я — на испанской реке Мансанарес». Отец, взволнованный этой встречей, не хотел отпускать дорогого друга и звал его к себе в дивизию. Но Рубен, поблагодарив отца, сказал, что он должен остаться со своими пулеметчиками, с которыми они воюют вместе с первых дней войны. Они расстались, пожелав друг другу удачи и с надеждой на новую встречу. Их следующая встреча произошла через 20 лет после окончания войны. Отец вспоминал: «Четвертая встреча с Рубеном Ибаррури состоялась весной 1965 года. Я пришел к нему в мирные дни, после митинга, посвященного разгрому немецко-фашистских войск под Сталинградом. На мраморной плите величавого памятника была прикреплена фотография. Ниже подпись: «Герой Советского Союза Рубен Руис Ибаррури, погиб смертью храбрых под станцией Котлубань». Здравствуй, Рубен! Вот мы и свиделись. Посмотри кругом: земля наша теперь свободна. То, о чем ты мечтал, сбылось, — коричневая чума уничтожена. Вечная память тебе, друг! Вместе с маршалами, генералами, офицерами и солдатами мне выпала честь возложить венок у памятника погибшим защитникам Сталинграда. Это и тебе, Рубен, наш венок».
Девятого сентября был получен приказ Ставки о передаче 13-й гвардейской дивизии в состав 62-й армии, которая сражалась уже на ближних подступах к Сталинграду, и на следующий день дивизия на машинах направилась в район сосредоточения в Средней Ахтубе. Прибыв на место, Родимцев явился с докладом к командующему Юго-Восточным фронтом А. И. Еременко и, получив от него указания о дальнейших действиях, приказал своим подчиненным готовиться к переброске через Волгу.
Положение защитников Сталинграда усложнялось с каждым днем, немцы бросили на штурм семь пехотных дивизий и сотни танков. 14 сентября противник прорвался в центр города, захватив несколько крупных зданий, откуда они получили возможность вести огонь по центральной переправе через Волгу. В тот же день они подошли к Мамаеву кургану (высота 102), а 15 сентября овладели этой высотой, с которой отлично виден весь Сталинград и левый берег Волги, а также обращенным к реке склоном кургана. Переправляться днем в этих условиях стало невозможно. О том, как оценивало сложившееся положение в районе Сталинграда Верховное командование, маршал Советского Союза Г. К. Жуков, вспоминая разговор с И. В. Сталиным в Кремле вечером 13 сентября, писал:
«Вошел А. Н. Поскребышев и доложил, что звонит А. И. Еременко. Закончив телефонный разговор, Верховный сказал:
— Еременко докладывает, что противник подтягивает к городу танковые части. Завтра надо ждать нового удара. Дайте сейчас же указание о немедленной переброске через Волгу 13-й гвардейской дивизии Родимцева из резерва Ставки и посмотрите, что еще можно направить туда завтра, — сказал он А. М. Василевскому.
13, 14, 15 сентября для сталинградцев были тяжелыми, слишком тяжелыми днями. Противник, не считаясь ни с чем, шаг за шагом прорывался через развалины города все ближе и ближе к Волге… Сил с каждым часом оставалось все меньше».
Отец рассказывал, что В. И. Чуйков, назначенный накануне этих событий командующим 62-й армией, вспоминая день 14 сентября 1942 года, говорил, что будь у Паулюса в резерве хоть один батальон, он действительно вышел бы к Волге, захватив при этом центральную переправу. Настал критический момент сражения: немцы стремились во что бы то ни стало пробиться к Волге в центре города, а прижатая к реке, отрезанная от соседей армия Чуйкова должна была удержать плацдарм на правом берегу. В противном случае переправляться войскам, идущим на помощь, было бы просто некуда. В боевом распоряжении № 72 от 14 сентября 1942 года командующий 62-й армией приказал: «К 3.00 15.9.42 13-ю гв. сд переправить в г. Сталинград».
Задача, поставленная дивизии, гласила: 39-му гвардейскому стрелковому полку овладеть высотой 102, а двум другим — 42-му и 34-му очистить город по реке Царице. Один батальон было приказано передать в распоряжение командующего 62-й армией. Как считал Родимцев, целью передачи этого батальона было использование его для охраны штаба 62-й армии, который находился в непосредственной близости от передовой.
Дивизия Родимцева начала переправу в центральную часть Сталинграда в ночь на 15 сентября. Перед ее началом у отца состоялся примечательный разговор с заместителем командующего фронтом генерал-лейтенантом Ф. И. Голиковым, отвечавшим за переброску дивизии. На просьбу отца дать еще один день на подготовку, завершение подвоза вооружений и боеприпасов, получение разведданных Голиков ответил, что в городе остались лишь отдельные очаги сопротивления и начинать переправу необходимо немедленно. Передавать данные о противнике некому, да и ситуация меняется ежечасно, поэтому любая информация сразу устаревает. Помочь обороняющимся артиллерией, в большом количестве сосредоточенной на левом берегу, также невозможно — никто толком не знает, где свои, а где чужие и где проходит передний край. Как вспоминал отец, только теперь обстановка на том берегу начала для него проясняться — медлить уже нельзя было ни часа.
