в глазах современников сравнялся с небезызвестным Хлопком, в голодном 1603 году разбившим царское войско под Москвой. 26 октября 1609 года Салков, действуя совместно с ротмистром Анджеем Млоцким, нанес чувствительный удар по московскому правительству. Им был разбит отряд коломенского воеводы Василия Федоровича Литвинова-Мосальского, везший обозы с продовольствием из Рязани[392]. Отряды Салкова подходили даже к Николо-Угрешскому монастырю. Тогда опять понадобился князь Дмитрий Михайлович Пожарский, так как другие воеводы справиться с мятежником не могли. Как свидетельствует «Новый летописец», отряд князя Пожарского обнаружил салковское «воинство» на Владимирской дороге и нанес ему сокрушительное поражение на речке Пехорке. С поля боя вместе с Салковым сумели ускакать на конях всего тридцать человек, но уже через несколько дней они вынуждены были присягнуть царю Василию Шуйскому[393].
Большую часть царствования Василия Шуйского, кроме нескольких месяцев 1608 года, князь Дмитрий Михайлович прослужил в Москве. Он участвовал в боях с тушинцами около Москвы или в подмосковных волостях, но заметных именных назначений у него было мало. Попытка отправить его на воеводство в Коломну провалилась и окончилась громким местническим спором. В Москве князь Дмитрий Пожарский узнавал об успехах войска князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского. Весной 1610 года объединенное войско из ратных людей князя Михаила Скопина и наемных сил во главе с Якобом Делагарди и другими иноземными офицерами вошло в столицу. Молодого представителя рода князей Шуйских приняли как будущего царя, что и сыграло роковую роль в его судьбе. В череде пиров, последовавших после вступления его рати в Москву, полководец получил отравленную чашу от своих недоброжелателей. Боярин — победитель Тушинского вора и последняя надежда Русского государства — умер 23 апреля 1610 года.
В начале 1610 года князь Дмитрий Михайлович Пожарский был отправлен на воеводство в Зарайск. В условиях начавшегося распада Тушинского лагеря царь Василий Шуйский укреплял наконец-то освободившуюся от врагов дорогу от Москвы к Коломне и далее через Зарайск к Переславлю-Рязанскому, а также всю линию обороны по Оке. Если учесть прежние службы князя Дмитрия Михайловича, то можно прийти к выводу, что его назначение стало продолжением его сложившейся «специализации» по обороне столицы с юго-востока.
Крепость Николы Заразского, или Зарайск, куда был назначен на воеводство князь Дмитрий Михайлович, как и Коломна, обладала каменными укреплениями (они были построены в 1531 году). Зарайск был важным пунктом в обороне южной границы и рязанских земель от татарских нашествий. К концу XVI столетия этот небольшой город с крепостью и острогом насчитывал на посаде около 200 дворов[394]. Статус служилых людей, назначавшихся на службу в Зарайск, был невелик — это были осадные головы. Так, например, в октябре 1597 года на службу в Зарайск был назначен Семен Беклемишев (дальний родственник князя Дмитрия Пожарского по жене), а через какое-то время его отставили и отправили служить «с городом»[395]. В царствование Бориса Годунова была проведена реформа «берегового разряда», новые опорные пункты сбора войска были выдвинуты дальше к Дикому полю, а крепости Коломны и Зарайска потеряли свое прежнее стратегическое значение. В течение всего Смутного времени осадные головы в Зарайск не назначались, пока сразу в статусе воеводы там не оказался князь Дмитрий Михайлович Пожарский. Рядом с ним воеводами в соседние города были назначены представители знати — князь Федор Тимофеевич Долгорукий в Рязань, боярин князь Михаил Самсонович Туренин в Коломну, окольничий князь Григорий Петрович Ромодановский в Каширу и князь Иван Михайлович Одоевский в Серпухов[396].
Назначение в город Николы Зарайского, где сложился культ почитания местного образа святого Николая Чудотворца, было символичным для князя Дмитрия Михайловича. В его родовом селе Волосынине (Мугрееве) тоже располагалась деревянная шатровая Никольская церковь[397]. Не случайно, что у князя сложились особые отношения со священником главного собора в Зарайске протопопом Дмитрием Леонтьевым. Эта дружба очень помогла зарайскому воеводе сохранить свою небольшую крепость как островок пусть относительного и неустойчивого, но спокойствия в бушевавшем вокруг море политических перемен. В первую очередь сказывалось соседство с Рязанью, где правил думный дворянин Прокофий Ляпунов, собиравший силы для свержения с трона царя Василия Шуйского и готовый ради этого вступить в союз с оказавшимся в Калуге самозванцем. После смерти князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского Ляпунов напрямую обратился в Зарайск, прислав туда своего племянника Федора Ляпунова. Но Пожарский сделал то, что он делал всегда: остался верен присяге и, видимо, стал отговаривать Ляпунова от попыток объединения со сторонниками «Вора». Он еще раз доказал свою лояльность царю Шуйскому, когда от несчастливого самодержца отвернулись уже почти все.
Когда в Зарайске узнали о сокрушительном поражении правительственной армии под Клушином 24 июня 1610 года, начались волнения. По примеру соседней Коломны и других городов здесь готовы были всем «миром» снова присягнуть самозваному царю Дмитрию Ивановичу. К тому же хотели склонить и Пожарского: «И придоша ж на него всем градом, чтоб поцеловати крест Вору». Воевода, получив благословение протопопа Дмитрия, действовал решительно: он затворился с немногими сторонниками в зарайском кремле и пригрозил, что будет разгонять пушками взбунтовавшихся «мужиков». Но Пожарский не был бы тем Пожарским, которого мы знаем, если бы он ограничился только этим. Приведя толпу к повиновению, он пошел на своеобразный компромисс, уговорив жителей Зарайска пока не присоединяться ни к кому из претендентов, готовых сменить царя Василия Шуйского, а принять присягу тому царю, кого изберут в Москве: «хто будет на Московском государстве царь, тому и служить». Это, видимо, и была в тот момент самая мудрая и дальновидная позиция[398].
Следуя своим принципам, князь Дмитрий Михайлович должен был присягнуть вместе со всеми королевичу Владиславу, избранному на русский престол после сведения с царства Василия Шуйского. Договор Боярской думы с гетманом Станиславом Жолкевским об избрании королевича был заключен 17 августа 1610 года. Князь Дмитрий Пожарский по-прежнему находился на воеводстве в Зарайске, но наводнившие Москву бывшие тушинцы не смогли простить ему последовательной поддержки Шуйского. В боярском списке «119» (1610/11) года рядом с именем стольника князя Дмитрия Михайловича Пожарского сначала было написано «в Зараском», но потом эту помету зачеркнули. В Зарайск на его место был отправлен боярин Никита Дмитриевич Вельяминов, «пущенный» в Думу «при Литве»[399].
Перед тем как лишиться поста зарайского воеводы, князь Дмитрий Михайлович успел спасти рязанского воеводу и будущего организатора Первого земского ополчения Прокофия Петровича Ляпунова. Как мы помним, тот неосторожно «увяз» в Пронске, куда ходил воевать против запорожских казаков. Князь Дмитрий Пожарский во главе отряда из рязанских и коломенских детей боярских (вокруг Зарайска было много их владений) пошел на выручку рязанским городам. Уже сама весть об этом заставила запорожских казаков отойти в Михайлов. Сообразив, что пока князь Пожарский отсутствует в Зарайске, город остался без надежной охраны, Исак Сунбулов вместе с запорожцами решил воспользоваться моментом. Однако Пожарскому удалось сорвать и этот замысел: он упредил нападавших, скрытно вернувшись в Зарайск всего за несколько часов до того, как те приготовились к штурму крепости. Каково же, наверное, было удивление «черкас», когда распахнулись ворота зарайского кремля и они опять увидели воеводу князя Пожарского, недавно оставленного ими в Пронске. По сообщению «Нового летописца», князь Дмитрий Михайлович «выиде из города не с великими людьми и черкас из острога выбиша вон и их побиша». После этого Исак Сунбулов ретировался в Москву, а разбитые «черкасы», как считал летописец, «поидоша на Украину»[400].
Следующий раз в источниках имя князя Дмитрия Михайловича Пожарского появляется в самый трагичный момент боев в Москве 19 марта 1611 года, в «великое московское разоренье». Он сражался на Сретенке, рядом со своими владениями. Быть может, Пожарский был застигнут врасплох и находился на своем дворе, когда московские управители во главе с Александром Госевским решили зажечь столицу ввиду приближения отрядов Первого земского ополчения. А возможно, что князь Дмитрий Михайлович оказался в столице неспроста и должен был соединиться с ополчением после его прихода под Москву. Такое предположение высказывал еще Иван Егорович Забелин, считая, что обговорить возможные действия в столице с Прокофием Ляпуновым князь мог тогда, когда спасал будущего организатора Первого ополчения в Пронске и возвращался оттуда вместе с ним в Рязань. «Пожарский пришел первый, — писал Забелин. — Как он пришел, нам неизвестно. Был ли он передовым всей Рязанской рати, которою предводительствовал Ляпунов, или по общему совету пришел независимо от Ляпунова, как независимый воевода Зарайский, — летописцы не упоминают об этом. Они утверждают только, что к Москве пошли всех городов воеводы. Само собою разумеется, что сам по себе, одним лицом, Пожарский не мог явиться к Москве. Не мог он самовольно оставить воеводство, да и очень небезопасно было тогда ездить без ратных людей. Как бы то ни было, но Пожарский был уже в Москве, и выпала ему завидная доля первому же и нач