Уже сама переправа дивизии через Волгу под огнем противника стала яркой страницей истории Сталинградской битвы. Отец всегда говорил, что это была не просто переправа, а форсирование широкой водной преграды под воздействием противника, причем без авиационного и артиллерийского прикрытия. Из резервуаров полыхающей нефтебазы горящая нефть растекалась по реке, превращая ее в поток огня. Надо было в буквальном смысле пройти сквозь огонь и воду!
К выбору батальона, который начнет переправу первым, отец отнесся очень серьезно. Он прекрасно понимал, как трудно придется именно тем, кто пойдет первым, и как много будет зависеть от того, насколько удачными будут их действия. Еще за сутки до начала переправы он обсудил этот вопрос с командиром 42-го гвардейского полка полковником И. П. Елиным[82]. Отец, хорошо знавший всех своих командиров батальонов, с удовлетворением отметил, что мнение Елина совпало с его собственным: первым в бой пойдет батальон под номером первым — старшего лейтенанта Червякова. Ему было приказано обозначить ракетами передний край.
Комбат Захар Червяков сражался на фронте с первых дней войны. Это был опытный, грамотный и смелый командир. Бойцы батальона были хорошо вооружены и экипированы. В подразделениях были автоматы, противотанковые ружья и пулеметы. Вместе с первыми частями начинали переправу минометчики и артиллерия — 45-миллиметровые противотанковые орудия. Родимцев понимал: для борьбы с танками этого мало, но вкупе с противотанковыми гранатами и бутылками с зажигательной смесью для городского боя это было уже неплохо. Такими же опытными и подготовленными были командиры и бойцы других батальонов полка. Отец был уверен в этих людях.
Комдив лично руководил погрузкой бойцов и вооружений на катера, баржи и плоты. Едва первые из них отошли от берега, как с противоположной стороны по ним открыли огонь. Вскоре они скрылись из вида в дыму, окруженные водяными смерчами от снарядов и мин. О том, что первые отряды высадились на сталинградскую землю, стало понятно по непрерывной автоматной стрельбе, а чуть позже и по звукам выстрелов противотанковых ружей. Отец вспоминал, что он был озадачен: неужели немецкие танки подошли так близко к Волге в центре города? Или это его бойцы, увлекшись атакой, зашли слишком далеко, что могло обернуться неприятностями в условиях городского боя, да еще и ночью.
Вот что написал о событиях 15 сентября в Сталинграде Г. К. Жуков: «Перелом в эти тяжелые и, как временами казалось, последние часы был создан 13-й гвардейской дивизией А. И. Родимцева. После переправы в Сталинград она сразу же контратаковала противника. Ее удар был совершенно неожиданным для врага. 16 сентября дивизия А. И. Родимцева отбила Мамаев курган».
Задача наступать и очистить от гитлеровцев центр города была поставлена изначально. Это был не случайный порыв, в этом состоял план боевых действий. Накопленный опыт предыдущих сражений подсказывал комдиву единственное решение в схватке с превосходящим противником в стесненном пространстве городских развалин — наступать, используя всю огневую мощь и свежесть своих частей. Просто занять оборону вдоль берега значило не только отдать инициативу врагу, но и обречь себя на гибель. Пассивная оборона уже не могла спасти положение.
Отец вместе со штабом дивизии переправился, когда стало уже совсем светло — около 10 часов утра 15 сентября. Несмотря на сильный обстрел, до другого берега добрались благополучно, лишь один офицер получил ранение. К этому моменту передовой батальон уже вел бой за здание вокзала. Родимцева и его штаб встретили представители НКВД Сталинградской области и провели в свою штольню у речного обрыва, откуда можно было связаться с Еременко. Здесь и расположился первый сталинградский командный пункт 13-й гвардейской. Связи с Чуйковым на тот момент у Родимцева не было.
Немцы, не ожидавшие такого удара, уже утром того же дня бросили в наступление против выбивших их из центра города гвардейцев до двух пехотных дивизий. Разгорелись схватки, переходившие в рукопашную, четыре раза в течение одного дня вокзал переходил из рук в руки, но в конце концов остался за нашими бойцами.
Вскоре после прибытия Родимцева на свой командный пункт к нему прибыл связной от Чуйкова и передал его приказ — явиться на КП армии. Они отправились впятером — Родимцев, адъютант Шевченко, разведчик Войцеховский, автоматчик и связной. Весь путь им пришлось проделать под обстрелом и сильнейшей бомбежкой. Невредимыми дошли только отец и Шевченко. Связной и боец-автоматчик погибли, а тяжело контуженного разведчика пришлось оставить в воронке, чтобы подобрать его на обратном пути. Отец вспоминал, что, когда они добрались до места, вид у них был неприглядный. Это была первая встреча Родимцева с Чуйковым. Оглядев Родимцева, командующий армией произнес: «Вижу, товарищ Родимцев, вам досталось. Ну, что, прочувствовали обстановку в Сталинграде?» — «Вполне», — ответил комдив. Чуйков, вспоминая этот разговор, пишет: «Генерал-майор Родимцев доложил мне, что дивизия укомплектована хорошо, в ней около 10 тысяч человек. Но с оружием и боеприпасами плохо. Более тысячи бойцов не имеют винтовок. Военный совет фронта поручил заместителю командующего фронтом генерал-лейтенанту Голикову обеспечить дивизию недостающим ору